Но кубок, кажется, все-таки исчез, черт бы его побрал.
— Ты не один в офисе? — спросил я.
— Ты угадал.
— Ладно, слушай. Я собираюсь сегодня ночью вернуться в Лондон из Далвинни. Ты не мог бы встретить меня на вокзале и если да, то когда? И прихвати с собой старую простыню.
— Что?
— Старую простыню, — повторил я. — Люди, с которыми я встречусь в Лондоне, узнают, естественно, что в хижине меня нет, и сделают должные выводы. Новый замок великолепен, но всегда найдется хороший молоток на него. Один удар таким молотком — и вы в моей хижине.
— Ал!
— Я тут написал один портрет, и мне совсем не хочется, чтобы его украли или уничтожили. Так что, если можешь, захвати с собой простыню, чтобы завернуть в нее этот портрет. И прошу тебя, сохрани его в целости и сохранности, ладно?
— Да, разумеется, — сказал Джед в некотором недоумении. — А больше тебе ничего не нужно?
— А больше там никто ничего не найдет. Только этот портрет я хочу сохранить во что бы то ни стало.
После небольшой паузы Джед спросил:
— В девять тридцать тебя устроит?
— Вполне. Можешь приехать на вокзал вместе с Флорой? Она тогда поведет обратно твою машину, а ты — «Лендровер».
— Хорошо. Ты надолго в Лондон?
— Пока не знаю...
Как всегда надежный и пунктуальный, Джед приехал на станцию в назначенное время и вместе с Флорой. Он привез с собой простыню, а увез в «Лендровере» аккуратно завернутый портрет и все мое новое оснащение, краски и зимнюю одежду (в большой сумке из охотничьей комнаты Роберта), а также мою волынку, только что выкупленную у старого вымогателя Дональда Камерона, забравшего ее из Инвернесса.
Джед поклялся могилой матери, что сохранит мои пожитки в полном порядке (я едва не прослезился, потому что мать Джеда была жива и здорова), а Флора расхохоталась и чмокнула меня в щеку. С минимальным багажом я снова покатил в Лондон и утром уже обнимал мать на пороге ее дома.
В этом доме царила та же атмосфера клаустрофобии, что и на прошлой неделе. Горничная Лоис то и дело с ослиным упрямством пылесосила. Она и Вильфред, фельдшер при Айвэне, встречаясь друг с другом, надменно вскидывали головы. Кухарка Эдна досадовала, что остыл мой завтрак. Мать мирилась со всем этим, вместо того чтобы взять да рассчитать и выставить за порог докучливую гоп-компанию.
Прошло уже три недели, как у Айвэна случился сердечный приступ, но он все еще не мог собраться с силами и казался вялым и опустившимся. Время как будто приостановило свой бег после моего отъезда отсюда. Айвэн по-прежнему носил халат и домашние шлепанцы. Он приветствовал меня тусклой улыбкой и тут же с явным облегчением предложил мне самому распоряжаться всеми делами.
— Эта женщина хотела, чтобы ты позвонил ей, — сказал Айвэн, указывая на коробку с салфетками.
Повернув коробку к себе дном, я увидел номер телефона Маргарет Морден, записанный рядом со словом «ТОТЧАС».
Я «тотчас» ей и позвонил.
— Сэр Айвэн сказал, что вы должны приехать в Лондон, — сказала мне Маргарет.
— Я уже в Лондоне.
— Очень хорошо, — обрадовалась Маргарет. — Можете подскочить ко мне в офис?
— Как прошла вчерашняя встреча?
— Нормально. Мне необходимо согласие сэра Айвэна. Если он не может приехать сюда, может быть, вы заберете и отвезете ему на подпись документы?
— Отличная мысль, — с энтузиазмом сказал я, передавая Айвэну просьбу Маргарет, но Айвэн сделал рукой жест, означавший «нет-нет», и сказал в трубку, которую я поднес к нему:— Александр сам подпишет все, что надо. Советуйтесь с ним, как советовались бы со мной. Он прекрасно во всем разбирается... — Айвэн отмахнулся от телефонной трубки, и я поднес ее к своему уху.
— Но ваша дочь... — сказала Маргарет Морден.
— Вы говорите со мной, Александром, — сказал я. — Так что же Пэтси?
— Она и менеджер пивоваренного завода Десмонд Финч чуть не погубили вчерашние переговоры и самую встречу кредиторов. И с нею был ее муж. Он представляет угрозу всему нашему делу. Не хотела бы говорить такого, но если завод выживет, то лишь вопреки стараниям миссис Бенчмарк. Я не понимаю ее. Завод будет рано или поздно принадлежать ей, и она должна бы больше всех стремиться к тому, чтобы его спасти.
— Мне лично она желает смерти.
— Вы так не думаете, — запротестовала Маргарет Морден.
— Хорошо, согласен с вами, может, и не желает. Но она не хочет, чтобы я участвовал в спасении завода.
— Тут вы правы. Когда вы сумеете быть у меня?
— Часа через полтора.
— Отлично. Я успею подготовиться.
Более получаса я провел с Айвэном. Он сказал мне, чтобы я не беспокоил его мелочами (а к таковым относилось, выживет ли пивоваренный завод) и подумал о самом главном в его жизни, а именно: о лучшей из его скаковых лошадей и Золотом кубке.
— Песнь на смерть Беды, — сорвалось у меня с языка, и я поразился тому, что глаза моего отчима наполнились слезами.
— Заботься о своей матери, — сказал Айвэн. — Вы говорите об этом, словно умираете, но это совсем не так.
— Не уверен. — Он смахнул с глаз слезы. — Вероятно...
— Нет, вы нужны ей.
— Я составил приписку к своему завещанию. Никому не позволяй отговаривать меня...
— Никому — значит Пэтси?
— Пэтси, — кивнул Айвэн. — И Сэртису тоже. И Оливеру.
— Оливеру Грантчестеру? — спросил я. — Вашему адвокату?
— Он поет с голоса Пэтси. Мне стало не по себе.
— Вы сказали Оливеру Грантчестеру, что собираетесь сделать приписку, а он сказал об этом Пэтси?
— Да. — Голос Айвэна звучал немного виновато. Айвэн как будто признавал свое поражение. — Оливер говорит, что она — член семьи.
— Его можно не принимать в расчет.
— Он упрямится, настаивает на своем. Я просил его прийти завтра утром, и, пожалуйста, Александр...
— Я буду здесь, — пообещал я, — но...
— Она такая непримиримая, — перебил меня Айвэн, — и такая... такая любящая, заботливая. Но она идет своим путем.
— На вашем месте я взял бы листок бумаги и сейчас просто написал бы собственноручно текст приписки, а потом Вильфред и Лоис могли бы засвидетельствовать подпись, если, конечно, приписка к завещанию не касается их (Айвэн отрицательно покачал головой), и тогда приписка была бы легальна и завтра вам не пришлось бы вступать ни в какие споры. Айвэн был не из тех, кому простые решения кажутся убедительными. Он полагался на бухгалтеров и адвокатов и придавал большое значение формальностям. Он сразу же попытался дискредитировать мое предложение как несерьезное. Я же стал убеждать Айвэна в своей правоте. Минут пять прошло в молчании, прежде чем Айвэн признал преимущества мирного пути.
— Важно только, — сказал я, — чтобы вы ничего не оставили мне. В противном случае приписка будет объявлена недействительной, потому что Пэтси скажет, что это я оказал на вас влияние.
— Но...
— Так надо, — сказал я.
Айвэн горестно покачал головой.
— Я не хочу, чтобы вы умирали, — сказал я. — Живите и ничего не завещайте мне. Дайте мне слово, что так и сделаете.
Он слабо улыбнулся:
— Ты такой же властный, как и Пэтси.
Я достал бумагу и ручку из письменного стола Айвэна и, отойдя к противоположной стене, наблюдал, как он исписал неполных полстраницы.
Затем я нашел и привел в кабинет Айвэна Лоис и Вильфреда, и Айвэн сам обратился к ним с просьбой засвидетельствовать подпись и дату составленного им документа.
Подписав бумагу, Айвэн прикрыл текст рукой, чтобы свидетели не могли ничего прочесть, ставя свои подписи и — по просьбе Айвэна — указывая свои домашние адреса.
Айвэн учтиво поблагодарил их, не придавая их услуге особого значения. Хорошо, если Лоис через пять минут не доложит обо всем Пэтси, подумал я.
Когда Вильфред и Лоис ушли, я дал Айвэну конверт, чтобы вложить в него подписанный документ. Для предосторожности, уже закрыв клапан конверта, Айвэн дважды надписал на конверте свое имя и дату таким образом, что обе надписи пересекли место соединения клапана с конвертом.
Запечатанный конверт он протянул мне.
— Под твою ответственность, — сказал он.
— Айвэн...
— Что еще?
— Вы обещали, что я останусь непричастен к этому.
— Ты непричастен.
— В таком случае все в порядке. — Я взял у него конверт.
Лошадь, кубок, приписка к завещанию. Что последует за этим?
* * *
К Маргарет Морден я приехал на пятнадцать минут позднее, чем обещал, но она ничего на это не сказала. Маргарет была одета в свободно подпоясанное платье из мягкой набивной шерсти темно-красных и синих тонов, подчеркивающее красоту ее тонких развевающихся волос и не оставляющее сомнений, что всякий заметит, какая у нее тонкая талия.
Кредиторы, сообщила мне она, установили приемлемый для них порядок и размер погашений долгов. Выдвинутые ими условия строги, чего и следовало ожидать, но тем не менее посильны, если объем сбыта продукции пивоваренного завода не снизится. Кредиторы допускают, что успешный сбыт пива зависит от солидной репутации завода, и, кроме того, они включили в свои расчеты доходы от скачек на «Золотой кубок короля Альфреда».
— Отлично, — сказал я. — Вы просто чудо. — Да, но им нужны гарантии, что в случае, если поступлений за ближайшие шесть месяцев не хватит для погашения долгов, сэр Айвэн расплатится с ними самим кубком. Золотая чаша должна быть зачтена как имущество несостоятельного должника, то есть пивоваренного завода, и может быть продана.
— Вы считаете такую договоренность справедливой?
— Пожалуй, да. Я согласилась при условии, что вы одобрите такое решение. То же касается и лошади по кличке Гольден-Мальт. — Она сделала паузу. — Некоторые из кредиторов настаивали, что лошадь и кубок должны быть проданы немедленно, но их удалось уговорить повременить с этим ввиду того, что подобный шаг был бы плохой рекламой для завода. К тому же никто на заводе, кажется, не знает точно, где находятся лошадь и кубок.
— Кто отвечает за ход дел?
— Десмонд Финч. Он горько сетует по поводу условий кредиторов. Я говорила вам, что он чуть не сорвал встречу. Он не хочет приведения в исполнение строгих мер. Кредиторы требуют сокращения численности рабочей силы. Сокращение — это модное условие для увольнения людей. Десмонд Финч говорит, что не может обеспечить работу завода при меньшем числе работников, чем сейчас. Он предлагает продать кубок.
— Вот как!
— Вас это, кажется, не убеждает?
— Видите ли, когда Айвэн забрал кубок с завода, он превратил его как в эквивалент свободно скачущего шара. Я имею в виду... Всякий, кто завладеет им, может преспокойно перебросить его дальше в надежные руки, которые могут перебросить кубок еще дальше... Однако при таком положении дела кубок может оказаться у того, кто прельстится его стоимостью в золоте. Цена кубка недостаточна, чтобы расплатиться с долгами пивоваренного завода, но сам по себе он определенно заслуживает того, чтобы его украли.
Маргарет, казалось, превратилась в слух.
— Айвэн забрал свой кубок, и у него был сердечный приступ, — продолжал я, — после чего он передал свое сокровище старому другу, моему дяде Роберту Кинлоху. Оба они приняли затем решение отдать кубок мне, чтобы я позаботился о его сохранности. Но обсуждали они этот план так, что кое-кому удалось их подслушать, а в итоге у дверей своего дома я повстречался с четырьмя грабителями, которые пришли, чтобы найти и украсть кубок.
— И кубок исчез?
— Нет. Не там. До меня он так и не дошел. Эти четверо... ну... в общем, слегка намяли мне бока.
— Синяк вокруг глаза на прошлой неделе? И ломота во всем теле?
— М-м-м... Видите ли, кубок до сих пор где-то скачет, так сказать, и я не хотел бы рисковать своей жизнью, чтобы помешать Десмонду Финчу в его планах, если только он замешан в этом деле.
— Это скорее всего клевета. Что станет делать с кубком Десмонд Финч?
— Он счел бы если не справедливым, то разумным отдать кубок Пэтси Бенчмарк.
От удивления у Маргарет открылся рот. Я вздохнул:
— Пэтси слышала, как мой дядя и ее отец договаривались передать кубок мне.
— Боже мой! Но... не она же... не она послала тех людей отобрать его у вас силой.
— Могла и она. Или не она. Что вы скажете о Сэртисе, ее супруге?
— На вчерашней встрече он показался мне способным на все, — сказала Маргарет. — Но его напористая манера говорить довольна странна и смешна. И яростные обвинения, высказанные миссис Бенчмарк против вас как бессовестного авантюриста, оказались не в их пользу, а в вашу. Когда они ушли, управляющий банком приложил все усилия к тому, чтобы доказать, что вы достойны доверия, и он же настоял на том, что скачки должны состояться. Он сказал, что банк предоставит необходимые денежные средства.
Я не нашелся, что сказать на это.
— К счастью, выгода намного превысит издержки, которых потребуют скачки на этой неделе. Платежные чеки будут выпущены и оплачены. Вы должны подписать соглашения, составленные вчера; когда вы это сделаете, Тобиас Толлрайт затеет аудиторскую проверку по всем правилам, и пивоваренный завод «Кинг Альфред» сможет работать дальше.
Я встал и, двигаясь как на ощупь, подошел к окну. За спиной у меня прозвучал голос Маргарет:
— Ал?
— Да...
— Я думала, вам это будет приятно.
Я не ответил ей, и она подошла к окну и встала рядом со мной. Кажется, она хотела о чем-то спросить меня. Я молча обнял ее и, наконец, снова обрел дар речи, чтобы отблагодарить более официально.
— Управляющий банком сказал, что вы действуете не в собственных интересах, что лично вам от всего этого никакой выгоды нет.
— Он не прав. Выгода пивоваренного завода — это выгода Айвэна, а выгода Айвэна — это выгода моей матери, а значит, и моя.
— Да, — угрюмо сказала Маргарет, передразнивая меня. — Понимаю.
Она разложила документы на своем письменном столе и показала мне, где я должен проставить свою подпись. Засвидетельствовать каждую подпись должна была ее секретарша. Потом Маргарет сказала, что сделает копии этих документов для всех кредиторов, а также для Айвэна и Тобиаса и для пивоваренного завода в лице Десмонда Финна.
Когда уже все копии были у нее на руках, она спросила меня, почему Айвэн и мой дядя решили передать кубок короля Альфреда мне. Именно мне, Александру, живущему на горе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41