Кавалли рассказал Лауре, когда они проезжали город, что в продолжении целого столетия знатные семьи вели в городе борьбу между собой за первенство. Когда вспыхивали уличные схватки, никто из граждан не решался ходить по улицам без оружия. Ночью и среди белого дня происходили драки, слышались крики и мольбы о помощи.
В конце концов, Содерини, главные соперники семейства Бацци, чьим потомком был герцог Мантуи, в гости к которому направлялись сейчас Сандро и Лаура, были изгнаны из города, а победители ликовали, воздвигая на улицах алтари и с благодарностью преклоняя колени перед изображениями мадонны и святых.
Летописи, повествующие о событиях города, гласили: «Волки и лисицы расплодились в ужасающем количестве, ибо много было заготовлено для них человеческого мяса».
Но всего лишь два года царствовал мир в Мантуе.
Вскоре город наводнился пророками и прорицателями, предсказывающими страшную судьбу знатному и гордому Бацци, восторжествовавшему над врагами.
Старый Гвидо, глава рода Бацци, не верил, что нависло проклятие над его домом, он ничего не хотел слышать о прорицателях и их предсказаниях, велев в шею гнать из города всех незваных пришельцев.
Летом третьего года, последовавшего за победой, в Мантуе произошла страшная трагедия, память о которой до сих пор была жива в народе, спустя много лет. Случившееся люди прозвали «Кровавым венчанием».
Против Гвидо и его сыновей Асторре и Симонетто поднялся племянник главы рода Грифоне. В семействе начались раздоры.
Однако заговор возглавил другой человек — Барано Содерни, родственник одного из изгнанников. Вместе с Грифоне он собрал отряд отчаянных головорезов.
Чтобы добиться от племянника Гвидо преданности и укрепить в нем ненависть к близким, Барано подогрел честолюбие Грифоне, обещая в случае истребления врагов, сделать его полновластным правителем Мантуи. Он оклеветал его жену Зиновию, будто бы изменившую ему с одним из двоюродных братьев мужа, сыном Гвидо, Симонетто.
Мать Грифоне, Атланта, случайно узнала о заговоре, став свидетельницей того, как сын оскорбил свою неповинную жену Зиновию, обвинил ее в измене и клялся отомстить мнимому сопернику. Мать разубеждала Грифоне в измене Зиновии, умоляла не затевать раздора среди родных, но Грифоне ничего не хотел слышать, и тогда Атланта, уведя плачущую из-за нанесенного оскорбления невестку, прокляла сына и скрылась из города, отправившись в свой родовой замок.
Случилось так, что Симонетто заподозрил Грифоне в заговоре против отца. На коленях он умолял Гвидо позволить ему убить главного зачинщика готовящегося нападения — Барано Содерини. Но отец отказал ему в этом. Старый Гвидо доверял своему племяннику Грифоне, подружившемуся с Барано и замолвившему за него слово.
Неожиданное нападение должно было осуществиться без всяких препятствий благодаря хорошо обдуманной хитрости Барано и доверчивости Гвидо. Выступление, назначенное на день свадьбы Асторре со знатной римлянкой Лавинией Колонна, заговорщики продумали до мелочей. Они учли все выгоды и удобства нападения во время пышного пиршества, когда гости, опьяневшие и более-менее безоружные, не будут ожидать беды.
Было принято в расчет и расположение домов всех членов семейства Бацци — дома находились друг от друга в отдалении. Каждый из заговорщиков обязался привести с собой по пятнадцать браво, наемных убийц. Остальные, причастные к нападению, согласились составить стражу. К истреблению были приговорены все прежние враги Со-дерини.
В ночь на пятнадцатое июля, в разгар свадебного пиршества, заговорщики ворвались в дом Гвидо. Под ударами кинжалов пал жених Астор-ре, за ним — его брат Гвидо. Упал, обливаясь кровью, и старый Гвидо. Но многим удалось бежать.
Бывший два года тихим, городок Мантуя в ту бурную ночь оказался залит кровью. Безмерно жестокий и честолюбивый Грифоне не только убил своих старших двоюродных братьев, но и заколол кинжалом укрывшегося под сутаной священника младшего брата, Рудольфе, любимца Гвидо. Кровь брызнула в лицо святого отца. Слуге за одно неосторожно сказанное слово в защиту мальчика он отрубил руку и кончик языка, который прикрепил гвоздем к мизинцу отрубленной руки.
Надежды на то, что Грифоне пощадит женщин и маленьких детей, не оправдались. Несчастным едва удалось спасти свои жизни бегством. Матери прятали детей в шкафах и погребах, под юбками служанок, но дети плачем выдавали себя.
Избегнувшие смерти люди собрали в ближайших окрестностях Мантуи своих приверженцев и на следующий день ворвались в город, где к ним присоединились друзья, слышавшие, что и их ждет кровавая расправа.
Грифоне был настигнут Эузебио, вожаком Бацци, троюродным братом. Эузебио догнал подлого убийцу на ступеньках церкви Сан-Эрколане, где тот хотел укрыться, но не стал пачкать руки кровью своего родственника. Он крикнул приверженцам:
— Эй, кто хочет разделаться с этой дрянью!
И Грифоне упал, окруженный разъяренными людьми.
Возглас Эузебио вдохновил жителей города, и все взрослые мужчины, вооружившись, с яростными криками запрудили улицы, чтобы разделаться не только с Грифоне, но и с остальными. Подростки и женщины помогали им, подавая оружие и держа наготове бинты для перевязки.
Зачинщики бежали.
Атланте, матери Грифоне, дали знать, что происходит в Мантуе, и вместе с Зиновией Атланта поспешила в город. На ступеньках церкви, где когда-то крестили и венчали с Зиновией ее Грифоне, она увидела лежащего смертельно раненного и обливающегося кровью сына. Он еще дышал. Тускнеющие глаза разглядели мать, несколько дней назад проклявшую его. Да, его настигло возмездие за вероломство и предательство близких. А мать…
Упав на колени, Атланта склонилась к сыну:
— Грифоне, ты слышишь меня? Ты уходишь от нас и я, проклявшая тебя, прошу теперь: уходя, прости тем, кто с такой яростью и так ужасно покалечил твое тело. Прости им. Слышишь меня, сын? Прости твоим убийцам и людям, подстрекавшим на убийство… Вот здесь Зиновия, невиновная дочь моя, она прощает тебя, как прощаю я. Прости же и ты…
Грифоне слышал. Веки его дрогнули, но губы были не в силах пошевелиться, хотя напрягалось горло — умирающий пытался что-то сказать. Тело вытянулось… Все было кончено. Полновластным правителем Мантуи он так и не стал, хотя и погубил почти всех близких.
Атланта же, уходя от Церкви и оставляя тело сына на ступеньках, прошла среди почтительно расступившейся толпы со взором, полным горя. Люди склонили головы перед величием души этой женщины.
Картина смерти неизгладимо запечатлелась в душе Лауры. Она была потрясена рассказом Сандро. Смутно мелькали перед ней неясные образы: красивое лицо с тенью смерти и склоненная над ним фигура прекрасной женщины — разве не являла собой Атланта воплощение материнской скорби?
Все случившееся в Мантуе особенно подействовало на девушку после нескольких недель спокойной жизни в поместье Стража Ночи и она долго не могла привести в порядок мысли. Трагическая сцена снова и снова разыгрывалась перед ее мысленным взором. Она снова и снова видела последние минуты Грифоне, видела страдание его матери… И взгляд Атланты, полный горя, оставлял глубокий след в ее душе.
Лаура попросила спутника остановить лошадей у церкви, чтобы увидеть собственными глазами место гибели Грифоне. Ступив на нижнюю ступеньку лестницы, художница сразу же представила свою будущую картину: беспомощно распростертое тело сына и строгую величавую фигуру матери с лицом, полным скорби.
Кавалли, взглянув Лауре в глаза, заметил отблески света, излучаемого образами, неясные очертания которых передались и ему невероятно сильным воображением девушки.
— Я знал, ты попросишь остановиться у церкви, — сказал он.
— И не догадался, что я захочу немного побродить по городу и его окрестностям, чтобы сделать несколько зарисовок этого необыкновенного городка?
— В другой раз — непременно! — пообещал Кавалли. — Но не сейчас.
Девушка вздохнула.
— Ты же в праздничном наряде! — напомнил он.
Лаура еще раз огорченно вздохнула и взобралась в карету.
— Но если хочешь, мы с тобой можем осмотреть дворец Грифоне, — предложил Сандро. — Со смертью его владельца он стал необитаемым. Вся семья убитого живет теперь довольно уединенно в загородном замке, который расположен неподалеку от дома герцога Мантуи, дальнего родственника погибшего старого Гвидо и его племянника Грифоне.
— О, да, мне было бы интересно взглянуть! — загорелись глаза Лауры.
* * *
У великолепного дворца Грифоне с наглухо закрытыми окнами был спущен черный флаг.
— Чтобы искупить грехи сына перед жителями Мантуи, его мать Атланта сделала общедоступными сокровища бесценной библиотеки дворца Грифоне. Любой человек в любое время может прийти в этот необычный дом и отдохнуть душой, погрузившись в чтение. Но полагаю, что лишь художники, поэты и ученые изредка заглядывают сюда, а их в Мантуе не так уж много, однако, я слышал, даже из Венеции приезжают люди, чтобы ознакомиться с библиотекой.
Глубокое волнение охватило Лауру, когда она поднялась на первую ступень прекрасной мраморной лестницы. Казалось, она войдет и увидит во дворце тех, кто сражался за право властвовать над городом, а затем отстаивал его или же, наоборот, плел заговор…
Но залы дворца были пусты. Девушка была потрясена его величием. Комнаты были украшены множеством античных статуй, фресок и картин, среди которых она узнала и кисть Пьеро дел-ла Франческа. Как живые, со стены смотрели на нее портреты предков Грифоне, его самого и Зиновии. Особенно долго задержалась Лаура у портрета Атланты.
В громадный зал, заставленный шкафами, она вошла как в святыню. Покрытые темно-малиновым бархатом стены и ковер на мозаичном полу делали шаги неслышными. Благословенная, чудесная тишина захватила художницу. «А можно ли тишину передать на картине?» — задумалась она.
Страж Ночи рассматривал книги. Здесь были собраны рукописные сочинения философов, юристов, богословов и поэтов на разных языках. На итальянском — Данте, Петрарка, Боккаччо. А сколько на греческом и латыни! Труды по геометрии и алхимии…
Всего же — несколько тысяч томов! Сандро слышал, что Атланта зорко следила за пополнением библиотеки.
Мягким неслышным движением Страж Ночи отдернул темно-гранатовый занавес, на котором выступали тусклыми контурами причудливые рисунки золотканного шитья, — искусное изделие далекой Фландрии.
У стола одинокая фигура склонилась над раскрытой рукописной книгой. Читающий поднял голову и в красивом немолодом человеке с вьющимися волосами, чуть-чуть спустившимися прядью на высокий лоб, Сандро узнал знакомые черты. Боже мой, неужели?..
Кавалли вспомнил. Будучи подростком, однажды он с родителями приезжал в Мантую и видел этого человека. Молодой придворный поэт, о котором ходили слухи, что он без ума от мадонны Атланты. Он и на самом деле боготворил сестру старого Гвидо, отвоевавшего Мантую, Он не мог долго выдержать жизнь вдали от нее и неотступно следовал за госпожой, не отвечавшей ему взаимностью. Как же состарился этот поэт и тонкий ценитель искусств! Впрочем, и он, Сандро, теперь уже не тот подросток.
— Здравствуйте, мессир Бальдассаре, — память не подвела Стража Ночи, он вспомнил имя поэта. — Давно ли вы стали библиотекарем?
Раздался мягкий голос:
— Вот уже десять лет я радуюсь мудрости мадонны Атланты, осчастливившей меня возможностью в любую минуту завести беседу с хранителями мудрости, великими умами прошлого, и не столь древними. Я с удовольствием в который раз перечитываю Петрарку и Бокаччо.
Лаура указала на лежащее возле раскрытой рукописной книги гусиное перо:
— И делаете выписки?
Бальдассаре поклонился:
— Рад приветствовать вас в одной из лучших библиотек республики.
Кавалли поторопился представить друг другу состарившегося поэта и свою спутницу.
— Так я угадала? — напомнила о своем вопросе Лаура.
— Нет, — ответил Бальдассаре, — я не делаю выписки. Я пишу сам. У меня много задуманного. Но когда все это закончу, еще не знаю, а сделать хочу много. Вот начал свои «Эпилоги» и буду писать их медленно, чтобы отделать, отчеканить так, как куют хорошую сталь для клинка. Это тоже должен быть, согласно моему замыслу, меч, только меч сатиры! А пока что я читаю наших славных поэтов. Вот посмотрите, что наметил прочесть сегодня на вечере герцога Мантуи. Два сонета!
Бальдассаре прочитал стихотворение Петрарки:
— «Душа, что делаешь, что мыслишь? Придет ли к нам покой и мир иль вечной жить борьбою?»
Лаура подхватила строчку сонета:
— «Что ждет — темно, сужу сама с собою; Взор дивный скорбен общею бедою…»
Бальдассаре улыбнулся:
— А помните Бокаччо: «Сокрылась доблесть, честь угасала, стала Италия всеобщею женой…»?
На этот раз подхватил Сандро:
— «Кастальских муз не слышно ни одной, о них не мыслят, их не чтут нимало».
— Браво! — Лаура захлопала в ладоши.
Еще недавно она и представить себе не могла Стража Ночи, который читает стихи, но вот, пожалуйста — он знает наизусть Бокаччо!
— Вы чувствуете, синьора, как это сейчас звучит в унисон с нашими сердцами? — голос Бальдассаре дрожал от волнения.
Но ни библиотекарь, ни Лаура, ни даже Страж Ночи, увлеченные разговором, не услышали шороха женского платья и не увидели, как из-за незаметно откинутого полога показалась стройная женщина высокого роста с тонкими чертами лица, в пышной одежде тусклых голубоватых тонов. На светлой парче живописно лежали блестящие каштановые волосы. Никаких лишних украшений, кроме тонкой фероньеры с крупной жемчужиной на лбу в наряде женщины не было. Темные глаза смотрели мягко.
Тихим воркующим голосом она продекламировала конец сонета:
— «Плачь же со мной — жребий наш таков! При благосклонности Фортуны лишь не хватало творчеству оков».
— Здравствуйте, синьоры! Надеюсь, я не помешала вашей беседе? Я люблю этот сонет и помню его наизусть.
На несколько мгновений в библиотеке повисла тишина, которую нарушил стук застежек переплета рукописной книги — это Бальдассаре решил поставить лежавшую на столе книгу на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43