так вот оно что, хоть Пэ
дди всегда гордится и хвастает сыновьями, но Мэгги он любит еще больше… В
о Фрэнке всколыхнулось доброе чувство к отцу, и он улыбнулся без обычног
о недоверия.
Ч Она у нас малышка первый сорт, правда? Пэдди рассеянно кивнул, он все ещ
е не отрываясь глядел на дочь. Лошадь шумно вздохнула, фыркнула; Мэгги заш
евелилась, повернулась и открыла глаза. Увидела рядом с Фрэнком отца, поб
леднела от испуга и порывисто села.
Ч Что, Мэгги, дочка, нелегкий у тебя денек выдался?
Пэдци шагнул к ней, подхватил на руки и чуть не ахнул от резкого запаха. Но
только дернул плечом и крепче прижал к себе девочку.
Ч Меня побили, папочка, Ч призналась она.
Ч Что ж, насколько я знаю сестру Агату, это не в последний раз, Ч засмеялс
я Пэдди и усадил дочь к себе на плечо. Ч Пойдем-ка поглядим, наверно, у мам
ы найдется в котле горячая вода, надо тебя вымыть. От тебя пахнет похуже, ч
ем на скотном дворе у Джермена.
Фрэнк вышел на порог и провожал глазами две огненно-рыжие головы, пока он
и не скрылись за изгибом тропы, ведущей в гору, потом обернулся и встретил
кроткий взгляд гнедой кобылы.
Ч Пошли, старуха, отведу тебя домой, Ч сказал он и взялся за повод.
Приступ рвоты неожиданно принес Мэгги счастье. Сестра Агата продолжала
бить ее тростью по рукам, но держалась теперь на безопасном расстоянии, а
от этого удары были не так сильны и далеко не так метки.
Смуглая соседка Мэгги по парте оказалась младшей дочерью итальянца Ч х
озяина ярко-синего кафе в Уэхайне. Звали эту девочку Тереза Аннунцио, и он
а была туповата Ч как раз настолько, чтобы не привлекать особого вниман
ия сестры Агаты, но не настолько, чтобы стать для сестры Агаты постоянной
мишенью. Когда у Терезы выросли новые зубы, она стала настоящей красавиц
ей, Мэгги ее обожала. Каждую перемену они гуляли по двору, обняв друг друга
за талию Ч а это знак, что вы задушевные подруги и никто больше не смеет д
обиваться вашего расположения. Гуляли и говорили, говорили, говорили.
Однажды на большой перемене Тереза повела Мэгги в отцовское кафе и позна
комила со своими родителями, со взрослыми братьями и сестрами. Все они пр
ишли в восторг от этого золотого огонька, так же как Мэгги восхищалась их
смуглой красотой, а когда она поглядела на них серыми глазищами в милых п
естрых крапинках, объявили, что она настоящий ангелочек. От матери Мэгги
унаследовала какую-то неуловимую аристократичность Ч все ощущали ее с
первого взгляда, ощутило это и семейство Аннунцио. Как и Тереза, они приня
лись ухаживать за Мэгги, угостили ее хрустящим картофелем, поджаренным в
кипящем бараньем сале, и восхитительно вкусной рыбой, без единой косточ
ки, обвалянной с тесте и поджаренной в том же кипящем жиру, только в отдель
ной проволочной сетке. Мэгги никогда еще не пробовала такой чудесной еды
и подумала Ч хорошо бы тут есть почаще. Но надо еще, чтобы такое удовольс
твие ей разрешили мать и монахини.
Дома от Мэгги только и слышали: «Тереза сказала», «А знаете, что сделала Те
реза?», и наконец Пэдди прикрикнул, что она ему все уши прожужжала своей Те
резой.
Ч Не больно это умно Ч якшаться с итальяшками, Ч проворчал он с истинн
о британским бессознательным недоверием ко всем, у кого темная кожа и кт
о родом с берегов Средиземного моря. Ч Итальяшки грязный народ, Мэгги, до
чка, они редко моются, Ч кое-как пояснил он, смешавшись под обиженным и ук
оризненным взглядом дочери.
Фрэнк, обуреваемый ревностью, поддержал отца. И Мэгги дома стала реже заг
оваривать о подруге. Но неодобрение домашних не могло помешать этой друж
бе, которую расстояние все равно ограничивало стенами школы; а Боб и млад
шие мальчики только радовались, что сестра поглощена Терезой. Значит, в п
еремену можно вволю носиться по двору, будто никакой Мэгги тут вовсе и не
т.
Непонятные закорючки, которые сестра Агата вечно выводила на классной д
оске, понемногу обретали смысл, и Мэгги узнала, что когда стоит «
", надо сосчитать все цифры вместе, а когда « Ч „ Ч от того, что написано св
ерху, отнять то, что ниже, и под конец получится меньше, чем было. Она была см
ышленая и стала бы отличной, даже, пожалуй, блестящей ученицей, если б толь
ко могла одолеть страх перед сестрой Агатой. Но едва на нее обращались эт
и сверлящие глаза и сухой старческий голос бросал ей отрывистый вопрос,
Мэгги начинала мямлить и заикаться и уже ничего не соображала. Арифметик
а давалась ей легко, но, когда надо было вслух доказать, как искусно она сч
итает, она забывала, сколько будет дважды два. Чтение распахнуло перед не
ю двери в чудесный, увлекательнейший мир, но когда сестра Агата велела ей
встать и громко прочитать несколько строк, она еле могла выговорить „кош
ка“ и совсем запуталась на слове «мяучит“. Казалось, ей навек суждено ежи
ться под язвительными замечаниями сестры Агаты, краснеть и сгорать от ст
ыда, потому что над нею смеется весь класс. Ведь это ее грифельную доску се
стра Агата с неизменным ехидством выставляет напоказ, ее старательно ис
писанные листки неизменно приводит в пример грязи и неряшества. Некотор
ые ученики из богатых были счастливыми обладателями ластиков, но у Мэгги
взамен резинки имелся лишь кончик пальца Ч послюнив его, она терла и тер
ла сделанную от волнения ошибку, так что отдирались бумажные катышки и в
ыходила одна грязь. Палец протирал в листке дырки, способ этот строго-нас
трого запрещался, но Мэгги с отчаяния готова была на все, лишь бы избежать
громов и молний сестры Агаты.
До появления Мэгги главной мишенью для трости и злого языка сестры Агаты
был Стюарт. Но Мэгги оказалась куда лучшей мишенью, потому что было в Стюа
рте печальное спокойствие и отрешенность, точно в каком-то маленьком св
ятом, и через это не удавалось пробиться даже сестре Агате. А Мэгги хоть и
старалась изо всех сил не уронить достоинство рода Клири, как велел ей Фр
энк, но вся дрожала и заливалась краской. Стюарт очень жалел ее, старался х
отя бы отчасти отвлечь гнев сестры Агаты на себя. Монахиня мигом разгады
вала его хитрости и еще сильней разъярялась от того, как все эти Клири сто
ят друг за друга, что мальчишки, что девчонки. Спроси ее кто-нибудь, чем, соб
ственно, ее так возмущают дети Клири, она не сумела бы ответить. Но старой
монахине, озлобленной и разочарованной тем, как сложилась ее жизнь, не та
к-то легко было примириться с нравом этого гордого и чуткого племени.
Самым тяжким грехом Мэгги оказалось, что она Ч левша. Когда она впервые о
сторожно взялась за грифель на первом своем уроке письма, сестра Агата о
брушилась на нее, точно Цезарь на галлов.
Ч Положи грифель, Мэгенн Клири! Ч прогремела она.
Так началось великое сражение. Мэгги оказалась безнадежной, неизлечимо
й левшой. Сестра Агата вкладывала ей в правую руку грифель, насильно сгиб
ала пальцы должным образом, а Мэгги недвижимо сидела над грифельной доск
ой, голова у нее шла кругом, и она, хоть убейте, не могла постичь, как застави
ть эту злосчастную руку исполнять требования сестры Агаты. Она внутренн
е деревенела, слепла и глохла; бесполезный придаток Ч правая рука Ч так
же мало повиновался ее мыслям, как пальцы ног. Рука не слушалась, не сгибал
ась, как надо, и тянула корявую строку не по доске, а мимо, и, точно парализов
анная, роняла грифель; и что бы ни делала сестра Агата, эта правая рука не м
огла вывести букву «А». А потом Мэгги потихоньку перекладывала грифель в
левую руку и, неловко заслоня доску локтем, выводила длинный ряд четких, б
удто отпечатанных прописных «А».
Сестра Агата выиграла сражение. Утром до уроков она стала привязывать ле
вую руку Мэгги к боку и не развязывала до трех часов дня, до последнего зво
нка. Даже в большую перемену Мэгги приходилось есть свой завтрак, ходить
по двору, играть, не шевеля левой рукой. Так продолжалось три месяца, и под
конец она научилась писать правой, как того требовали воззрения сестры А
гаты, но почерк у нее навсегда остался неважный. Для верности, чтобы она не
вспомнила прежнюю привычку, левую руку ей привязывали к боку еще два мес
яца; а потом сестра Агата собрала учеников на молитву, и вся школа хором во
зблагодарила господа, который в премудрости своей направил заблудшую М
эгги на путь истинный. Все чада господни пользуются правой рукой; левши ж
е Ч дьяволово семя, тем более, если они еще и рыжие.
В тот первый школьный год Мэгги утратила младенческую пухлость и стала о
чень худенькая, хотя почти не выросла. Она привыкла чуть не до крови обкус
ывать ногти, и пришлось терпеть, когда сестра Агата в наказание подводил
а ее с вытянутыми руками к каждой парте и всем и каждому в школе показывал
а, как безобразны ногти, когда их грызут. А ведь половина ребят от пяти до п
ятнадцати лет грызла ногти не хуже Мэгги.
Фиа достала пузырек с горьким соком алоэ и намазала этой гадостью кончик
и пальцев Мэгги. Все в доме обязаны были следить, чтобы она не смыла горьки
й сок, а девочки в школе заметили предательские темные пятна, пришлось вы
терпеть и это унижение. Сунешь палец в рот Ч мерзость жуткая, хуже овечье
го мыла; в отчаянии Мэгги смочила слюной носовой платок и терла пальцы чу
ть не до крови, пока не смягчился немного мерзкий вкус. Пэдди взял хлыст Ч
орудие куда более милосердное, чем трость сестры Агаты, и пришлось Мэгги
прыгать по всей кухне. Пэдди считал, что детей не следует бить ни по рукам,
ни по лицу, ни по ягодицам, а только по ногам. Больно не меньше, чем в любом д
ругом месте, говорил он, а вреда никакого не будет. И однако, наперекор гор
ькому алоэ, насмешкам, сестре Агате и отцову хлысту, Мэгги продолжала гры
зть ногти.
Дружба с Терезой была великой радостью в ее жизни; если б не это, школа ста
ла бы невыносима. Все уроки напролет Мэгги только и ждала, когда же настан
ет перемена и можно будет, обнявшись, сидеть с Терезой в тени смоковницы и
говорить, говорить… Тереза рассказывала про свое удивительное итальян
ское семейство, и про бесчисленных кукол, и про кукольный сервиз Ч самый
настоящий, в китайском стиле, синий с белым.
Увидав наконец этот сервиз, Мэгги задохнулась от восторга. Тут было сто в
осемь предметов: крохотные чашки с блюдцами, тарелки, чайник и сахарница,
и молочник, и еще ножи, ложки и вилки, малюсенькие, как раз куклам по руке. Те
резиным игрушкам счету не было, еще бы: самая младшая, много моложе осталь
ных детей в семье, да притом в семье итальянской, а значит, всеобщая любими
ца, и отец не жалел денег ей на подарки. Тереза и Мэгги смотрели друг на дру
жку с какой-то пугливой, почтительной завистью, хотя Тереза вовсе не хоте
ла бы для себя такого сурового кальвинистского воспитания. Напротив, она
жалела подругу. Чтобы нельзя было броситься к матери, обнять ее и расцело
вать? Бедная Мэгги!
А Мэгги уж никак не могла равнять сияющую добродушием кругленькую Терез
ину мамашу со своей стройной неулыбчивой матерью, ей и в мысль не приходи
ло пожелать: вот бы мама меня обняла и поцеловала. Думалось совсем по-друг
ому: вот бы Терезина мама обняла меня и поцеловала. Впрочем, объятия и поце
луи рисовались ее воображению куда реже, чем кукольный сервиз в китайско
м стиле. Такие чудесные вещицы, такие тоненькие, прозрачные, такие красив
ые! Вот бы иметь такой сервиз и каждый день поить Агнес чаем из темно-сине
й с белым узорчатой чашки на темно-синем с белым узорчатом блюдце!
В пятницу, во время службы в старой церкви, украшенной прелестными по наи
вности маорийскими деревянными скульптурами, с ярко по-маорийски распи
санными сводами, Мэгги на коленях молила Бога послать ей китайский кукол
ьный сервиз. И вот отец Хейс высоко поднял святые дары, и дух святой засиял
в цветных стеклах, в лучах из драгоценных каменьев, и осенил своим благос
ловением склоненные головы прихожан. Всех прихожан, кроме Мэгги, она даж
е не видела его, слишком была занята: вспоминала, сколько же десертных тар
елочек в Терезином сервизе. И когда торжественно запел хор маори на гале
рее над органом, голову Мэгги кружила ослепительная синь, весьма далекая
от католической веры и от Полинезии.
Школьный год подходил к концу, настал декабрь, близился день рождения Мэ
гги, казалось, вот-вот нагрянет настоящее лето, и тут Мэгги узнала, какой д
орогой ценой покупается исполнение заветных желаний. Она сидела на высо
ком табурете у печки, и Фиа, как обычно, причесывала ее перед школой Ч зад
ача не из легких. Волосы у Мэгги вились от природы Ч в этом ей, по мнению ма
тери, очень повезло, девочкам с прямыми волосами не так-то легко, когда вы
растут, соорудить пышную прическу из жалких вялых прядей. На ночь длинны
е, почти до колен, вьющиеся волосы туго накручивались на белые полоски, от
орванные от старой простыни, и каждое утро Мэгги надо было вскарабкаться
на табурет, чтобы мать развязала эти лоскуты и причесала ее.
Старой серебряной щеткой для волос Фиа расчесывала одну за другой длинн
ые, круто вьющиеся пряди и ловко накручивала на указательный палец, так ч
то получалась толстая блестящая колбаска; тогда, осторожно убрав палец,
Фиа встряхивала ее, и получался длинный, на зависть тугой локон. Эту опера
цию приходилось повторить раз двенадцать, потом спереди локоны поднима
лись на макушку, перевязывались свежевыглаженным бантом из белой тафты
Ч и Мэгги была готова. Другие девочки в школу ходили с косичками, а локоны
у них появлялись только в торжественных случаях, но на этот счет мать был
а непреклонна: Мэгги должна ходить только с локонами, как ни трудно по утр
ам урвать на это время. Фиа не подозревала, что столь благие намерения не в
ели к добру, ведь у дочери и без того были самые красивые волосы во всей шк
оле. А неизменные локоны ее подчеркивали это и вызывали косые завистливы
е взгляды.
Возня с локонами была не очень-то приятна, но Мэгги привыкла, ее так приче
сывали, сколько она себя помнила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15