Жизнь не стоит на месте. Временная передача полномочий доверенному лицу может прекрасно все уладить, пока к вам не вернется ваше прежнее самочувствие.
Айвэн послушно кивнул, соглашаясь со словами адвоката.
— Так кто же будет действовать от вашего имени? — спросил Грантчестер. — Вы знаете, что я считаю для себя большой честью помогать вам всем, чем только могу, но будет правильнее, чтобы вашим доверенным лицом стала Пэтси. Да, ваша дочь как нельзя лучше годится на эту роль. Надеюсь, вы уже обсудили с ней этот вопрос? — Он оглянулся вокруг с таким видом, словно ожидал, что Пэтси вот-вот материализуется в кабинете Айвэна. — Итак, это Пэтси. — Грантчестер обращался уже к Миранде. — Составьте документ на имя миссис Пэтси Бенчмарк, дочери сэра Айвэна. Айвэн кашлянул и сказал ей:
— Нет. Не миссис Бенчмарк. Я назначаю своим доверенным лицом моего приемного сына, присутствующего здесь. Впишите в документы имя Александра Кинлоха.
У Оливера Грантчестера от неожиданности отвисла челюсть, но он не издал ни звука. Он казался крайне удивленным и даже негодующим.
— Александр-Роберт Кинлох, — повторил Айвэн для Миранды и произнес при этом мое второе имя по буквам, чтобы на этот счет не возникало никаких сомнений.
— Но это невозможно, — произнес адвокат, вновь обретя дар речи.
— Почему? — спросил Айвэн.
— Он... Он... Взгляните на него.
— У него длинные волосы, — признал Айвэн. — Я хотел бы, чтоб он укоротил их. Все без толку...
— Но ваша дочь? — протестующе возвысил голос Грантчестер. — Что скажет она?
Этот вопрос заставил Айвэна наморщить лоб, и все лицо его выразило озабоченность и беспокойство. Он окинул меня долгим взглядом, полным сомнения, а я постарался придать своему лицу выражение полного безразличия, дав понять Айвэну, что решение зависит от него одного. Стоит только Пэтси прибрать его дела к своим цепким рукам, и Айвэн никогда больше не избавится от ее хватки, подумал я.
Между тем Айвэн перевел взгляд на мою мать.
— Что думаешь ты, Вивьен?
Мать, как и я, думала, что Айвэн сам должен принять решение, иначе бы она не сказала ему:
— Выбор за тобой, мой дорогой. — Александр? — обратился Айвэн ко мне.
— Как вы сами захотите.
— Мой совет — миссис Бенчмарк, — твердо сказал Оливер Грантчестер. — Она ваша наследница.
Айвэн не знал, как ему быть. После сердечного приступа он колебался там, где раньше проявлял решимость. Затруднительное положение, в котором оказался пивоваренный завод, лишила Айвэна уверенности в себе.
— Александр, — сказал он после несколько затянувшегося молчания. — Я хочу, чтобы моим доверенным лицом стал ты.
Я кивнул, молча обещая ему свою помощь.
— Я передаю полномочия моего доверенного лица Александру, — сказал Айвэн Грантчестеру.
— Вы можете передать эти полномочия им обоим, — предложил адвокат, упорствуя из последних сил. — Они оба могут быть доверенными лицами и действовать от вашего имени сообща.
Неужели он не понимал, что этот путь приведет к неразберихе?
— Нет, только Александр, — сказал Айвэн.
Оливер Грантчестер не мог принять такого решения без возражений и сопротивления. Я слушал, как он пытался переубедить Айвэна с помощью весомых, основанных на знании закона аргументов, и с легким сердцем думал о том, что это не мой отчим, а сам Оливер не хочет иметь дела с разъяренной Пэтси.
Айвэн, оставаясь хотя бы отчасти верным себе, не поддавался ни на какие уговоры. Миранда отпечатала на документе мое имя, и Грантчестер сердито ткнул пальцем в бумагу, показывая, где мне поставить подпись, что я и сделал. Айвэн, разумеется, тоже подписал этот документ. — Сделайте заверенные копии, — сказал Айвэн. — Десять экземпляров.
Адвокат в раздражении подал знак рукой Миранде, которая изготовила копии на портативном ксероксе. Сам Грантчестер поставил под каждой из копий свою подпись, многократно подтвердив тем самым, что я получил права доверенною лица моего отчима.
— Я напишу также письмо секретарю пивоваренной компании о том, что назначаю Александра временно исполняющим обязанности директора. Это письмо и назначение дадут Александру право действовать от моего имени во всех делах завода, а не только в моих личных делах, на которые распространяются полномочия доверенного лица.
— Это недопустимо, — запальчиво сказал Грантчестер. — Он абсолютно не разбирается в бизнесе.
Айвэн спокойно взглянул на меня:
— Ничего, Александр разберется во всем, — сказал он.
— Но он... он художник!. — Грантчестер постарался наполнить это слово чем-то вроде презрения.
— Александр будет заменять меня на посту директора, — упрямо сказал Айвэн. — Я сейчас же напишу соответствующее письмо.
Адвокат нахмурился.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — недовольно пробурчал он.
ГЛАВА 3
Мать дала мне свою карточку Национального Вестминстерского банка для получения наличных и назвала свой код. Это было выражением полного доверия.
Я воспользовался этой карточкой и затем купил билет на поезд до Рединга, хотя так и не приобрел какой-нибудь «приличной» одежды (о чем мать очень просила меня) перед тем, как появиться в офисе «Пирса, Толлрайта и Симмондса».
Я взял с собой из кабинета Айвэна папку с документом, наделяющим меня правами доверенного лица, заверенными копиями этого документа и копией собственноручно написанного Айвэном письма о назначении меня временно исполняющим обязанности директора пивоваренного завода.
Тобиас Толлрайт оглядел меня с головы до ног, придирчиво проверил документ и письмо от Айвэна и позвонил моей матери.
— Будьте добры, опишите мне человека, который говорит, что он ваш сын, — сказал Тобиас Толлрайт и переключил свой телефон на громкую связь, чтобы я мог слышать, что скажет моя мать.
— Его рост примерно шесть футов. Худощав. Каштановые волосы, волнистые, длинные — до плеч. Да, и вот еще что: вокруг одного глаза у него синяк.
Тобиас поблагодарил ее и положил трубку. Его энтузиазм при моем появлении упал до нуля, что не было для меня неожиданностью. Мужчины в строгих костюмах обычно относились ко мне недоверчиво.
— Что-то не так с пивоваренным заводом? — с места в карьер начал я.
Он быстро смирился с моим внешним видом, а я скоро убедился в том, что Тобиас Толлрайт — проницательный и полезный человек, отчего я — в свою очередь — старался не обращать внимания на его суетливость и привычку ковыряться в зубах деревянными зубочистками, то и дело меняя их, громко при этом цыкая. Я предпочел сосредоточиться на том, чтобы как можно лучше понять, что толкует мне Тобиас Толлрайт своим гнусавым голосом. Это было куда важнее, чем его манеры. Он был лет на десять старше меня. Не столь большая разница в возрасте, чтобы он пытался извлечь какую-то выгоду из своего старшинства. Через каких-нибудь десять минут мы уже отлично понимали друг друга.
Его офис представлял собой скучный, вполне отвечающий своему назначению бокс с видом из окна на железнодорожные пути и с узкой полоской лампы дневного света над головой, которая вредна даже молодым глазам. Интересное сочетание красок (возможно, легкий налет ультрамарина на желтой охре), но постоянно жить при таком свете просто ужасно.
— Суть в том, — сказал Тобиас Толлрайт, — что человек, ответственный за финансы пивоваренного завода, выдоил корову и сбежал в Бразилию или нашел убежище где-то в другой стране, с которой у нас нет договора о выдаче преступников. А в результате пивоваренный завод не в состоянии выполнять свои обязательства. Кредиторы, мягко говоря, обеспокоены, и я как аудитор не могу в данный момент дать «Кингу Альфреду» «добро» на продолжение торговых операций и производственной деятельности.
Более чем достаточно, чтобы у Айвэна случился сердечный приступ, подумал я. И спросил:
— Как велик долг завода? Тобиас Толлрайт улыбнулся:
— А как, по-вашему, велик туман?
— Вы хотите сказать, что не знаете?
— Растратчик был финансовым директором. Он проделал фокус с тремя картами. Нашел даму, и она уплыла на счет какого-то любезного анонимного банка — с концами, навсегда. А все, что осталось вам, — это долги. Я, честно говоря, приуныл.
— Нельзя сказать, чтобы вы были очень точны.
— В течение всего последнего года я предупреждал сэра Айвэна, что деньги утекают сквозь какую-то брешь, но он упрямо отказывался этому верить. А сейчас, когда он так болен, у него недостает мужества взглянуть правде в глаза. Прошу прощения, но вынужден сказать вам, что дело обстоит именно так. Сэр Айвэн согласился бы скорее прикрыть хищение, если бы мог это сделать, чем признать перед всем миром, что он и весь его Совет директоров вели себя беспечно и глупо.
— Он не первый, надо полагать, кому довелось испытать такой удар.
— О, далеко, далеко не первый!
— Хорошо, какие спасительные меры вы можете предложить?
Он медлил с ответом, ковыряя зубочисткой в зубах.
— Я могу лишь дать вам совет, — сказал он наконец, — но действовать за вас я не могу. Как аудитор я должен держаться в стороне от дел моих клиентов. Я могу подсказать вам направление действий, а уж ваше дело — соглашаться со мной или же нет.
— Хорошо, подскажите мне такое направление. Он опять усердно занялся своими зубами, а я
почувствовал раздражение оттого, что мне хотелось спать и в голове у меня не было никаких блестящих мыслей.
— Я предложил бы вам, — доверительным тоном произнес Тобиас Толлрайт, — обратиться к частнопрактикующему юристу — специалисту по делам с банкротством.
— К кому? — К специалисту по делам о банкротстве. К кому-то, кто будет посредничать в ваших делах.
— Я и не подозревал, что такие спецы существуют на свете.
— Ваше счастье.
— А где найти такого специалиста? — равнодушно спросил я.
— Я назову вам одно имя. Это, по крайней мере, я могу сделать.
— А что он станет делать? — спросил я, испытывая чувство благодарности к Тобиасу Толлрайту.
— Она.
— Прекрасно! Что же она будет делать?
— Если она сочтет, что пивоваренный завод можно спасти, а чтобы прийти к такому решению, она должна будет произвести свою независимую оценку положения дел; так вот, если она сочтет, что жизнь еще теплится, то предпримет СУА.
Он взглянул на меня и задержал взгляд на моем лице.
— СУА, — терпеливо объяснил он, — это добровольное улаживание споров с кредиторами. Иными словами, она предпримет попытку собрать всех кредиторов на общую встречу. Она объяснит им возможность убытков, и, если сумеет убедить их, что пивоваренный завод должен снова начать продавать свою продукцию, чтобы получать доход, они сообща определят порядок погашения задолженности, и завод будет постепенно, шаг за шагом выплачивать им свои долги. Кредиторы всегда соглашаются на это, если существует такая возможность, потому что, настаивая на полной ликвидации завода, они вообще ничего не получат.
— Это я понимаю, — сказал я.
— Потом, — продолжал Тобиас, — если комиссия, рассматривающая дела пивоваренного завода, сумеет составить для меня смету и прогноз, который убедил бы меня как аудитора, что у завода есть перспективы, я мог бы подписать проверенные счета, и завод продолжил бы торговлю своей продукцией.
— Так... — Я некоторое время обдумывал услышанное. — Есть ли, по-вашему, шансы?
— Весьма скромные.
— Не выше?
— Это будет зависеть от кредиторов.
— А... а кто кредиторы?
— Как обычно: банк, налоговая инспекция, пенсионный фонд, поставщики сырья.
— Что с банком?
— Финансовый директор пивоваренного завода организовал кредитную линию для экспансии. Деньги ушли. Экспансия не состоялась, и в банке нет ничего, чтобы обслуживать заем. Расплата за интерес, так сказать. Банк предупредил, что больше не будет оплачивать чеки.
— А как обстоят дела с жалованьем для работников?
— Завод не оплатил их страховку за шесть месяцев. Деньги исчезли. Что касается пенсионного фонда, он просто испарился. Поставщики жестяных банок в бешенстве, ну и так далее.
— Что за беда! — сказал я. — А есть... какое-нибудь... имущество несостоятельного должника!
— Разумеется. Сам завод. Но на нем также висит непогашенный заем, и не осталось никаких средств, чтобы погасить его.
— А здания, принадлежащие заводу? — Финансовый директор заложил земельный участок. Короче говоря, эти деньги тоже ушли.
— Положение, похоже, безнадежно.
— Бывает и хуже.
— Меня еще интересует, как обстоят дела с кубком короля Альфреда.
— Ах! — Тобиас Толлрайт сосредоточенно занялся своими зубами. — Спросите у сэра Айвэна, где он.
— В Челтенхеме, — сказал я, придя в замешательство. — Там ежемесячно в субботу проходят скачки.
— Ах! — снова сказал он. — Так вы говорите о скачках.
— Да. О чем же еще?
— Я думал, о самом кубке, — серьезно сказал Тобиас. — О «Золотом кубке короля Альфреда». Чаша такая. Средневековая, по-моему.
Я потер лицо рукой. Кровоподтеки давали о себе знать.
— Это чрезвычайно большая ценность, — продолжал Тобиас. — Сэр Айвэн в самом деле мог бы подумать, не возместит ли выручка от продажи кубка части долгов. Но существуют некоторые сомнения относительно того, принадлежит ли эта ценность пивоваренному заводу или лично сэру Айвэну и... — Он слегка запнулся. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Да.
— По вашему виду этого не скажешь. Хотите кофе?
— Очень.
Тобиас засуетился, распоряжаясь, чтобы нам подали кофе, который оказался чаем.
Я принял еще одну таблетку доктора Роббистона, и мне вскоре полегчало. Испариной я больше не покрывался. Чай был великолепный. Заметив интерес и озабоченность на лице Тобиаса, я улыбнулся, давая понять, что со мной все в порядке, и объяснил ему, что всю ночь провел в поезде. Он счел это объяснение достаточным основанием, чтобы под вечер следующего дня почувствовать недомогание, даже если у вас нет никакого радужного синяка вокруг глаза.
— В самом деле, — сказал я, вновь обретая способность понимать суть дела, — я имел в виду сами скачки, а не трофей. Скачки — это реклама и престиж пивоваренного завода. Символ его процветания. Не согласятся ли кредиторы продолжать сотрудничество на основе сохранения доверия, если у завода найдутся хотя бы призовые деньги, а также деньги для приема, развлечения и угощения ну, скажем, сотни гостей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41