Начинайте, и да помогут вам Конс и Церера!
Меммий выстроил оставшихся. «Городские бездельники» посмеивались, глядя на согнутые спины товарищей, срезавших налитые колосья.
– Теперь вы! Декурионам развести всех идиотов по четырем концам поля! В любой момент могут напасть даки! Да поразит их своей молнией Юпитер Карающий!
Щеки Септимия налились кровью.
– Дротики наизготовку! Не спать! Суслик, морда равеннская, проспишь варваров, прибью лично! По местам!
Под охраной одноцентурников легионеры до вечера убирали хлеб с обоих полей. Связанные снопы ветераны грузили на спины молодых, а те стаскивали их на стоянку когорты для молотьбы.
Прослышав о находке, целой турмой явились галлы. Декурион Иблиомар принялся уговаривать Меммия, Квадрата и центуриона обменять часть свежей соломы и зерна на одежду и серебро. Лошадям конников недоставало корма. Иммун беззастенчиво заломил такую сумму, что даже Септимий вытаращил глаза.
– Да за пятьдесят браслетов и пятьдесят курток и плащей я перекуплю ячмень у самого Меркурия! – взревел ошарашенный Иблиомар.
– Перекупи! – спокойно парировал старый пройдоха.
Все четверо начали ожесточенно торговаться. Турмовики ядовитыми репликами поддерживали командира. Наконец остановились на том, что «безмозглые галльские пентюхи» (характеристика, данная партнерам Меммием) уплатят пехоте двадцать серебряных дакийских браслетов и пятьдесят курток и плащей. И, кроме того, перевезут на своих лошадях весь ячмень и пшеницу себе и манипулу.
– Сволочь ты, Меммий! – сплюнул Иблиомар, отходя от махрового армейского спекулянта.
Ветеран не успел ответить. Издалека донесся крик Суслика:
– Даки! Мать вашу! Даки слева!
Отряд патакензиев, неслышно подкравшийся к римлянам, обрушился на охрану косарей. Меммий указал Иблиомару на врага.
– Хочешь зерно, давай верхом туда и отгони варваров! Это будет еще одним условием продажи!
Галлы, сбросив снопы, поскакали к опушке. Жнецы, оставшиеся без щитов, ничком попадали на жесткую стерню, спасаясь от гудевших в воздухе стрел. Совместными усилиями отбили нападение. Даки исчезли так же внезапно, как и появились. Септимий, ругаясь, обыскал каждый куст. Ни одного убитого. А у него двое. И четверо раненых. Ну, твари! Но Меммий ткнул пальцем в несколько кровавых вмятин в траве.
– Успокойся, Септимий! Им тоже досталось. Трупы и задетых дротиками они унесли с собой.
Он оказался прав. Шагах в пятистах обнаружили забросанную свежими ветками выбоину, в которой лежали три убитых дака.
Приказ Децебала о запрете посевов на юго-западных землях Дакии полностью себя оправдал. Продвигаясь вперед, римская армия начала испытывать сильный недостаток продовольствия. Снабжение легионов было сориентировано на грабеж покоренной территории. В кампаниях 101 и 102 годов такое положение дел устраивало войска империи. Но мудрость дакийского царя поставила армию захватчиков под угрозу голода. Обозы не поспевали за наступающими алами и когортами. Летучие отряды даков и союзных сарматов и бастарнов нападали на фуражиров и заготовительные команды на марше и растаскивали или сжигали добытое с трудом сено и зерно.
Траян перебросил на охрану коммуникаций два легиона с «Траянова вала» в Восточной Дакии. Адриан с I Минервиным легионом принялся прочесывать леса вдоль Алутуса. Стремясь лишить дакийские дружины баз питания и отдыха, императорский племянник безжалостно сжигал все окрестные поселки. Тысячи женщин и детей перегонялись по мощеным римским дорогам в рабство. Большие районы, ранее заселенные многочисленными родами котензиев и патакензиев, пришли в запустение.
В середине августа 105 года передовые когорты V Македонского легиона вместе со штабом императора появились под стенами Апулы. Отряды римлян ринулись в сторону Ампела. Император, извещенный предателями даками, приказал захватить золотые рудники Златны. В руки Гая Клавдия Севера попали огромные ценности. Захватчики ни на день не прерывали добычу драгоценного металла. Три тысячи фунтов золота доставили Траяну. Вместе с четырьмя тысячами, выданными цезарю Бусом в Бурридаве на копях Алутуса, это составило внушительную сумму. Бус отдал римлянам двухлетний запас накопленного песка, самородков и готовых изделий, прибавив к ним содержимое известных ему тайников. Благодаря этому он сохранил за собой пост начальника золотодобычи на Алутусе. Для него не изменилось ничего. Так же свистал бич надсмотрщика, так же текла вода по желобам. В пламени горнов плавился солнечный металл. Только песок и слитки отправлялись не в Сармизагетузу, а в Дробету, и отчеты рассматривал не Децебал, а Великий цезарь Римской империи Марк Траян. Он, Бус, получал положенную долю.

* * *

... Синие глаза императора сверкали под резным налобником.
– Бонифаций! Твои катапульты мечут огонь слишком медленно! Замени уставшие расчеты!
Шел пятый день осады Апулы. Крепость один за другим отбивала все приступы. Авл Пальма, Авидий Нигрин, Клавдий Север, Лузий Квиет, Элий Адриан, похудевшие, осунувшиеся, полукругом стояли позади цезаря.
Траян снял каску. Преторианец не успел подхватить ее. Железо звякнуло о землю. Истрепанные красные перья распушились, придавленные сферой наголовника.
– Что у тебя, Адриан?
– Варвары подцепили веревочными сетями три моих тарана. Пытались поджечь, но саперы не пожалели квасцов. Остальные два продолжают работу.
– Хорошо. Ты, Север!
– Еще сутки, и смогу подвести две подкатные башни к стенам! Но, Светлейший, прикажи отвести конницу Квиета. Она только помеха!
Испанец знакомым жестом потеребил ухо. Улыбнулся.
– Квиет, отойти назад. Пусть мавры спешатся и станут простыми стрелками под стены. Так будет больше пользы!
Принцепс взял из рук солдата тыквенную флягу с поской, напился. Потом указал на башни правого крыла.
– Там саперы Валентина и бессы роют подкоп. Дня через два должны закончить. Но я не собираюсь откладывать штурм. Пальма! Ни днем, ни ночью не прекращать обстрел. Не жалеть нефти и серы. Больше огня и вони! Легионам – отдых полный час, потом – приступ! Награждайте отличившихся! Взошедшему на стены первым – пять тысяч сестерциев и крепостной венок в награду! Вторым – три тысячи и шейное отличие! Третьему – тысячу и браслет на запястье! К делу!
Подкоп не понадобился. Штурмующие когорты под прикрытием ударов баллист, онагров и катапульт, поддержанные ливнем стрел сирийских, галльских и африканских стрелков, взошли на стены в самом неприступном месте. Золотого венка удостоился мало кому известный молодой гастат Аврелий Виктор II когорты VII Клавдиевого легиона. Легионер заколол варвара и продержался на гребне несколько драгоценных мгновений. Сбитый озверевшими даками с ног, Виктор потерял сознание. Меммий с Фортунатом прикрыли «мальчишку» щитами.
– Клавдианцы! Ко мне! – неистово вращая мечом, матерясь, призывал иммун. – Птенчик Виктор погибает! Позор орлам VII Клавдиевого легиона, если прибьют сегодняшнего героя! Щенок заработал пять тысяч сестерциев и крепостной венок!
– Бар-р-ра-а-а!! – гремели карабкавшиеся по лестницам солдаты.
В распахнутые ворота Апулы ворвалась галльская и германская кавалерия. Куски черепицы и булыжники полетели в конников. Квиета с разбитой головой уволокли чернокожие мавры. Резня закипела между домами, на крышах и чердаках. Даже дети вставали рядом с родителями. Манипулы шли вперед только по трупам. Сабитуй, начальник апуланского гарнизона, вывел из крепости всех, кого смог. Сын его, Тарскана, с горстью смельчаков прикрывал отход. Гигантские языки пламени раскаляли железные пластины доспехов. Удушливый серный дым полз по всему городу. Над невысокой кровлей храма Замолксиса, в центре, взвился легионный орел и штандарт с изображением императора. Апула была взята. Теперь прямая дорога лежала на Сармизагетузу. В воздухе вились стаи ворон. Квесторы и корникулярии считали потери, но каждый, от легковооруженного до кавалериста, понимал: конец войны – это взятая Сармизагетуза. Еще потрепанные манипулы приводили себя в порядок и стаскивали в одно место погибших, а когорты V Македонского, XIII Сдвоенного и I Минервиного легионов выступили по дороге на юг. Не было никаких обозов. Метательные машины катились на колесах среди марширующих центурий.

Прячьте, мамы, дочерей,
Мы ведем к вам лысого развратника.

Вечная песня вечных легионов неслась над колоннами. Порою в походные порядки врывались группы смельчаков из даков: храбрецы костобоки, карпы, патакензии грудью прикрывали путь к сердцу Отчизны. И гибли, выстилая телами склоны гор и стволы засек. Ветераны когорт рассматривали убитых врагов. Качали волосяными щетками гребней.
– Не тот стал Децебал, не тот! Видно, и вправду пошла на убыль дакийская сила.

* * *

... Траян вызвал к себе Авла Корнелия Пальму. Легат отдал последние распоряжения к выступлению, нахлобучил шлем. Здоровяки преторианцы расступились, пропуская его в палатку.
– Как ты думаешь, Корнелий, сколько еще продержится Децебал?
Не удивляясь вопросу, Пальма прикинул:
– Может, год. Может, два.
Император заинтересовался:
– Почему так много?
– Хорошо, если царь варваров попадется нам в Сармизе. А если он успеет уйти, как уходил до сих пор, думаю, нам еще придется повозиться.
– Децебал, живой или мертвый, уже не имеет для нас никакого значения, – жестко сказал Траян, – его царство полностью в наших руках. Я целиком полагаюсь на тебя, Авл. Дакии, я имею в виду варварской Дакии, той, что представляла для империи опасность, теперь не существует! Есть имперская провинция Дакия. У гидры отрублена одна голова. Настал черед подумать о второй!
Полководец непонимающе сощурился. Император пристукнул кулаком о ладонь.
– Слушай приказ! Ты не поведешь когорты на Сармизагетузу. С этим справится любой трибун. Ты возьмешь потрепанный IV Скифский легион, несколько вексиллатионов германцев и британцев и отправишься в Азию! IV Скифский передашь Цельзу. XII Молниеносный переходит под твое командование. Легат VI Железного подчиняется тебе. Пока все. Мне нужны укрепленные лагеря в Сирии и Аравии! Стоянки и источники воды! Иди, Авл, и да хранят тебя бессмертные боги!
Выйдя на свет, Корнелий Пальма потянул носом воздух. Повсюду солдаты выдергивали из земли колья, сворачивали палатки, грузили обозные телеги.
Легат поправил перевязь с мечом.
– Так, значит, за Дакией – Парфия...
Где-то за палисадом затрубили букцины.

8

Пот струился по плечам и груди. Крепко затянутые половины кожаного панциря стесняли дыхание. Но пальцы, с нечеловеческой силой сжимавшие заводной рычаг, продолжали делать привычную работу. Скориб накручивал правый канат башенной баллисты. Над левым корпели сыновья. Девятнадцатилетний Мукапор весь побагровел от натуги. Семнадцатилетний Сирм время от времени отвлекался посмотреть на подступившие внизу центурии римлян.
– Сброшу туда! – свирепо рявкнул отец младшему. – Быстрее перехватывай! Их встретят и без тебя!
В воздухе засвистели стрелы. Римские лучники поддерживали штурмующие сотни. К стрелам прибавились камни от пращей. Балеарские и лузитанские пращники прицельно забрасывали просветы между зубцами. Черный речной голыш звякнул о шлем Сирма.
– Труса камень сам ищет, – усмехнулся Скориб. – Теперь, сынок, можешь быть спокойным, сегодня тебя боги больше испытывать не будут!
На нижние опоры метательной машины со стоном повалился пронзенный стрелок дак. Мукапор с братом проворно оттащили убитого в сторону. Заскрипели колеса исполинских осадных башен. Прикрывшись сплошным черепашьим панцирем из составленных щитов, римские манипулы толкали гелеполы к стенам Сармизагетузы. С насыпи сухо затрещали аппараты Траяна. Дымные серные снаряды по высокой дуге понеслись через укрепления на крыши домов. Скориб поднял руку с грязным красным флажком:
– Лупи!
Дакийские баллисты и скорпионы открыли ответную стрельбу. Мукапор выбил удерживающую шпильку. Грубо обколотый пудовый булыжник, брошенный машиной, упал в самую середину «черепахи». Треск. Вопли. Проломив три-четыре щита, снаряд убил и изувечил несколько легионеров. Строй на секунду смешался. Солдаты перестраивались на ходу.
– Сирм, тащи горшок с нефтью! Мукапор, крути живей! – Скориб ожесточенно заработал рычагом. Начался седьмой со дня осады приступ стен Сармизагетузы.

* * *

... Децебал собрал в столице всех, кто еще мог держать в руках оружие. Жители окрестных деревень стащили в город все хлебные запасы, привели скот. Сарматы и бастарны отказались войти в пугающую тесноту крепостных стен, но вожди карпов, анартов, теврисков и даже озов не покинули Децебала и поставили своих воинов рядом с даками на башни и зубцы дакийской столицы. На Совете, собранном царем, Ратибор карпский высказал общую мысль:
– Мы будем с тобой до конца, Децебал! Только боги ведают, чем кончится война Обломав зубы о твердыни Сармизагетузы, Траян с наступлением зимы снимет осаду! И тогда мы выдерем отступающим «петухам» хвосты!
Каждый из тысяч даков и союзников, оборонявших сердце Дакии, был готов стоять до последней капли крови. Двух изменников, пойманных при попытке к бегству, убили на месте и обнаженные трупы вывесили на площади перед дворцом царя. Девять полных легионов и приданных вексиллатионов плотным кольцом обложили город со всех сторон. Римляне копали траншеи, оборудовали позиции, возводили насыпь, торопясь до наступления осенних холодов покончить с оплотом сопротивления в Задунайской Дакии. Последней в человеке умирает надежда. Даки надеялись. На себя. На погоду. На Замолксиса. На Кабиров. На чудо.
Пожалуй, только один человек не питал на будущее никаких иллюзий. И человеком этим был царь гетов и даков Децебал. Мрачный, задумчивый, смотрел верховный вождь дакийских племен на копошащихся у подножия башен врагов. По временам рослый легионер в шлеме со страусовыми перьями объезжал свое войско. Децебал внимательно следил за его движениями и жестами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67