Она питалась одуванчиками и подорожником и не переставая дрожала – с тех пор как дерево чуть было не раздавило ее. Третья дева была совсем крошечная, она пила много кофе и не умела защищаться от злых лесных духов. Однажды она позвала на помощь. Но некоторые козлики разозлились, они уверяли, что никакой Третьей девы не существует и что нечего терять время попусту. И черный козлик сказал: «Ладно, закрыли тему». Смотри, Том. Я поставлю еще один опыт.
Адамберг набрал номер Данглара:
– Капитан, это опять же для ребенка. Жил-был король.
– Так.
– Он влюбился в жену одного из своих генералов.
– Понятно.
– И отправил соперника на войну, зная, что посылает его на верную смерть.
– Так.
– Данглар, как звали этого короля?
– Давид, – ответил Данглар бесцветным голосом, – а генерала, которым он пожертвовал, – Урия. Давид женился на его вдове, и она стала царицей Вирсавией, будущей матерью царя Соломона.
– Видишь, Том, как все просто, – сказал Адамберг сыну, приникшему к его животу.
– Вы это мне, комиссар? – спросил Данглар.
Адамберг вдруг осознал, что голос его помощника по-прежнему лишен всякой жизни.
– Если вы считаете, что я послал Вейренка на смерть, то вы правы, – продолжал Данглар. – Я мог бы заверить вас, что я этого не хотел, поклясться, что у меня и в мыслях этого не было. И что из того? Что дальше? Кто поручится, что я не хотел этого подсознательно, сам о том не догадываясь?
– Капитан, вам не кажется, что мы и так достаточно дергаемся из-за того, что думаем на самом деле, чтобы еще заниматься тем, что могли бы подумать, если бы подумали?
– И все-таки, – еле слышно ответил майор.
– Данглар. Он не умер. Никто не умер. Кроме вас, возможно, раз вы собираетесь агонизировать у себя в гостиной.
– Я в кухне.
– Данглар.
Ответа не было.
– Данглар, возьмите бутылку и приезжайте ко мне. Мы тут вдвоем с Томом. Святая Кларисса пошла пройтись. С дубильщиком, я полагаю.
Комиссар быстро повесил трубку, чтобы Данглар не смог отказаться.
– Том, помнишь мудрую серну, которая очень много читала, но сделала ужасную глупость? Так вот, у нее в мозгах царила такая путаница, что по ночам она сама не могла в себе разобраться. Иногда даже днем. И ни ее мудрость, ни знания не пригодились ей в поисках выхода. Пришлось козликам бросить ей веревку и тянуть изо всех сил, чтобы вытащить ее из болота.
Внезапно Адамберг поднял глаза к потолку. На чердаке что-то приглушенно скреблось. Значит, святая Кларисса продинамила дубильщика.
– Ничего страшного, Том. Это птичка или ветер, если только не шуршание платья, волочащегося по земле.

В целях прочистки мозгов Данглару Адамберг разжег огонь в камине. Он впервые им пользовался, тяга была хорошая, пламя горело чисто, не задымляя комнату. Вот бы ему спалить тут Вопрос без ответа про царя Давида, засоривший мысли его зама, вместе с червем сомнения, проникшим во все зазоры. Войдя, Данглар тут же устроился поближе к огню, рядом с Адамбергом, который вместе с поленьями превращал в пепел его тревогу. Но Адамберг, не признаваясь в том Данглару, сжигал заодно и последние ошметки своей ярости против Вейренка. Увидев двух бандитов из Кальдеза в действии, услышав бешеный голос Ролана, он словно окунулся в прошлое, и картина изуверского избиения на Верхнем лугу неожиданно ярко вспыхнула в его сознании. Ему казалось, что, вынырнув из небытия, эта сцена прокручивается заново у него на глазах. Мальчишка валяется на земле, Фернан давит ему на плечи, Ролан приближается с осколком стекла в руке. Лежать, мудила. Ужас маленького Вейренка, волосы в крови, удар в живот, невыносимая боль. И он, юный Адамберг, неподвижно стоящий под деревом. Многое бы он отдал, чтобы никогда не переживать этого, чтобы незавершенное воспоминание перестало чесаться тридцать четыре года спустя, в одной определенной точке. И чтобы сгорела в этом пламени неотступная мука Вейренка. И если Камилла, подумал он неожиданно для самого себя, может отчасти рассеять ее в своих объятиях, да будет так. При условии, что этот сволочной беарнец не займет его землю. Адамберг бросил новое поленце в огонь и усмехнулся. Их общая с Камиллой земля лежит вне его досягаемости, можно не волноваться.
Ближе к полуночи Данглар, забыв царя Давида и поддавшись умиротворению, исходившему от Адамберга, приканчивал принесенную им бутылку.
– Здорово горит, – сказал он.
– Да. Это одна из причин, почему мне захотелось купить этот дом. Помните камин старой Клементины? См.: Фред Варгас.Игра Нептуна.

Я около него всю ночь тогда провел. Зажигал кончик прутика и рисовал им горящие круги в темноте. Вот так.
Адамберг погасил лампу под потолком, сунул прутик в огонь и принялся чертить им восьмерки и круги в полумраке.
– Красиво, – сказал Данглар.
– Да. Красиво и завораживает.
Адамберг протянул веточку своему заму и, упершись ногами в кирпичный пол камина, стал раскачиваться на стуле.
– Пошлю-ка я к черту третью девственницу, Данглар. Никто в нее не верит, никому она не нужна. И я понятия не имею, как ее найти. Брошу ее на произвол судьбы и кофе.
– Не думаю, – сказал Данглар, неспешно раздувая пламя на кончике прутика.
– Не верите?
– Нет. Вы не пошлете ее к черту. И я не пошлю. Думаю, вы продолжите поиски. Невзирая на мнение окружающих.
– Вы полагаете, третья дева существует? Она в опасности?
Данглар нарисовал в воздухе несколько восьмерок.
– Наше толкование «De reliquis» расплывчато, как мираж, – сказал он. – Оно держится на тоненькой ниточке, но эта ниточка существует. И связывает все разрозненные элементы этой истории, включая натертые подошвы и раздвоение личности.
– Как это? – спросил Адамберг, вновь берясь за прутик.
– Во всех колдовских ритуалах средневековья на земле чертили круг. В его центре танцевала женщина, вызывавшая дьявола. Круг служил для того, чтобы изолировать этот участок. Наша убийца действует на таком же обособленном клочке земли, который принадлежит ей одной, и следует по своей ниточке, внутри круга.
– Ретанкур не потянула вместе со мной за эту ниточку, – мрачно сказал Адамберг.
– Не знаю, куда она делась, – скривился Данглар. – Ее сегодня не было в Конторе. И к телефону она не подходит.
– Вы братьям ее звонили? – нахмурившись, спросил Адамберг.
– Братьям, родителям, двум подругам, с которыми я знаком. Никто ее не видел. Она не предупредила о своем отсутствии. В Конторе никто ничего не знает.
– Чем она занималась?
– Убийством на улице Миромениль, вместе с Морданом и Гардоном.
– Вы прослушали ее ответчик?
– Да, ни о каких встречах там речи нет.
– Все машины на месте?
– Да.
Адамберг бросил щепку в огонь и встал. Скрестив руки на груди, сделал несколько шагов по комнате.
– Поднимайте тревогу, капитан.

XLIII

Известие об исчезновении Ретанкур обрушилось на уголовный розыск, как потерпевший крушение самолет, сведя на нет любые фрондерские поползновения. В нарастающей глухой панике все ощущали, что отсутствие толстой блондинки в погонах лейтенанта лишало здание одной из центральных опор. Отчаяние кота, сжавшегося в комок между стеной и ксероксом, было наглядным свидетельством общего состояния духа, с той только разницей, что люди не прекращали поисков, обзванивая больницы и комиссариаты всей страны.
Майор Данглар, еле оправившись от так называемого кризиса царя Давида, попал в тиски очередного приступа пессимизма и, бесстыдно усевшись на пластмассовый стул в подвале лицом к высокому отопительному котлу, потягивал белое вино на глазах у изумленной публики. На противоположном конце здания Эсталер поднялся в зал с кофейным автоматом и, словно Пушок, свернулся калачиком на пенопластовой лежанке лейтенанта Меркаде.
Сидевшая на телефоне юная и робкая Беттина – недавнее приобретение Конторы – пересекла погруженный в траур Зал соборов, где слышно было только пощелкивание телефонов и редкие слова – да, нет, спасибо, что позвонили. В углу Мордан что-то шепотом втолковывал Жюстену. Беттина тихо постучалась к Адамбергу. Комиссар сидел сгорбившись на высоком табурете и не двигаясь смотрел в пол. Девушка вздохнула. Адамбергу срочно надо было поспать, хотя бы несколько часов.
– Господин комиссар, – сказала она, скромно присаживаясь рядом, – когда, по-вашему, исчезла лейтенант Ретанкур?
– Она не вышла на работу в понедельник, это все, что нам известно. Но с тем же успехом она могла пропасть в субботу, в воскресенье и даже в пятницу вечером. Три дня или пять дней назад.
– В пятницу после обеда она курила у выхода с новым лейтенантом, у которого такие красивые двухцветные волосы. Она сказала, что рано уйдет с работы, так как ей надо к кому-то зайти.
– Зайти или встретиться?
– А есть разница?
– Есть. Подумайте, Беттина.
– Мне кажется, зайти.
– Это все, что вы узнали?
– Да. Они отошли к большому залу, и я больше ничего не слышала.
– Спасибо. – Адамберг поблагодарил ее легким движением век.
– Вам бы поспать, комиссар. Мама говорит, что если не спать, мельница сама себя мелет.
– Ретанкур бы не спала. Она бы искала меня день и ночь, целый год, если надо, не евши, не пивши. И нашла бы.
Адамберг медленно натянул пиджак.
– Если меня будут спрашивать, я в больнице Биша.
– Попросите, чтобы вас кто-нибудь подвез. Хоть двадцать минут поспите в машине. Мама говорит: тут вздремнул, там прикорнул – глядишь, и полегчало.
– Все ищут Ретанкур. Им есть чем заняться.
– А мне нет. Я вас подвезу.

Вейренк под руку с медсестрой делал первые осторожные шаги по коридору.
– Нам уже лучше, – сообщила медсестра. – У нас упала температура.
– Отведем его в палату, – сказал Адамберг, подхватив лейтенанта под другую руку. – Как поживает ваше бедро? – спросил он, когда Вейренк лег.
– Хорошо. Лучше, чем вы, во всяком случае, – добавил Вейренк, потрясенный измученным видом комиссара. – Что случилось?
– Она пропала. Виолетта. Три дня назад или пять. Ее нигде нет, она не подавала признаков жизни. Это не добровольный отъезд, все ее вещи на месте. Она ушла в одном пиджаке и с рюкзачком.
– Темно-синим.
– Да. Беттина сказала, что вы курили с ней в пятницу после обеда. Виолетта говорила, что должна к кому-то зайти и поэтому уйдет с работы пораньше.
Вейренк нахмурился:
– Она сказала, что должна к кому-то зайти? Сказала мне? Я ее друзей не знаю.
– Она вам это сказала, а потом вы пошли в Зал соборов. Вспоминайте, лейтенант, возможно, вы последним видели ее. Вы курили.
– Да, – сказал Вейренк, подняв руку. – Она обещала доктору Ромену, что зайдет к нему. Она сказала, что навещает его почти каждую неделю. Пытается его развлечь. Держит в курсе всех расследований и приносит ему снимки, чтобы он чувствовал себя хоть немного при деле.
– Какие снимки?
– Трупов, комиссар. Вот что она ему приносила.
– Ладно, Вейренк, я понял.
– Вы разочарованы.
– Я все-таки заеду к Ромену. Хотя он в полной отключке. Если там и было что увидеть и услышать, он бы отреагировал последним.
Адамберг посидел еще немного, без движения, утопая в мягком больничном кресле. Когда вошла медсестра, неся на подносе ужин, Вейренк прижал палец к губам. Комиссар спал вот уже час.
– Мы его не будим? – прошептала медсестра.
– Он бы и пяти минут на ногах не продержался, дадим ему еще часика два.
Вейренк позвонил в Контору, изучая содержимое подноса.
– Кто говорит? – спросил он.
– Гардон, – отозвался бригадир. – Это вы, Вейренк?
– Данглара там нет?
– Есть, но не годен к употреблению. У нас Ретанкур исчезла.
– Я в курсе. Мне нужен номер доктора Ромена.
– Сейчас дам. Мы хотим вас завтра навестить. Вам что-нибудь нужно?
– Пожрать, бригадир.
– Отлично, как раз Фруасси к вам и собирается.
Хоть одна приятная новость, подумал Вейренк, набирая доктора. Тот ответил ему безразличным голосом. Вейренк его не знал, но отключка была налицо.
– Комиссар Адамберг зайдет к вам в девять часов, доктор. Он попросил меня вас предупредить.
– Понятно, – сказал Ромен, которому, судя по всему, было решительно наплевать.
Адамберг открыл глаза в начале девятого.
– Черт, – сказал он, – почему вы меня не разбудили?
– Даже Ретанкур не стала бы вас будить. Известно каждому: кто спит – тот победитель.

XLIV

Доктор Ромен дотащился до двери, открыл ее и так же, еле передвигая ноги, словно на лыжах ступал по ровному месту, поплелся обратно к креслу.
– Только не спрашивай, как у меня дела, я от этого зверею. Выпить хочешь?
– Кофе.
– Свари его себе сам, у меня сил нет.
– Ты посидишь со мной на кухне?
Ромен вздохнул и поскользил к кухонному стулу.
– Будешь кофе? – спросил Адамберг.
– Сколько угодно, спать двадцать часов в сутки мне это все равно не помешает. Не слабо, да? Даже соскучиться не успеваю, старик.
– Ты как лев. Знаешь, что львы спят по двадцать часов в сутки?
– У них тоже прострация?
– Нет, это от природы. Что не мешает им быть царями зверей.
– Я – свергнутый царь, Адамберг. Мой трон заняли.
– У меня не было выбора.
– Не было. – Ромен закрыл глаза.
– Лекарства не помогают? – спросил Адамберг, взглянув на кучу упаковок на стуле.
– Это все стимулирующие препараты. Они меня приводят в чувство минут на пятнадцать, я еле успеваю сообразить, какой сегодня день. Какой сегодня день?
Врач еле ворочал языком, растягивал гласные, словно палка, засунутая в колесо, тормозила его речь.
– Сегодня четверг. А в пятницу вечером, шесть дней назад, к тебе заходила Виолетта Ретанкур. Помнишь?
– Я еще разума не лишился, только энергии. И вкуса к жизни.
– Но ведь то, что приносит Ретанкур, доставляет тебе удовольствие. Снимки трупов.
– Ты прав, – улыбнулся Ромен. – Она очень ко мне внимательна.
– Она знает, чем тебя порадовать, – сказал Адамберг, пододвигая ему плошку с кофе.
– У тебя измученный вид, старик, – поставил диагноз Ромен. – Физическое и психическое истощение.
– У тебя по-прежнему глаз – алмаз. Я тут увяз с одним жутким делом – за мной по пятам следует тень, в моем доме живет монахиня, а новый лейтенант спит и видит, как бы со мной покончить. Я всю ночь спасал его от разборки, еле спас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40