— Давно у тебя были месячные?
Алана побледнела и стала лихорадочно рыться в памяти. Из-за всех этих драматических событий, которыми в последнее время так была наполнена ее жизнь, она не обратила внимания…
— С того времени, как Меррик поселил меня в замке… — неуверенно произнесла она дрожащим голосом, — …наверное, в начале декабря.
— Алана, я редко ошибаюсь насчет таких вещей, но… догадываюсь, что у тебя будет ребенок.
Рука Аланы скользнула к животу. Боже милостивый, она обнаружила небольшую округлость, которой раньше не было.
— О, нет, — тихо сказала она. — Нет! Не может быть!
Взглянув на ее расстроенное лицо, Женевьева ласково обняла Алану за плечи.
— Ну, не расстраивайся! Конечно, Меррик будет рад…
— Меррик! — Алана ухватилась за Женевьеву. — Не говорите ему! Умоляю вас, не говорите!
Женевьева колебалась. Мольбами и слезами Алане удалось добиться от нее обещания сохранить тайну. Бедная девочка была так расстроена, что Женевьева не могла не уступить ей. Лишь дав торжественную клятву, она сумела снова уложить Алану в постель и натянуть одеяло ей до подбородка.
Но Алана не успокоилась. Она обхватила колени руками и лежала, глядя в пустоту сухими, ничего не видящими глазами. Больно было смотреть на бедняжку. Женевьева шепнула, что малыш непременно составит счастье своей матери. Отчаяние пронзило Алане сердце. Нужно же было предвидеть, что может появиться ребенок! Как же глупа она была, что не подумала об этом! И вдруг Алана пришла в ужас от будущего, уготованного… не ей — ребенку! Она не сомневалась: Меррик вовсе не обрадуется, когда узнает о ее беременности.
Остаток дня Алана провела в своей комнате. Мягкий свет вечерней зари уже прокрадывался сквозь щели в ставнях, когда во дворе вдруг раздался шум и поднялась суета.
Алана заторопилась к окну. Всадники только что въехали во двор замка. Она увидела, как спрыгнул на землю Симон. Радость охватила ее, но вскоре она уже едва различала кого-либо еще, кроме Меррика. Женевьева выбежала из замка. Алана со странным стеснением в груди наблюдала, как мать обнимает сына. Женевьева плакала, не скрывая слез. Меррик шагнул и положил свою сильную руку на затылок юноше. Жест выдал его чувства.
У Аланы сжалось сердце. Будет ли Меррик так же относиться к собственному сыну? Она не могла не думать об этом. Впрочем, едва ли он даже признаёт ребенка! Гнетущая печаль забралась в сердце и терзала душу. Никогда не чувствовала Алана себя такой одинокой! Как будто она не имела никакого отношения…
Она и на самом деле не имела никакого отношения к его семье.
Немного позже раздался стук в дверь. Алана поколебалась, прежде чем сказать:
— Войдите!
Она расслабилась, когда увидела, что это Женевьева. В руках женщина держала меховой плащ, подаренный Мерриком. Улыбаясь, Женевьева положила плащ на постель.
— Симон благодарит тебя за плащ, — тихо произнесла она, — и я тоже,
Алана слегка улыбнулась. — Разбойники украли у него плащ и рубаху. Я очень боялась, как бы он не простудился. Женевьева кивнула.
— Скоро в зале будет подан праздничный ужин. Прошу тебя, присоединись к нам.
Алана ничего не могла с собой поделать. Ее мысли устремились к Меррику. Ей казалось, что достаточно будет ему взглянуть на нее, как он все поймет… Она упрекнула себя за глупость. Как может он о чем-либо догадаться, если она сама ничего не подозревала, пока Женевьева не подсказала ей?
Молчание Аланы было воспринято как отказ. Женевьева взяла ее руки в свои и пристально посмотрела ей в лицо.
— Ты не должна избегать Меррика, Алана. Он ждет тебя, и я тоже хотела бы, чтобы ты разделила мою радость, — она сжала пальцы саксонки. — Меня очень обрадует твое согласие.
Слезы навернулись Алане на глаза. Она вновь поразилась, насколько ближе ей эта женщина, чем ее собственная сестра. Могла ли Алана отказаться? Она и не отказалась, хоть ей и пришлось собрать всю храбрость, чтобы занять свое место в зале в этот вечер.
До ужина ей не удалось бросить хотя бы еще один взгляд на Меррика. Он не пришел в спальню. Втайне Алана была этому рада. Она боялась увидеться с ним — теперь, когда она знала, что носит под сердцем его ребенка.
Меррик сидел во главе стола — темноволосый, стройный, такой красивый, что у нее перехватило дыхание.
Лишь спустя несколько часов после приезда он подошел к ней. По его лицу, как обычно, нельзя было догадаться, о чем он думает.
— Ты здорова, саксонка? — спросил лорд холодным тоном.
Она кивнула. Глаза Аланы невольно скользнули в сторону Женевьевы. Дама быстро отвела взгляд. Но Женевьева сдержала обещание и ничего не сказала брату, хотя много раз Алана замечала, что ей трудно остаться верной слову.
— Разбойники не причинили тебе вреда? — спросил Меррик.
— Нет, — ответила Алана очень тихо. — Симон пригрозил, что если с нами что-либо сделают дурное, то ты не заплатишь им выкупа. Предводитель разбойников думал убить нас обоих, как только получит выкуп. Я слышала, он говорил об этом, — она содрогнулась. — Как хорошо, что ты так быстро разыскал Симона!
— Да! — отозвался он. — Симон говорит, что погиб бы от холода, если б не ты. Кажется, я многим обязан тебе, саксонка!
Алана не знала, что и сказать, поэтому ничего не ответила. Но рыцарь смотрел на нее таким долгим и тяжелым взглядом, что ей стало не по себе.
Все-таки что-то было не так! Звенящая тишина накалялась, и крепла уверенность Аланы: что-то не так!
Она нервно скрестила на груди руки и облизнула пересохшие губы.
— В чем дело? Почему ты на меня так смотришь?
— Мне кажется подозрительным, саксонка, твое утверждение, будто сакс по имени Бремвелл послал гонца ко мне с требованием выкупа. Такого требования я не получал!
Алана вздернула подбородок.
— Тебя не было и замке!
— Зато были мои воины, Женевьева… Никто не появлялся и не требовал выкупа! Что ты на это скажешь?
Алана ответила коротко:
— Откуда я могу знать? Может быть, гонец заблудился. Может, твои люди ошиблись…
— А может быть, ты лжешь, саксонка? Ведь однажды ты сказала, что готова заключить сделку с самим дьяволом, лишь бы ускользнуть от меня. Мне интересно… не договорилась ли ты со своими друзьями-саксами? Не устроила ли заговор с целью выманить меня из Бринвальда и прикончить? — голос его был таким же резким, как и суровым взгляд.
Алана недоумевала. На мгновение слезы подступили к глазам. Неужели он действительно может думать, будто она способна затеять против него заговор?
На душе у Аланы стало горько. Дважды спасала она жизнь его племянника! А он с легкостью готов был осудить ее безо всяких на то причин и поверить всякому вздору, пришедшему в голову!
В ее душе разгоралось негодование, жаркое, как пламя. В ослеплении гнева Алана не могла больше придерживать свой язык.
— Ваша благодарность ошеломляет меня, милорд… ах, я забыла… не просто лорд, лорд-завоеватель! Вы сначала благодарите меня, а спустя минуту осуждаете! — ярость затмевала глаза. — Можете быть уверены, больше я не допущу ошибки и не позволю, чтобы вам было за что меня благодарить.
Она повернулась и побежала, огибая собравшихся в зале рыцарей. У себя за спиной она услышала тяжелые шаги и крепкие ругательства. Алана ускорила шаги, а затем побежала, что было сил.
Она уже добралась до последней ступеньки винтовой лестницы, когда Меррик догнал ее, развернул и стальными пальцами впился в плечи.
— Черт тебя побери, саксонка! Ты убегаешь, потому как провинилась? Потому что злом ответила на доброту? И будешь отрицать это?
Алана постаралась вырваться, и ей это удалось, но глаза Меррика надежно приковали ее к месту.
— Почему ты спрашиваешь? — крикнула она. — Ты поверишь чему угодно, и тебя мало интересует, что я скажу! Но я все же тебе отвечу! Я ничего не делала из того, в чем ты меня вздумал обвинять!
Мерцающий свет факела, укрепленного на стене, бросал причудливые тени на его лицо.
— Возможно, в прошлом я был не прав, но на этот раз не ошибаюсь, — гневно заявил Меррик. — Сегодня вечером я пристально наблюдал за тобой, саксонка. Ты была расстроена весь вечер! Твое недовольство было замечено всеми! Так что признавайся, милая. Ты ожидала, что я вернусь в Бринвальд? Или надеялась, что никогда не вернусь?
Лицо Аланы окаменело. Как он мог так о ней думать? Ведь он ничего не знал, и ему не было дела до ее чувств и гордости! Душа Аланы разрывалась от обиды и несправедливости. Меррик говорит о предательстве! Но не сам ли он сейчас совершает предательство, не доверяя ей? Для него она всего лишь одна из вещей в его обширных владениях!
Алана сжала губы и смело встретилась с ним взглядом. Со стороны Меррика последовал взрыв гнева. Он схватил ее за плечи.
— Отвечай мне, саксонка!
Алана вдруг страшно рассердилась, что Меррик ее трясет. Она гордо откинула голову и ответила с такой же яростью, с какой он обратился к ней.
— А что, если и надеялась никогда тебя больше не увидеть? Я презираю тебя, — прошипела она. — Ты сжег мой дом. Ты и твои люди убили моего отца. Ты сделал мою сестру служанкой, а меня своей рабыней! Я оплакиваю тот день, когда ты и твои злобные норманнские негодяи высадились на наши берега, и мечтаю о том дне, когда вы уберетесь… или падете под саксонским мечом! Вот тогда я порадуюсь! Ты говоришь, я обязана повиноваться тебе? Но меня не связывают с тобой никакие узы верности! Я ничем тебе не обязана, норманн!
Раздалось громоподобное ругательство, и лорд встряхнул саксонку так, что голова Аланы дернулась, будто хрупкий цветок на стебле. Она ошеломленно посмотрела на Меррика.
— Во имя Господа, — процедил он сквозь зубы, — ты обязана мне самой жизнью!
Никто не заметил, как Женевьева, покинув зал, устремилась за Мерриком и Аланой по пятам. И в это самое мгновение она показалась из-за поворота. Громко вскрикнув, Женевьева повисла на руке брата.
— Меррик! Ради Бога, осторожнее! Она беременна!
Глава 16
Меррик не мог объяснить, что за темная тень нависла над его душой и почему сомнения разъедают сердце. Саксонка плакала из-за Симона, опасаясь за его жизнь. Но были ли ее слезы искренними или лживыми, притворными? Ах, как легко могла бы она войти в сговор с саксами, чтобы захватить мальчика и, выманив лорда Бринвальда из замка, убить ненавистного норманна!
Меррик заскрежетал зубами. Не проходило часа, чтобы он не думал о ней, хотел того или нет! Он вспоминал, как таяла Алана в огне страсти, какими влажными и нежными были ее губы под его жаркими поцелуями, как безудержно двигались ее бедра под его натиском. И еще он раздумывал… сумел ли вызвать у нее столь же сильное ответное желание, какое она вызывала у него. Не отдавалась ли саксонка ему только для того, чтобы обмануть, усыпив бдительность?
«Я оплакиваю тот день, когда ты и твои злобные норманнские негодяи высадились на наши берега, и мечтаю о том дне, когда вы уберетесь… или падете под саксонским мечом! Вот тогда я порадуюсь!»
Гневный крик все еще звучал в памяти. Нет, мрачно подумал Меррик, так просто саксонка не отбросит спою ненависть к норманнам. Ему следует ее опасаться.
Много темных и горестных мыслей пронеслось в его душе в момент внезапного смятения, и он бросил ей с оскорбительным пренебрежением и во взгляде, и в голосе:
— Ребенок мой, саксонка? Или ты облагодетельствовала какого-нибудь английского сэра?
Алана почувствовала себя так, словно он ее ударил. Горло у нее сжалось, на мгновение лишив дара речи, но затем оскорбленная саксонка обрушилась на рыцаря уж со всем кипением яростных чувств, бушевавших в сердце:
Я ненавижу тебя, норманн! Да простит меня Бог, я тебя ненавижу!
Она бросилась бежать и, влетев в комнату, громко хлопнула дверью. С проклятием Меррик пошел за ней следом, но путь ему преградила Женевьева.
Ты глупец, — заявила она без лишних предисловий.
— Что ты путаешься у меня под ногами, сестра? — проворчал Меррик.
Женевьева вскинула голову. Голос ее звучал тихо, но дрожал от гнева:
— Воистину ты жесток! Как ты не понимаешь? Это жестоко — оскорблять Алану подозрениями! Ты прекрасно знаешь, что ее не касалась рука другого мужчины! И ты не смеешь даже предполагать, будто она могла попытаться войти в сговор с саксами с целью погубить тебя. Ее соотечественники клеймят бедняжку, утверждая, что она якобы ведьма, а ты осуждаешь за то… что вообще не может быть правдой!
Лицо Меррика окаменело.
— Я жесток? Саксонка не так уж невинна, как ты думаешь, Женевьева! Она пробовала убежать от меня и раньше! К тому же ты была в зале сегодня вечером и, должно быть, как и все, заметила ее грустный и расстроенный вид. Алана не хочет иметь от меня ребенка!
— Она была обеспокоена предстоящей встречей с тобой, но не по той причине, которую ты выдумал! Алана не знала, как сказать тебе о своей беременности, а ты, грубиян такой, повел себя именно так, как она и опасалась! — Женевьеву охватил праведный гнев. — Ты знаешь жизнь лучше нее, брат! Если у тебя не было намерения признавать ее ребенка, который, как нетрудно было предположить, не заставит себя ждать, ты не должен был завлекать девушку в свою постель. И у тебя нет права осуждать Ала…
— Никого я не осуждаю! — взорвался Меррик. — Просто все слишком неожиданно…
Тонкие брови Женевьевы приподнялись:
— Если ты вспахал поле, то зерно прорастет, брат.
Меррик смотрел на сестру пылающим взором, стараясь отбросить угрызения совести. Но внутренний голос не молчал. «Она права, — донимал голос. — Ты должен был предположить».
— Если ты умен, то лучше оставь ее сейчас в покое, брат. Она переживет трудное время, и…
— Снова ты вмешиваешься, куда не следует! В последнее время это вошло у тебя в привычку, Женевьева! Будь любезна, дай мне пройти.
Несмотря на видимость вежливого обращения, то было требование, и Женевьева это поняла. Напряженное выражение лица рыцаря ясно говорило о его намерениях. Женевьева обеспокоено взглянула на брата, когда он прошествовал мимо.
Дверь комнаты захлопнулась за ним, и молодая дама вознесла к небу пылкую молитву, чтобы Господь вразумил Меррика.
Алана оцепенела, когда он вошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38