Им нечасто удается соприкоснуться со своими
чувствами, и многие из них также лишены ощуще-
нии - видения, слышания, вкуса и пр.
В уравновешенном организме человека присутствует
способность переживать интеллектуально, эмоцио-
нально и сенсорно. Так что задача терапевта состоит в
том, чтобы помочь пациенту восстановить использова-
ние своих способностей; если чувства и ощущения при-
туплены, они не могут защитить его должным образом.
В отличие от подходов некоторых школ, которые
подчеркивают <инсайт> или выяснение, <почему> мы
ведем себя определенным образом, гештальттерапия
опирается на выяснение того, КАК и ЧТО мы делаем.
Гештальт-терапевты убеждены, что единственная воз-
можность изменить поведение - это начать сознавать,
ЧТО мы делаем, используя сенсомоторные способности
наравне с интеллектуальными, а также КАК мы дела-
ем то, что делаем.
В гештальттерапии мы начинаем с очевидного, с то-
го, что происходит в данный момент. Мы знаем, что
пациенты могут быстро научиться рассказывать свои
сны, если мы утверждаем, что сны - это <царский путь
к бессознательному>. Или они могут проводить сеанс
за сеансом, копаясь в своем прошлом (то есть расска-
зывая разные истории), если мы убеждены, что изле-
чение происходит благодаря вспоминанию генетическо-
го материала. Так что мой вопрос к пациенту <Где вы
сейчас?> или <Что вы сейчас переживаете?> может
вести к рассказу о прошлом или к пересказу сна. Но
пациент также легко может находиться не в фантазии,
он может переживать то, что происходит <здесь и те-
перь>, - чувства или ощущения: он можег видеть ком-
нату, в которой мы находимся, слышать звуки или
ощущать свое тело, которому удобно или неудобно в
кресле и т. п.
Многие пациенты поражаются, когда обнаружи-
вают, насколько они фильтруют свой опыт с помощью
<думающей машины>. Для них почти невозможно до-
верять своим чувствам или ощущениям, пока не полу-
чено, так сказать, одобрение от интеллекта. Часто,
когда пациент обнаруживает, что он слишком зависит
от своего интеллекта, он пытается манипулировать


мною, чтобы я ему сказал, каким ему следует быть. Он
страшится исследовать другие модальности опыта без
поддержки - без моего одобрения, - если он не может
получить поддержки изнутри себя.
Все люди нуждаются в поддержке изнутри и извне.
Каждый человек находит подходящий (для него) ба-
ланс внутренней и внешней поддержки. Большинство
пациентов располагает незначительной и неадекватной
поддержкой изнутри и стараются опираться в большей
степени на поддержку извне. И они чувствуют себя
обиженными, разочарованными или потрясенными,
когда другой, которому они предоставили эту власть
поддерживать их извне, не удовлетворяет их ожида-
ниям.
Во времена Фрейда вытеснение было, по-видимому,
наиболее часто используемой защитой. Мой клиниче-
ский опыт приводит меня к заключению, что теперь
гораздо чаще в качестве защиты встречается проекция.
Мы проецируем на другого те свойства и черты, кото-
рые неприемлемы для нас в нас самих. Это позволяет
нам поддерживать фантазию или фикцию того, какими
мы себя представляем, и не соприкасаться с тем, како-
вы мы действительно, не принимать этого. Это про-
блема интроекции: проглатывания целиком, не проже-
вав как следует, какой-либо идеи.
Первая психотерапевтическая задача, которую я
ставлю перед собой, работая с человеком - помочь ему
принять самого себя. Пациенты могут с чувством
говрить мне: <Я хочу изменить себя, не быть таким,
какой я есть>, - <Я не нравлюсь себе, когда я та-
кой>, - <Я так глуп>, - и т. п. Однако они собирают-
ся изменить то, какие они есть, не путем полного пе-
реживания своего поведения, которое связано с дис-
комфортом, смущением, радостью, унижением, воз-
буждением, удовольствием, стыдом, - то есть чувства-
ми, а путем осуждения своего поведения как
<дурного>, <ГЛУПОГО>, <неприемлемого> и т. п., - то
есть посредством интеллектуального суждения. Они
хотят <говорить о> вместо того, чтобы полностью пе-
режить то, что они делают. И тем не менее эти самые
люди спешат подтверждать трюизм, что <мы учимся на
опыте>: они путают <думание о> с переживанием, с
опытом.
Я полагаю, что если я полно переживаю то, что я
делаю, и то, как я веду себя, то я смогу успешно за-
вершить определенный фрагмент поведения и научить-
ся чему-то из этого опыта. Решает то, как я учусь: пе-
реживаю ли я полностью, всем организмом, испытывая
и обдумывая свои чувства и ощущения, или я ограни-
чиваю свой опыт <думанием о>.
Когда мой пациент рассказывает: <Я опять это сде-
лал. Я рассердился на жену и ударил ее>, - он расска-
зывает мне историю (воспоминание о событии, которое
уже произошло). Я могу спросить: <Что вы сознаете
сейчас?> - Если он отвечает: <Ну посмотрите только,
как я глуп, я никогда не учусь, я каждый раз опять
веду себя как идиот!> - я могу переспросить: <Вы
имеете в виду ~ рассказывая мне эти истории?> - Если
только он начнет сознавать, что он делает сейчас, рас-
сказывая мне свою историю и таким образом сохраняя
две ситуации незавершенными (ту, в которой он уда-
рил жену, - тем, что рассказывает мне это воспомина-
ние; и ситуацию использования этого воспоминания
при мне сейчас ~ может быть в целях разыгрывания
<хорошего пациента>, который кается в том, что он
такой <плохой> и <глупый>) - он получит возмож-
ность понять, каким образом он остается глупым. Он
может научиться, только полностью сознавая то, что
он переживает. В противном случае он разделяет себя
на два (иногда больше) аспекта.
Перлз называл эти два <я> <собакой снизу> и
<собакой сверху>, которые постоянно ведут внутрен-
ний (может быть лучше сказать - неформальный)

диалог. <Ты, дурак, идиот, зачем же ты опять ее уда-
рил?> - <Ой-ой, я виноват, я больше никогда так не
буду делать>. - Или: <Сколько раз я тебе говорил,
чтобы ты не повторял эту глупость?> - <В следующий
раз я ни за что так не сделаю, обещаю>. - перлз
утверждает, что <собака снизу> обычно побеждает, по-
скольку она не держит обещаний, саботирует и пр. Я
полагаю, что <собака снизу> побеждает всегда.
Интеграция этих <я> - полное принятие себя таким,
каков человек есть, а не каким он должен быть, - ве-
дет к возможности изменения. Но пока человек на-
стаивает на своей разделенноеT и не признает полнос-
тью (то есть не переживает полностью за каждую из
сторон от своего имени), что и как он делает, - изме-
нение не происходит.

Роберт У. РЕЗНИК
ЯД, В КУРИНОМ БУЛЬОНЕ
Чтобы приготовить бульон
из цыпленка, нужно убить цыпленка. Хотя для
цыпленка это и не лучший способ самоактуализации,
но зато жертва делает его полезным. Долить воды, по-
ложить лук, зелень, специи, - и вы получаете нечто,
готовое для оказания <необходимой помощи>. Накор-
мить куриным бульоном - это ли не <помощь> друго-
му, это ли не способ что-то для него сделать, чтобы он
лучше себя почувствовал?
Нечто шарообразное, губчатое - вроде бессозна-
тельного, не правда ли? - на девять десятых погруже-
но в жидкость. Пока незадачливый гурман распробует
блюдо, суп вокруг подводного шара остывает, и, как
умирающая субмарина, он выбрасывает из себя пленку
жира. ВНИМАНИЕ: куриный бульон может быть
столь же смертелен для реципиента, как для пожерто-
вавшего собой цыпленка. Но есть противоядие от того,
чтобы закружиться с отрезанной головой .
Многие психотерапевты считают себя профессио-
нальными <помощниками> и устанавливают <отноше-
Перевод М. Папуша.
/Прим. перев./ Эта замечательно <расфокусированная>
метафора (кому <помогает> цыпленок? кто ест бульон? и
кому, наконец, отрезали голову, чтобы получился
симкинский мячик, плавающий в собственном бульоне-
среде, отвергая злокозненное <бессознательное>?) основана,
среди прочего, на игре слов: to help oneself - подкрепиться,
то есть поесть, наряду с более обычным to help - помочь.

ния, несущие помощь>. Осторожно! Такие люди опас-
ны! Если <помощь> удается, она убивает человеческое
в пациентах, препятствуя их развитию. Она тем более
коварна, что как правило эти терапевты хотят проти-
воположного. Они хотят для пациента роста, жизни,
бытия, - и лишают его всего этого своей <помощью>.
Различие между действительной поддержкой и
<помощью> вполне ясно: делая для другого то, что он
может сделать для себя сам, мы гарантируем, что он
никогда не узнает о возможности стоять на собствен-
ных ногах.
Трудность в том, чтобы решить, способен ли чело-
век сам сделать для себя нечто или быть собой. Это
зависит от ваших представлений о людях и, возможно,
от вашей собственной потребности быть <полезным> и
<оказывать помощь>. Если вы попались на удочку и
думаете, что человек так беспомощен и немощен, как
притворяется, - вы будете <помогать>.
Одна из основных целей гещтальттерапии - научить
человека опираться на себя, a нe на окружающих. В
этой связи Перлз говорит о терапевтическом <тупике>.
Обычно люди в таком состоянии переживают смятение,
беспомощность и пустоту. Их привычные попытки вы-
могать поддержку окружающих, плача, требуя и умо-
ляя, притворяясь слепо-немыми и глухо-ничего-не-
понимающими или душевнобольными, - не работают.
Если терапевт (или кто-нибудь еще) поддается мани-
пуляции, стараясь оказать <помощь> - он успешно со-
храняет инфантильность клиента. Чтобы начать внут-
ренний рост, пациент должен сам проделать <грязную
работу>. В поэтическом настроении Перлз говорил,
что суть гештальттерапии в том, чтобы посредством
фрустрации дать пациенту возможность обнаружить,
что он сам может <пришпорить своего осла>.
Перлз иллюстрирует эту мысль следующими рас-
суждением. Зародыш в утробе целиком зависит от
поддержки среды: питание, тепло и кислород обеспе-
чиваются матерью. При рождении ребенок попадает в
первый <тупик>: либо он воспользуется возможностью
самостоятельно дышать, либо умрет. Развиваясь, но-
ворожденный учится со все большим успехом ползать
на своих четырех. Стоять он сначала не умеет. Через
некоторое время - если ему не мешают - он встает ав-
томатически. Но попробуйте носить ребенка все время
на руках, и он никогда уже не сможет стоять на своих
ногах. В западной культуре матери стараются <помо-
гать>, поэтому их дети научаются ходить в среднем на
год позже, чем в некоторых других культурах, где де-
тям разрешается экспериментировать, ошибаться, рас-
ти - то есть быть.
Дети, которые получают требуемое от других по-
средством крика, не начинают учиться говорить. Пока
кто-то им <помогает>, т. е. берет на себя ответствен-
ность за сообщение их потребностей миру, речь им не
нужна. Но в обычном случае ребенок, который пона-
чалу кричит и плачет, должен научиться говорить -
или умереть.
Никто не может обойтись без внешней помощи, и
мне нелегко представить себе человека, который захо-
тел бы этого. Но есть большая разница между тем,
чтобы получить от окружающих то, чего я не могу
сделать для себя сам, и тем, чтобы заставить их делать
то, что я и сам могу сделать. Большинство из нас в той
или иной степени подвержено иллюзии <я не могу>.
Как правило это значит <мне не хочется>. Мне не хо-
чется рисковать. Просить окружающих о помощи и
поддержке, когда я могу обойтись своими силами - это
тоже риск. Принять на себя ответственность за просьбу
о помощи - это не то, что манипулировать другими,
заставляя их поверить, что я не могу сделать чего-то
сам. Но даже манипуляция может быть проявлением
самостоятельности, если я сознаю, что манипулирую: в
таком случае у меня есть выбор, я могу поступить


так - или иначе. Я остаюсь собой, я жертвую своей ав-
тономией лишь в той мере, в какой сам этого хочу.
Люди, которые приходят на терапию, хотят чего-то.
Часто они хотят <помощи>; они хотят от терапии, что-
бы она изменила последствия их поведения, без необ-
ходимости менять само поведение. Они говорят, что,
поев острой пищи, испытывают изжогу. <Не можете ли
вы что-нибудь сделать с этой изжогой, - говорят
они, - ведь я уверен, что не могу отказаться от острой
пищи. Избавьте меня от изжоги, или по крайней мере
помогите мне выяснить, почему, стоит мне поесть ост-
рого, у меня начинается изжога>. - Они находятся под
властью иллюзии, что единственный способ изменить
то, что они делают, - это выяснить, почему они это
делают.
Отговорки различны. <Бессознательное> хотя и на-
чинает терять популярность, все же собирает наиболь-
ший урожай. Всегда в ходу родители, а также мужья,
жены, социальные и экономические системы, мировая
ситуация и, наконец, <человек супа>. До тех пор, пока
они перекладывают ответственность за свое поведение
на кого-то или на что-то другое, они остаются бессиль-
ными. Точнее говоря, они отдают свою человеческую
автомомию, свою способность действовать другому че-
ловеку, или понятию. Их скрытое требование к тера-
пии таково: <Попробуйте-ка с этим справиться!> - Те-
рапевта, если он не заметит или согласится, натравли-
вают на <поток бессознательного> или что-нибудь в
этом роде, а манипулирующий таким образом пациент
в это время облизывается на куриный бульон. Попро-
буйте не подать суп вовремя; если <помощь> не подо-
спела, а пациент еще не обнаружил своей способности
варить суп самостоятельно, он оказывается в <тупике>.
Если терапевт успешно фрустрирует попытки пациента
им манипулировать, то этот тупик может быть чреват
развитием. Если же терапевт полон желания <помочь>,

он укрепляет пациента в его ощущении собственной
беспомощности: остывший суп покрывается пленкой
ядовитого жира.
Даже если пациенту удается проваться сквозь соб-
ственные сети, как часто случается в encounter-груп-
пах, сензитив-группах, нуд-группах, нарко-группах,
марафонах и пр., он обычно сталкивается с большими
трудностями в том, чтобы использовать это в своей по-
вседневной жизни, поскольку свою <свободу быть> он
получил от ситуации, от группы, от лидера, от нарко-
тиков или от усталости, Куриный бульон имеет много
разновидностей .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35