Ее голова была перехвачена белой лентой, широкой волной спадавшей на спину. Солнечные лучи ярко блестели, отражаясь от простого серебряного оплечья и множества браслетов, унизывавших руки от локтей до запястий. Хаэмуас вскочил на ноги и стоял, не спуская с нее глаз. В его душе бушевала неудержимая, бешеная ярость. Вдруг он увидел, как женщина томным, плавным движением поднимает руку, чтобы отвести от лица черную прядь растрепанных ветром волос. Ладонь у нее была ярко-оранжевой от хны. «Ну держись, сука, – подумал он, весь дрожа. Долгие недели томительного ожидания, расстроенное лицо Иба, с которым он каждый вечер являлся на доклад к господину, молчание Шеритры, недовольство Гори, даже усталость слуг, отлично известная ему, хотя и не видная постороннему глазу, – все это мгновенно вскипело в душе Хаэмуаса, вызвав к жизни жажду насилия, сметающего все на своем пути. – Сука, сука, сука!»
– Капитан, приказываю немедленно грести к берегу! – выкрикнул он. – Амек!
Чаша выпала у него из рук, и Хаэмуас едва заметил, что Каса подошел, чтобы поднять ее. Повинуясь приказу господина, к нему спешил Амек.
– Как только нос лодки коснется берега, ты должен немедленно догнать вон ту женщину.
Дрожащей рукой он указал направление, и Амек проследил взглядом. Он кивнул. Женщина шла навстречу им по дороге по направлению к городу, и у них было достаточно времени, чтобы ее перехватить. «На этот раз, – думал Хаэмуас, изо всех сил сжимая зубы, – на этот раз тебе от меня не уйти».
– Когда вы ее схватите, спросите о цене.
– О цене, царевич? – Темные брови Амека поползли вверх от удивления.
– Да, о том, сколько она стоит. Я хочу провести с ней ночь.
Капитан личной охраны царевича поклонился и без дальнейших промедлений сбросил с ног сандалии и подошел к самому борту, готовый спрыгнуть на болотистый берег, едва только лодка пристанет к суше. Хаэмуас отступил в тень навеса, не отдавая себе отчета в тех словах, которые только что сорвались с его губ. Ему удалось немного унять дрожь, но в душе по-прежнему полыхали гнев и ярость – надежное топливо, от которого вскипает кровь и пальцы сами сжимаются в кулаки.
Не успела лодка ткнуться носом в берег, как Амек уже спрыгнул с борта, обрызгавшись с ног до головы и по колено погрузившись в мутную воду. Женщина шла почти вровень с ним, ничего не видя и не подозревая. «Спеши», – мысленно подгонял слугу Хаэмуас. Охваченный нетерпением, он смотрел, как Амек одну за другой освободил свои крепкие ноги из болотистой жижи, ухватился за какую-то прибрежную поросль, выбрался на твердую почву и бросился к дороге. «Ну же! – мысленно понукал его Хаэмуас, сгорая от нетерпения. – Ну же, Амек!» Грубо растолкав толпу, Амек встал посреди дороги, широко расставив ноги, выхватил свой короткий меч, преградив женщине путь за какую-то секунду до того, как она чуть не прошла мимо.
Женщина остановилась. Под облегающим платьем, по цвету напоминавшим оперение некой заморской птицы, было видно, что одно колено у нее чуть согнуто. Руки она свободно опустила. Охвативший Хаэмуаса гнев уступил место чувству тревоги и волнения. У него было время, чтобы отдать должное ее непоколебимому самообладанию. Хаэмуас видел, как Амек заговорил, опустив меч к забрызганным речной грязью ногам. Он ждал, что женщина, услышав о его предложении, бросит взгляд в сторону реки, но она даже не повела гордой головой. Она заговорила. Она говорила мало и сделала движение, будто бы намереваясь отступить в сторону, но Амек вновь загородил ей путь и стал быстро что-то объяснять. На сей раз она гордо подняла голову и заговорила очень быстро, с напряжением. Амек придвинулся ближе к ней. Она повторила его движение. Так они и стояли, уставившись друг на друга. Потом Амек вдруг убрал меч в ножны, а женщина вновь слилась с толпой, быстро миновав Хаэмуаса, его лодку и скрывшись из виду, – по-прежнему олицетворяя собой леденящее душу спокойствие. Хаэмуас почувствовал, как у него сжимается горло. Он едва мог вздохнуть.
Капитан спустил на берег трап, и Хаэмуас, все еще крепко сжимая кулаки, смотрел, как Амек поднялся на борт, прошел по палубе и укрылся в тени навеса. Он поклонился. Хаэмуасу срочно требовался глоток свежего воздуха – надо заговорить.
– Что скажешь? – прорычал он.
Амек поморщился. Быстро подсыхавшая на ногах грязь постепенно начинала отваливаться, рукой он смахнул с лица речную тину.
– Я передал твое предложение, – ответил он, – и сделал это с большим тактом, царевич.
– Ну конечно! – нетерпеливо перебил его Хаэмуас – Я хорошо тебя знаю, Амек. И что она ответила?
Амек казался смущенным, он не мог смотреть в глаза господину.
– Она ответила так: «Передай этому самонадеянному господину, своему хозяину, что я – благородная женщина, а не какая-то простолюдинка. Меня нельзя купить».
Рот Хаэмуаса внезапно наполнился слюной.
– Но ты настаивал, я ведь видел. Я видел!
– Да, царевич, я так просто не сдался, – покачал головой Амек. – Тогда она повторила еще раз, что она – благородная женщина, а не простолюдинка. И что я должен передать ее слова моему самонадеянному хозяину-грубияну.
«Самонадеянный грубиян». Хаэмуас чувствовал, как в голове у него одно за другим рождаются жестокие проклятия.
– Но ты хотя бы попробовал выяснить, где она живет? – спросил он.
Амек кивнул.
– Я сказал, что мой хозяин – очень богатый и влиятельный человек и что он уже долгое время ищет ее. Я подумал, что она, возможно, будет польщена и смягчится, но мои слова не возымели никакого действия. Она лишь холодно улыбнулась, глядя мне прямо в лицо. «За золото меня не купишь, а власти я не боюсь» – вот как она сказала. Я не захотел превышать данных мне полномочий, царевич, и поэтому не стал ее арестовывать. Мне пришлось ее отпустить.
Хаэмуас резко выбросил вперед кулак и ударил Амека в челюсть. Тот, не ожидая такого поворота событий, упал навзничь и, оглушенный, некоторое время лежал без движения.
Потом его голова склонилась в сторону, он коснулся рукой рта. «Арестовать! – Хаэмуас готов был кричать от досады. – Арестовать, избить ее, ты должен был силой затащить ее на борт и швырнуть к моим ногам!» Потом вдруг на него со всей силой обрушилась реальность, и Хаэмуас склонился на коленях перед слугой, охваченный ужасом от того, что только что совершил.
– Амек! – позвал он. – Прости. Я вовсе не хотел… Клянусь Амоном, я не собирался…
Амек с трудом улыбнулся.
– Я видел ее лицо, – произнес он. – И я не виню своего господина за то, что он меня ударил. Она прекрасна. Это я должен принести тебе извинения. Я не выполнил поручение своего господина.
«Да, ты видел ее лицо, – думал Хаэмуас, пораженный в самое сердце. – Ты чувствовал на своей коже ее дыхание, ты мог заметить, как вздрагивают у нее веки, как вздымается от негодования грудь, когда она набирает побольше воздуха, чтобы вложить в свой ответ все возможное презрение. Я рад бы ударить тебе еще разок».
– Нет, – коротко сказал он. – Нет, ты не виноват. – И с этими словами он резко повернулся и скрылся в каюте, со всей силой задернув за собой занавеску.
Больше он не отдавал распоряжений капитану лодки. Он сидел один в своей каюте, погруженной в голубоватую полумглу, подтянув колени к подбородку, крепко зажмурив глаза и раскачиваясь взад-вперед, охваченный унижением и яростью, направленной на сей раз на себя самого. «Никогда прежде не случалось такого, чтобы я ударил слугу, – мучительно думал он. – Жестко упрекал – да, кричал – да, бывали случаи, когда я почти терял самообладание, но никогда, никогда я никого не бил. А тут – Амека! Человека безупречной верности, всю жизнь прослужившего мне на благо, человека, который много лет защищал и охранял меня. – Хаэмуас закусил губу. Он почувствовал, что лодка, сделав небольшой рывок, отошла от болотистого берега, услышал, как капитан резко выкрикивает приказы команде. – Еще раз принести свои извинения – этого недостаточно, – размышлял тем временем Хаэмуас. – Урон уже нанесен. И невозможно сделать так, будто не было этой секунды, – секунды, когда я поддался вспышке безумной ярости. И в чем ее причина? – Он прислонился к стенке каюты, источавшей легкий аромат кедра, и открыл глаза. – Причина – женщина. Женщина, которую мне не удалось поймать. Амек честно исполнил свой долг, но решил не преступать законов Маат и не приводить ее ко мне силой». Хаэмуас услышал, как с наружной стороны в стену каюты робко постучал Каса. Царевич взял себя в руки.
– Входи!
Слуга раздвинул занавеси и с поклоном вошел в каюту.
– Поскольку не поступало никаких других распоряжений, царевич, капитан направил лодку к дому господина Си-Монту, – сказал он. – Будут ли у тебя какие-нибудь еще желания?
Хаэмуасу с трудом удалось подавить рвущийся наружу истерический смех. «Мое главное желание – заполучить эту похожую на мираж женщину, что сводит меня с ума. Мое другое желание – сделать так, чтобы события последнего часа начисто стерлись у людей из памяти. Еще одно мое желание – вернуть себе душевный покой, который я всегда принимал как должное».
– Принеси воды и фиников, – сказал он.
Хаэмуас подумал о том, чтобы повернуть лодку обратно к дому, но вдруг ему безудержно захотелось во всех подробностях поведать о случившемся любимому брату. Он выпил принесенной Касой воды, пожевал финик и сидел, погрузившись в невеселые раздумья.
Бен-Анат встретила деверя со своей обычной приветливостью, тепло обняла его и усадила отдыхать в саду, в тени огромной раскинувшейся сикоморы. Приставив к нему слугу и извинившись за то, что вынуждена оставить его на какое-то время в одиночестве, она поклонилась и ушла обратно в дом. Хаэмуас облегченно вздохнул. Общаться с Бен-Анат было легко и просто, но в его теперешнем состоянии Хаэмуас не мог заставить себя вести ни к чему не обязывающую беседу о семейных делах. Слугу он попросил принести пива и сидел теперь, принуждая себя делать небольшие, осторожные глотки, тогда как на самом деле он готов был выпить все залпом и потребовать еще. Жара сводила с ума, и ему хотелось напиться до беспамятства. Однако желание поговорить с Си-Монту взяло верх.
Наконец на лужайке показался брат. Он, видимо, утром работал на виноградниках и едва успел умыться и переодеться, но кроме узкой полоски белого полотна на бедрах, на нем больше ничего не было. Его кожа была смуглой от загара, а сам он – коренастым и крепким, не потому, что занимался стрельбой из лука, борьбой или катанием на колеснице, а потому, что многие часы проводил на полях, обливаясь потом наравне с крестьянами. В его обществе Хаэмуас чувствовал себя уютно и спокойно. Он поднялся и поцеловал брата в мягкую, заросшую щетиной щеку. Си-Монту взмахнул рукой, чтобы Хаэмуас устраивался поудобнее на подушках, разбросанных поверх тростниковой циновки. Сам он сел рядом.
– Что случилось? – мягко произнес он. – Почему ты пьешь пиво, когда вокруг лучшие виноградники во всем Египте? Глядя на тебя, Хаэмуас, виноградные лозы засохнут от огорчения. Как твои дела? Принеси вино пятилетней выдержки! – приказал он слуге, потом бросил на Хаэмуаса прямой, слишком проницательный взгляд. «Си-Монту умеет принять вид простого крестьянина, – размышлял Хаэмуас, – он может также орать и ругаться, как последний матрос, но и то и другое – обман. На самом деле он прекрасно образованный царевич этой страны, просто многие предпочли об этом забыть».
– Знаешь, Си-Монту, стоит только мне сегодня начать пить вино, и я уже не смогу остановиться, – признался Хаэмуас. – Так что давай покончим с делами фараона, а потом я хотел бы с тобой поговорить.
Си-Монту кивнул. Хаэмуас всегда испытывал благодарность по отношению к брату за то, что тот не совал нос в чужие дела, за то, что всегда готов был принять тебя, не требуя объяснений.
– Хорошо, – улыбнулся Си-Монту. – Обсуждение просьбы отца не займет у нас много времени. В этом году ожидается огромный урожай винограда, если только мне удастся предотвратить болезнь лозы. Плоды уже завязались, сами ягоды небольшие, но грозди – огромные. Однако в некоторых местах чернеют листья и лозы. Ты лекарь, может быть, посмотришь сам и посоветуешь какое-нибудь лекарство. Эй! – окликнул он слугу, который принес припорошенную пылью опечатанную бутыль и две алебастровых чаши. Слуга подал бутыль Си-Монту, и тот, предварительно осмотрев печать, взломал ее и разлил вино.
Хаэмуас смотрел, как густая темная струя льется в чаши, внезапно пронизанная яркими лучами солнечного света. Си-Монту предостерегающе поднял палец:
– По одной чаше сейчас, потом ты посмотришь лозы и выпишешь отцу счет за предоставленные услуги, потом – еще по одной, или, если захочешь, допьем эту бутыль до дна. – Он улыбнулся, и Хаэмуас, сам того не ожидая, улыбнулся брату в ответ. – Если хочешь, я прикажу унести бутыль после того, как ты выпьешь две чаши. – Он подал чашу Хаэмуасу и поднял вверх свою. – За Египет! Пусть вечно он правит всеми землями, что нам так нужны!
Хаэмуас выпил. Вино, терпкое и сладкое, приятно охладило горло. Великолепный букет. Через некоторое время благородное тепло разлилось по жилам, и Хэамуас впервые за весь день почувствовал облегчение и покой. Они долго беседовали с братом о своих семьях, о врагах, о делах в соседних странах – предмет, мало известный Си-Монту и еще меньше его интересовавший, – а также о множестве крестьянских забот.
Наконец Си-Монту поднялся, и вдвоем они неспешно двинулись по винограднику. Хаэмуас с мрачным юмором заметил, что брат не потрудился приказать, чтобы им устроили навес от солнца. Так они и стояли под палящими лучами, осматривая листья и беседуя о делах. Хаэмуас высказал кое-какие предложения. Си-Монту согласился. Никто лучше него не знал, как следует ухаживать за виноградными лозами, и все же Хаэмуас смог оказаться полезным брату.
Потом они неторопливо вернулись в сад, чтобы выпить по второй чаше вина.
– Знаешь, – начал Си-Монту, как только они уселись в тени, – вид у тебя такой, будто тебе только что с немалыми усилиями удалось спастись из Подземного царства, а по дороге ты еще и расправился с Великим змеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87