https://wodolei.ru/catalog/mebel/
— Посмотри, — говорит русоволосый, — чайка уселась на шпиль!
— Какая это чайка? — возражает приятель. — Типичный голубь. Чайки никогда не садятся на такую верхотуру.
Мальчишка с желтой прядью — это Ваня Мельников, а черноволосый приятель его — Андрей Пирожков. Сегодня утром, встретившись, как обычно, на углу Литейного и Чайковской, они, не сговариваясь, повернули к набережной. Совсем в другую сторону от школы. После того, что произошло накануне, не хотелось и в школу идти. Нина Васильевна — классный руководитель — уже все знает, да и ребята, наверное, пронюхали.
Сидеть и глазеть на Неву тоже надоело, и потом, все больше мучила совесть: ну ладно, на один урок не явились — еще куда ни шло, а на два — это уже настоящий прогул. Ваня смотрит на Андрея, а Андрей на Ваню. Как ни оттягивай встречу с учительницей и ребятами, а рано или поздно все равно придется посмотреть им в глаза…
— Пойдем, что ли? — спрашивает Андрей.
Ваня отворачивается и смотрит на плывущие льдины. Когда солнце ударяет из-за облаков, они тоже иногда пускают зайчики в глаза.
— Наш сейнер уже шурует по Балтийскому морю, — говорит он. — Какого беса ты написал эту записку? И нашел, куда прятать — в кастрюлю! Потом бы в море с корабля послали твоей дорогой мамочке радиограмму.
— Знал бы, где упасть, — соломки подстелил, — к месту вспоминает любимую бабушкину поговорку Андрей. — Ты не знаешь мою мамашу… К ней бы сразу «неотложку» вызвали. У нее ведь сердце больное.
— Представляю, как сейчас Пирамида обрадуется, — говорит Ваня. — Надоели мне его идиотские шуточки!
— Будет привязываться — мы ему после уроков подкинем.
— А что нашей Ниночке скажем? Она не терпит, когда опаздывают.
Пирожков хмурит лоб, задумчиво чешет переносицу.
— Крути-крути шариками, — подзадоривает Ваня.
— Скажем: на Литейном в троллейбус с ходу такси врезалось, были жертвы, а нас свидетелями записали, — говорит Андрей.
— Уже было… — морщится Ваня. — Помнишь, на два урока опоздали? Ну, еще когда мы в хоккей обыграли ребят с Чернышевского проспекта?
— Скажем: троллейбус с ходу врезался в такси…
— Богатая у тебя фантазия! — усмехается Ваня.
— Придумай поумнее, — обижается Андрей.
— Ладно, по дороге соображу…
Взяв портфели, они поднимаются на набережную. Мимо проносятся машины, спешат по своим делам прохожие, и мальчишки постепенно прибавляют шаг. Разваливая Неву на две части, прошел черно-белый буксир. Протяжный густой гудок на миг заглушил все остальные звуки.
— Дяденька, — спрашивает прохожего Ваня, — скажите, пожалуйста, который час?
Прохожий, не останавливаясь, бросает взгляд на ручные часы и, отойдя шагов на пять, наконец роняет:
— Четверть десятого.
— На второй успеем, — говорит Андрей. — Если бегом.
* * *
К концу пятого урока в класс пришла Нина Васильевна и попросила сразу после звонка всех задержаться. Ваня с Андреем понимающе переглянулись. Они давно ждали этой минуты и были бы удивлены, если бы Нина Васильевна не пришла. Второй урок, на который они пришли, был география, и Михаил Андреевич — географ — словом не обмолвился о вчерашнем прогуле. Остальные учителя тоже ничего не сказали. Это еще больше тревожило. Если бы сразу вызвали к директору, отругали как следует, наконец, отправили за родителями — все было бы понятно. Но вот так просидеть четыре урока, томясь неизвестностью, было хуже всего. Ребята тоже помалкивали, но они-то могли ничего и не знать. Правда, Пирамида завел на переменке какой-то разговор с намеками про атлантическую селедку, которую его мать купила в гастрономе. Он, Пирамида, вечером слопал целую штуку, потом ночью то и дело пить вставал. Рассказывал Коле Белому, а сам бросал испытующие взгляды на Ваню с Андрюшкой. Этот хитрюга, конечно, что-то пронюхал. Пирамида раньше всех узнавал городские новости. Отец у него работал в областном статистическом управлении, а мать — в городском справочном бюро. Так что данные всегда были у Пирамиды под рукой.
Услышав, что придется задержаться после уроков, ребята зароптали. Кому охота сидеть в душном классе, когда за окном — море солнца, щебечут птахи в саду, слышатся смачные удары по футбольному мячу, восторженные крики многочисленных болельщиков. Выражая свой протест энергичным хлопаньем крышек парт и глухим монотонным гулом — так гудеть можно, не открывая рта, — школьники нехотя уселись на свои места.
Нина Васильевна молча подождала, пока гул совсем стих, и сказала:
— Бедные парты, что бы ни случилось, они всегда в ответе… Вы даже не знаете, зачем я вас задержала, а уже возмущаетесь. Может быть, я собираюсь вам сообщить какую-нибудь приятную новость…
Ваня взглянул на Андрея и сделал большие глаза: неужели ничего не знает?
Андрей улыбнулся. Он решил, что на этот раз пронесло.
— Вот Пирожков, я вижу, с удовольствием остался после уроков, — заметила Нина Васильевна. — Он даже партой ни разу не хлопнул.
— Хлопнул, — озадаченно сказал Андрей и расстроился: никогда не знаешь, что у Нины Васильевны на уме.
— Я люблю после уроков оставаться, — ввернул Пирамида. — Всегда что-нибудь интересное узнаешь…
— А что на этот счет скажет Ваня Мельников? — насмешливо спросила учительница.
— Я вас послушаю, Нина Васильевна, — пробурчал он.
— Сегодня я вас должна огорчить, — продолжала учительница. — Новость совсем не из приятных… Чего это вы, Пирожков и Мельников, головы опустили? Не хотите что-либо нам сказать?
Нина Васильевна с надеждой смотрела на них, но мальчишки молчали. Ваня пальцем выводил на парте свое имя, Андрей упорно разглядывал ладонь, будто умел читать по ней.
— Значит, вам нечего сказать, — со вздохом произнесла учительница. — А жаль…
— Они весь день сегодня, Нина Васильевна, грустные, — опять вылез Пирамида.
— Зато ты почему-то очень веселый, — неодобрительно посмотрела на него Нина Васильевна.
— Я всегда такой жизнерадостный, Нина Васильевна…
Учительница отвернулась от него: Пирамиде только уступи, будет болтать, не остановится. Больше всего на свете Слава Бабочкин — это его настоящая фамилия — любил разговаривать на уроках с учителями.
— То, что я сейчас расскажу, напомнит вам сюжет одной старой-престарой повести…
— «Морской волчонок» Майн Рида, — ввернул Пирамида и противно хихикнул.
— Ты у нас всегда все знаешь, — сказала учительница. — Так вот, позавчера два наших ученика сбежали из дому, непостижимым образом проникли на морской рыболовный корабль, забрались в трюм и спрятались — где бы вы думали? — в бочках из-под сельди и просидели в них почти сутки. Только случайно перед самым отплытием беглецов обнаружили…
— Лопухи! — пробасил Леня Бойцов, по прозвищу Гиревик. Он был самый рослый и сильный в классе, наверное, потому, что каждое утро делал зарядку и поднимал по многу раз тяжелую гирю.
— Ты осуждаешь их, Леня? — спросила Нина Васильевна.
— Конечно, — сказал Гиревик. — Нужно было в машинном отделении в уголь закопаться.
Шестой «В» дружно рассмеялся. Даже Нина Васильевна улыбнулась. Серьезными оставались лишь беглецы.
Посмеявшись вместе со всеми, член совета пионерской дружины Мила Спицына сказала:
— И ничего тут нет смешного. Вы представляете, что бы могло случиться, если бы их не нашли?
— Ловили бы корюшку в заливе, — ввернул Пирамида.
— Не корюшку, а селедку, — не выдержал Ваня Мельников. — И не в заливе, а в Атлантике.
— Селедка в заливе не водится, — заметил и Андрей.
— Мне очень приятно слышать, что вы теперь знаете, где и какая рыба ловится, — сказала Нина Васильевна. — Но вы представляете себе, в какое глупое положение поставили бы команду, когда в море объявились бы на корабле? Неужели вы думаете, что вас зачислили бы в экипаж? Капитан немедленно связался бы по радио с землей — и вас сняли бы с корабля. Сколько неприятностей вы могли бы доставить занятым таким нелегким трудом людям… А вы подумали о родителях? Ваши матери всю ночь не спали. Куда только они не обращались, разыскивая вас! Твоя мать, Пирожков, сегодня не вышла на работу — от всех этих треволнений она слегла.
— Она простудилась, — заметил Андрей.
— А из-за кого? Твоя мать в панике бегала по гавани, разыскивая корабль, на котором вы укрылись… Ты чего это улыбаешься, Бабочкин?
— Дураки они, Нина Васильевна, — сказал Пирамида. — Прошли те времена, когда мальчишки удирали из дома, нанимались юнгами на корабли. Теперь юнги тоже грамотные нужны. Кто хочет плавать, может поступить в мореходку или в Нахимовское училище.
— Верно, Слава, — одобрила учительница.
— Пирамида на морском трамвайчике-то не может плавать: чуть волна — и его сразу травит! — заметил Костя Белый.
— Я считаю, что Мельников и Пирожков по отношению к своему классу совершили предательство. Все, видите ли, должны в школу ходить, учиться, готовить уроки, а они в это время будут плавать по Индийскому океану…
— По Атлантике, — мрачно поправил Ваня.
— Конечно, это подлое предательство, — снова забасил Бойцов. — Надо было всем классом бежать…
— Леня, не переводи все в безобидную шутку, — нахмурилась учительница. — Лучше скажи: мог бы ты так поступить?
Гиревик закряхтел, завозился за партой. Такого вопроса он не ожидал.
— Что же ты молчишь?
— Я как-то об этом не думал, — наконец сказал он. — А потом, они меня не пригласили в свою компанию.
— Ребята, только честно, кто из вас мог бы вот так, как Мельников и Пирожков, взять и ни с того ни с сего убежать из дому?
По классу прошел шум: заговорили все разом, потом стало тихо.
— Если я правильно поняла вас, желающих на такой «подвиг» не нашлось бы?
— Я удрал бы, — заявил Костя Белый. — Только не на рыболовный сейнер, а на ракету… Ну, которая на Луну полетела бы или еще куда…
— Губа не дура! — хохотнул Бойцов. — На Венеру ему захотелось…
— Как видите, Мельников и Пирожков, в нашем классе больше морских волчат не нашлось… Неужели вы сами не понимаете, как все это глупо? Ну ладно, Ваня Мельников у нас известный романтик и фантазер, а ты, Андрей, как мог ты на такое пойти? Уж казалось бы, более рассудительного и трезвого парня, чем ты, в нашем классе трудно найти — и вдруг: корабль, трюм, бочки из-под селедки!.. Наш класс по всем показателям мог бы выйти на первое место в школе, а теперь благодаря вам будет плестись в хвосте. Мне стыдно, что я руковожу классом, в котором находятся вот такие ученики…
Отчитывать Нина Васильевна умела. У беглецов уже несколько раз уши бледнели, розовели, наливались ярким огнем, как петушиные гребни, а учительница говорила и говорила… Конец ее суровой речи был таков:
— Я думаю, вас обсудят еще на пионерской дружине.
— Завтра же, — подтвердила член совета дружины Мила Спицына.
— А чтобы вам больше не приходили сумасбродные идеи в головы, я вас с завтрашнего дня рассажу по разным партам. Ты, Ваня, сядешь… — учительница обвела класс глазами, — с Милой Спицыной…
— Посадите лучше на первую парту! — взмолился Мельников. — Милка ведь меня живьем съест!
— А ты, Андрюша, — с Надей Краснопевцевой.
— С кем угодно, только не с ней… — вскочил как ужаленный Пирожков. — Она же не человек, а… ходячая мумия!
— Нина Васильевна, пусть Пирожков сейчас же извинится, — бесстрастным голосом потребовала Надя.
— Чего я такого сказал… — заартачился было Андрей, но Ваня толкнул его под партой ногой, — мол, извинись, не то хуже будет — и Пирожков сквозь зубы извинился.
— Пожалуйста, — невозмутимо ответила Надя, даже не взглянув на него.
— Вы свободны, — сказала учительница.
Мрачнее тучи брели приятели по набережной. Солнце зарылось в клубящихся облаках, которые все плотнее обкладывали небо со всех сторон. Накренившийся красный с желтым буй на Неве взлетал на высоких волнах с белыми гребешками и с тяжелым всплеском опускался. Чайки молчаливо качались на черной, как деготь, воде. Подул холодный, с редкими дождевыми каплями ветер. Маленький черномазый буксир тянул длинную ржавую баржу. На корме одиноко сидел большой желтый пес. Ветер взъерошивал на его загривке косматую шерсть. Зачем забрался на старую пустую баржу желтый пес? И куда он плывет?
— Неохота домой, — проводив взглядом баржу с собакой, сказал Ваня.
— И мне, — вздохнул Андрей.
— Пойдем в Зоологический музей? — предложил Ваня. — Поглядим на скелет кашалота?
— Мы ведь зимой ходили.
— Пошли, — сказал Ваня.
В музее они слонялись по залам часа три. Глядя на гигантские скелеты китов и мамонтов, на заспиртованных в банках и пробирках морских и земноводных гадов, на чучела птиц и зверей, они забыли про свои беды-заботы. Глядя на серые кости, окаменелости, пролежавшие в толщах почвы миллионы лет, мальчишки почувствовали себя совсем маленькими. Корабль, бочки, неприятный разговор в классе — все это будто ушло в далекое и нереальное прошлое…
Вот сидят первобытные люди у костра. Один из дикарей задумчиво смотрит на огонь.
— Жили ведь люди на земле, — с завистью сказал Ваня. — Ни школы, ни заданий на дом… Убили мамонта, содрали шкуру — сиди у костра и жарь мясо… Золотой век!
— Какой же это золотой? — возразил Андрей. — Каменный. Посмотри, какие у них топоры.
— Да я не об этом, — с досадой сказал Ваня.
Не может Андрей понять приятеля с полуслова. Сколько дней пришлось его уговаривать. «А зачем бежать? — удивлялся Андрей. — Подождем, когда занятия в школе закончатся, придем к твоему дяде и попросимся на корабль. Не возьмет — уедем на автобусе на Вуоксу и будем рыбу ловить… А бежать куда-то — это глупо». И все-таки Ваня уговорил его. Действительно, случай подвернулся на редкость удачный. И если бы не эта записка в кастрюле, бороздили бы они сейчас Атлантический океан… Дядя и рад был бы их отправить домой, да не на чем. Не так уж часто корабли в океане встречаются…
И все-таки Андрей настоящий друг. Не стал в трудную минуту все сваливать на Ваню, как это сделал бы Пирамида.
* * *
У выхода из музея они снова остановились, глядя на скелет кашалота, занимающий центральную часть огромного зала.
— Ну и пасть! — уж в который раз поразился Ваня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30