Лучше бы тебе заткнуть уши, потому что нежная, безгрешная Мередит осквернила свои губки ругательством. Хотя должен признаться, дорогая, что ругательства слетают с твоих губ без особых затруднений.
Его насмешливый тон разозлил ее еще больше.
— Это мой ребенок! — сердито сказала она. — Может быть, тебе напомнить, кто его носит?
— А тебе напомнить, кто дал его тебе? Этот ребенок в равной степени принадлежит и мне, и тебе.
Он был прав, и спорить было бесполезно. Тогда она сказала первое, что пришло в голову:
— Если ты не отпустишь меня, я опять убегу. Пока не знаю, когда и как это произойдет, но я найду способ!
Он рассвирепел и, прижав ее к себе, прошипел:
— Слушай, Мередит. Я тебя не отпущу, и ты никуда не убежишь. Я тебе не позволю уйти, пусть даже для этого мне придется приковать тебя цепью в этой комнате.
У нее опустились руки. Она знала, что не уйдет отсюда, — ей некуда было идти! Возвратиться в Конниридж? Нет, она не смогла бы вынести сочувствия монахинь. Не могла она возвратиться и к отцу, и вообще на земли Монро. Если кто-нибудь, тем более отец, обнаружит, что ее несколько месяцев держали в Данторпе, вражда разгорится с новой силой — в этом Камерон прав. От этой мысли ей стало не по себе. Боже милостивый, а вдруг Камерона убьет кто-нибудь из ее соплеменников? Что будет с ней тогда?
И зачем ему приковывать ее цепью? Она и без того уже прикована цепью, она приросла к нему всем сердцем и душой.
Она его любит. Любит безумно, но никогда не признается ему в этом. Ни за что! Потому что он не отвечает ей тем же.
Камерон, мрачнее тучи, разрывался между двумя противоречивыми чувствами. Ему хотелось вытрясти из нее душу и в то же время хотелось заняться с ней любовью, чтобы она забыла о своем желании покинуть его. А главное, он не даст отнять у него сына, рождения которого он ждал с таким нетерпением.
Неужели она надеется, что он ее отпустит? — удивленно думал он. Черта с два! Никуда он ее не отпустит — ни в Конниридж, ни в замок Монро. Он хорошо ее знал, свою милую упрямицу. Ведь пострадает ее гордость, она будет чувствовать себя опозоренной и униженной. Возможно, его соплеменники назвали бы это самой сладкой местью… Но Камерон не мог так поступить. Он никогда не сможет причинить ей такую боль. Гленда первой заметила разлад между ними. Камерон три ночи подряд спал на скамье в зале, а Мередит оставалась одна в их комнате. По утрам — да и в течение всего дня Камерон обрушивался на каждого, кто попадался . под руку. У Мередит покраснели и припухли глаза. Даже при одном упоминании его имени у нее дрожали губы. Она то и дело принималась плакать. Гленда была в отчаянии. Сначала она считала, что им надо дать время, чтобы они поняли то, что давным-давно поняла она. Но как видно, они были слепы или слишком упрямы. А может быть, и то и другое.
Однажды вечером, когда в зале никого не было, она решила поговорить с Камероном.
— Ты неотесанный мужлан, — заявила она. Черные брови удивленно поползли вверх.
— Вот тебе на! — медленно произнес он. — Чем я заслужил такое обвинение?
— Тебе лучше знать, — ответила Гленда, — но расплачиваться приходится Мередит.
Он сердито прищурился.
— Гленда, ты никогда не совала нос в чужие дела. Прошу тебя, не вмешивайся и теперь.
— Ты прав. Мне это не свойственно.
— Отлично, — пробормотал он. — В таком случае я пошел…
Она преградила ему путь.
— Боюсь, что на этот раз мне придется сделать исключение. Ты заметил, в каком подавленном состоянии находится в последнее время Мередит?
Он замер. Может, это добрый знак? Может, она пересмотрела свою позицию? Эх, хорошо бы! Однако его сразу охватила тревога. Может быть, это из-за ребенка? Господи, уж не заболела ли она? А вдруг с ней что-нибудь случилось?
Ему очень хотелось ответить, что не мог он знать о подавленном состоянии Мередит, потому что она не желает не только разговаривать с ним, но и видеть его. Но наверное, разумнее будет послушать, что хочет сказать ему Гленда. Он постарался скрыть свою тревогу.
— Подавленное состояние, говоришь? Не понимаю, с чего бы это.
— Ну конечно, где уж тебе! — огрызнулась Гленда. — Сказать тебе почему?
— Думаю, ты все равно скажешь, так что валяй, выкладывай, — мрачно усмехнулся он.
— Мередит ничего не говорит мне, — сказала Гленда. — Но я-то понимаю, что ее печалит: у нее скоро родится ребенок, а она не замужем. — Гленда решила выложить ему всю правду. — Я не знаю другого столь истово верующего человека, кроме разве отца Уильяма. Да, она скоро родит ребенка без мужа, а это противоречит всему, во что она верила, противоречит самой вере. Могу представить себе, какой опозоренной она себя чувствует, особенно если учесть, что она собиралась постричься в монахини.
У Камерона екнуло сердце. Ему никогда не приходило это в голову.
— Что ты хочешь сказать, Гленда? По-твоему, я должен жениться на ней? Ведь она Монро, дочь Рыжего Ангуса!
— Но это не послужило препятствием, когда ты уложил ее в свою постель?
Он почувствовал угрызения совести. На этот вопрос у него не было ответа.
— Скажи мне, Камерон, ведь ты не отрицаешь, что эхо твой ребенок?
— Нет! — горячо запротестовал он. — Это мой ребенок, и я признаю его своим!
— В таком случае, — продолжала Гленда, пристально глядя ему в глаза, — я на твоем месте подумала бы вот о чем: если ты не женишься на ней, этот ребенок не будет считаться рожденным в клане Маккеев. — Она сделала паузу. — Если ты не женишься на ней, ребенок будет носить имя Монро.
Она ушла, а он, оседлав коня, поднялся на седловину в горах, высоко над Данторпом. Там он остановился и окинул взглядом открывавшуюся взору величественную панораму. Горные вершины вокруг были окутаны туманом. Далеко внизу простиралась долина. Насколько видел глаз, вдаль уходили цепи холмов. Все вокруг застыло в молчании, как будто весь мир затаил дыхание.
Грудь у него раздувалась от гордости. Это были земли Маккеев. Его земли. Земли, которые со временем перейдут к его сыну, потому что Камерон был уверен, что у него родится именно сын.
Но жениться на Монро, дочери убийцы своего отца… Боже милосердный, простит ли его когда-нибудь за это отец? С другой стороны, если он не женится… то простит ли его сын?
Он закрыл глаза. И представил себе… Мередит. Мередит с золотисто-рыжими волосами и глазами голубыми, как небеса. Мередит, миниатюрную и изящную, слегка отяжелевшую теперь, потому что она носила его ребенка. Его сына.
Он улыбнулся. Она считает себя слабой и нерешительной, но Камерон еще никогда не встречал такой храброй женщины. Он вспомнил, как она спала, прижавшись к его боку и доверчиво положив маленькую ручку ему на грудь. Откровенно говоря, он был очень удивлен, что она вообще ему уступила. Нет, подумал он, она не капитулировала, она сражалась с ним с первой минуты их знакомства. Было совсем не легко уложить ее в свою постель. Но его страсть лишь сильнее разгорелась от этого. Его желание не остывало, он не мог насытиться ею.
Он понял, что желание его никогда не пройдет, потому что она давала ему такое полное удовлетворение, какого он никогда еще не испытывал. Он убеждал себя, что это всего лишь похоть. Однако его чувство было гораздо глубже, просто он боялся себе в этом признаться. Она овладела его душой и сердцем. «За похищение из монастыря, — подумал он, — я заплатил душой и сердцем — ничего себе сделка!»
Конечно, нельзя отрицать того, что он привез ее в Данторп против ее воли. Правда, в то время он не знал о том ужасе, который погнал ее в Конниридж. Тут внутренний голос ядовито напомнил ему, что и после того, как он узнал об этом, он продолжал делать то, что намеревался. Он заставил ее забеременеть, снова подчинив ее своей воле. Он всегда поступал по-своему, не оставляя ей выбора…
Назад, в Данторп, он мчался сломя голову, словно одержимый демонами. Отчасти так оно и было: его преследовали демоны совести! Когда он приехал, было уже довольно поздно, и в главном зале почти никого не осталось, кроме двух-трех человек, засидевшихся за кружкой эля.
Схватив свечу, Камерон решительно направился к лестнице, ведущей в северную башню.
Он распахнул дверь в их комнату. Мередит уже лежала в постели. Услышав шаги, она подняла голову.
— Камерон? — окликнула она его сонным голосом. Поставив свечу на стол, он в три шага преодолел расстояние до кровати. Сделав глубокий вдох, он выпалил:
— Выходи за меня замуж, Мередит!
Глава 20
Мередит тупо уставилась на него, уверенная, что ей это снится. Окружающие предметы наклонились, покачнулись, потом вновь обрели устойчивость.
Нет, это не сон. И Камерон ей не пригрезился, а стоял перед ней, выпрямившись во весь свой огромный рост.
Эти слова должны были обрадовать ее, ведь она мечтала когда-нибудь стать его женой, но почему тогда они отозвались в ее душе такой болью?
Прикрыв простыней грудь, она едва заметно покачала головой.
— Почему? — тихо спросила она. — Почему ты решился на это?
— Я отец этого ребенка, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Мы должны…
Ребенок! Ей следовало бы сразу догадаться об этом! Неожиданно для себя она так разозлилась, что у нее потемнело в глазах.
Она расправила плечи и гордо выпрямилась, несмотря на то что на ней была надета одна лишь ночная рубашка.
— В ту ночь, когда ты выкрал меня из монастыря, ты заявил, что если бы тебе была нужна женщина, то ты выбрал бы не меня. Теперь послушай меня, Камерон из клана Маккеев: если бы мне нужно было выбрать мужа, то я выбрала бы не тебя!
Камерон упрямо выпятил челюсть.
— Леди, — проворчал он, — но вам действительно нужен муж. И вот подтверждение моих слов! — Он отбросил в сторону прикрывавшую ее простыню и положил ладонь на ее округлившийся живот.
Мередит оттолкнула его руку и спрыгнула с кровати.
— Я не выйду за тебя замуж, потому что я всего лишь орудие твоей мести! Я для тебя трофей, захваченный у врага!
— Это неправда…
— Если это неправда, то сообщи моему отцу, что я жива.
У Камерона сверкнули глаза. Он промолчал, но каменное выражение его лица было красноречивее всяких слов.
— Видишь, ты не можешь этого сделать! — воскликнула она. — Ты этого не сделаешь! А я не выйду за тебя замуж!
Поняв, что уговаривать ее бесполезно, он грубо выругался. Не будет он ее упрашивать, черта с два!
— Говори что хочешь, — заявил он сквозь зубы. — Это ничего не изменит.
— Как бы не так! Ты заставил меня приехать сюда. Ты сделал меня своей пленницей. Ты опозорил меня. Унизил. Ты заставил меня забеременеть, но выйти за тебя замуж ты меня не заставишь! И я не выйду за тебя замуж, даже если ты приведешь священника в эту комнату!
Ее слова падали, словно камни. Он долго смотрел на е Тяжелым взглядом. В других обстоятельствах она, возможно, отступила бы под напором гнева, который источали его холодные серые глаза.
Но ей удалось собраться с силами и не отступить. Однако в тот момент, когда ей стало невмоготу выносить затянувшееся напряженное молчание, он круто повернулся и вышел из комнаты. Второй раз за этот день он ушел, не сказав ни слова.
Мередит показалось, что в комнате стало темно. Ноги у нее подкосились, и она без сил опустилась на пол. — Камерон! — глотая слезы, позвала она. — Камерон! Но Камерон не слышал ее. Он не вернулся в ту ночь. И даже на следующую ночь…
Мередит охватило отчаяние. Камерон предложил ей выйти за него замуж, а она отказалась! Она совсем спятила! Разве можно отказываться от того, о чем она так страстно мечтала?
Следующая неделя прошла для нее как в тумане. Она не могла говорить о том, что произошло между ними, даже с Глендой. Гленда тоже не знала, куда он исчез. Мередит подумала, что, может быть, Иган знает. Но она боялась обращаться с расспросами к этому суровому воину, который по-прежнему смотрел на нее с подозрением.
Она знала, что Камерон вернется. Но когда? И еще неизвестно, что будет, когда он появится. Она без конца убеждала себя, что ей безразлично, когда он вернется — и вернется ли вообще…
Но сердце говорило другое. День проходил за днем, и она начата тревожиться. Все ли у него в порядке? Не случилось ли с ним беды? А вдруг его схватили ее соплеменники? А вдруг он, холодный и недвижимый, уже лежит в сырой земле, как его отец и братья?
Все ее мысли, все ее молитвы были только о нем.
Прошло две недели, и наконец однажды вечером она услышала радостные крики во дворе крепости. Мередит, которая в последнее время плохо спала, только что прилегла вздремнуть. Вздохнув, она нехотя поднялась с кровати и выглянула в окно. По двору сновали люди, но все было как обычно. Едва она успела снова положить голову на подушку, как в комнату ворвалась Глен-да. Ее широко расставленные золотистые глаза сияли от возбуждения.
— Он вернулся! — объявила она.
Мередит приподнялась на локте, удивленно вздернув тонкую бровь. Она изображала спокойствие, которого вовсе не испытывала.
— Кто вернулся?
— Ты отлично знаешь, о ком идет речь. Камерон вернулся! — Гленда сдернула простыню с плеч Мередит. — Поторапливайся, Мередит, вставай, потому что он желает тебя видеть. Он ждет тебя в зале!
Мередит очень хотелось сказать, что если ему нужно ее видеть, то пусть сам придет к ней. Но что-то в поведении ее подруги подсказало ей, что этого делать не стоит. Лицо у Гленды было встревоженное и возбужденное. Но когда Мередит захотела узнать, в чем дело, Гленда решительно покачала головой.
— Все в порядке, — только и сказала она, помогая ей встать. — Ну, живо, давай я помогу тебе одеться.
К удивлению Мередит, Гленда, торопившая ее, тем не менее настояла на том, чтобы Мередит надела нарядное платье из мягкой овечьей шерсти цвета зеленой листвы, которое красиво сочеталось с ее огненно-рыжими волосами.
— Какая разница, что на мне надето. Все равно ничто скроет мою обезображенную фигуру. Я стала похожа на спелую грушу!
— Ты ждешь ребенка, — прервала ее ворчание Гленна, — и никто не ожидает, что ты останешься стройной, как тростинка. А теперь я расчешу твои волосы.
Гленда работала щеткой до тех пор, пока волосы не заблестели, как атлас. Но когда Мередит хотела заплести их в косу, Гленда ее остановила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34