– Молли, – сказал он и пожал мне руку.
– У меня нет денег, чтобы купить твою книжку, папочка, – сказала я. – Я хотела просто сказать «привет «.
Он уставился на мой живот, будто его громом стукнуло. Видно, его потрясло, как низко пала его Молли.
– Ничего, папа, – сказала я. – Я беременна. Он показал мне рукой на стул.
– Подожду – сказал он. – Скоро я закончу, пообедаем вместе.
Он повел меня в ресторан – как обычно, в самый
лучший.
Можешь ли ты поверить? Он оплакивал меня все это время. Он допрашивал меня, как мне удалось удрать, словно все еще меня контролировал. Он ведь так и не понял, как мне удалось это сделать, и даже подумал, что Боб меня похитил. Бедный, ни в чем не повинный Боб, который даже ничего обо всем этом не знает.
Потом он попытался вытянуть из меня все. Такой же, как и прежде, любитель совать повсюду свой нос. Где Уилл? Что я с ним делала? Что он делал со мной?
– Я ничего не собираюсь тебе рассказывать, – заявила я. Оказывается, он все еще способен здорово разозлить меня. – Я любила Уилла. И неважно, что он со мной сделал. Все равно это не идет ни в какое сравнение с тем, что сделал со мной ты. И если ты только для этого меня пригласил на обед, то я ухожу. Больше я этого терпеть не стану.
– А что твой Боб? – спросил он, делая официанту знак подать еще бокал вина. – Что твой муж?
– Я счастлива с Бобом, – сказала я. – Он любит меня, а это гораздо больше того, что я могла бы сказать о тебе или об Уилле.
И тогда он заплакал. Он положил голову на руки и заплакал, как ребенок. Любовь Боба не идет ни в какое сравнению с любовью его, Дика. Он всегда любил меня, oн всегда будет любить меня. Oн никогда не полюбит никого другого. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не соглашусь ли я уйти от Боба и убежать с ним, с Диком?
Как будто мы были любовниками, поссорились, а теперь он опять хочет все уладить.
Я отложила вилку.
– Я никогда никуда с тобой не поеду, – сказала я. – Я скорее вернулась бы к Уиллу, чем к тебе. И если ты не прекратишь, я сейчас же, сию минуту ухожу – вот через эту дверь.
– Нет, не уходи, Молли! – он потянулся через стол и положил руку на мои. Когда я отшатнулась, он убрал ее.
– Слушай, – сказал он, – я много раз пытался отыскать тебя. И если ты ко мне не вернешься, позволь мне, по крайней мере, дать тебе вот это. – И он вытащил чековую книжку и выписал чек на ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ БАКСОВ!
– Мне от тебя ничего не надо, – заявила я. – Мы с Бобом как-нибудь обойдемся, – и я вытерла рот салфеткой. Очень благопристойно.
– Это не мои деньги, – сказал он, протягивая мне чек. – Они твои по праву. Это деньги, полученные за сдачу в аренду дома в Итаке. Если ты дашь мне свой адрес, я попрошу моего адвоката написать тебе – ты будешь получать деньги каждый месяц.
– И никакой двойной игры? – не поверила я. – Я не хочу, чтобы ты пытался поддерживать со мной контакт. Я не хочу, чтобы ты умолял Боба или меня показать тебе пашу дочку.
– Никакой двойной игры, – заверил он и, опустив глаза, вытер их носовым платком.
Дневник, я была так взволнована. Я пошла прямо в банк. Деньги от сдачи в аренду нашего старого дома на улице Сенека! Сюда, наверное, вошла и рента, полученная от доктора Набокова и его жены. Я ведь так и не написала ему, не поблагодарила за его советы касательно бабочек.
Боб же нисколько не взволновался.
– А ты говорила, что не ладишь со своим отчимом, – заметил oн. – Мне кажется, он потрясающий парень.
– Да, – отвечала я, – он и есть потрясающий парень. Жаль только, что он понятия не имел, как надо растить дочь.
Боб сел рядом со мной на кушетку.
– Хочешь поговорить об этом? – спросил он. Я взяла его руку и положила на свой живот.
– Чувствуешь? Она толкается. Мне кажется, она станет танцовщицей.
Боб все понял и больше ни о чем не спрашивал. Мне надо было все ото записать именно сейчас. Прошлое не становится будущим.
Прошлое не становится будущим, но оно остается с нами.
У меня есть один секрет, которым я никогда ни с кем не делилась.
Я тоже видела Дика, когда училась на юриста. В Бостоне я чувствовала, что очень близка к Молли. В выходные дни я иногда ездила в Уоллсли и гуляла по улицам. И мне казалось, что я вижу ее идущей по улице под руку с Вив, с яростной решимостью жующей резинку и то и дело хохочущую над какой-нибудь шуткой. Я останавливалась у аптеки и видела ее сидящей у прилавка, попивающей молочный коктейль или бегущей по улице с Грегом в черно-белых ботинках.
Однажды, перед самым Днем благодарения, я отправилась в офис доктора Ричарда. Я купила его книгу и взяла ее с собой как предлог для визита.
Он оторвался от чтения, когда я вошла.
– Чем могу служить? – спросил он, снимая очки. Меня поразил его британский акцент, хотя я и знала, что он окончил школу за границей. Он и в самом деле походил на Алана Лэдда, но все равно был подонком, как говорила Молли.
Прежде я никогда не испытывала желания кого-нибудь убить. Но чем больше я смотрела на его руки, разглаживающие бумаги на столе, тем сильнее желала придушить его, но не раньше, чем оторву ему яйца. Эти руки уничтожили подругу моего детства.
Он указал на стул.
– Итак, что я могу сделать для вас? Не помню, чтобы видел вас в классе.
– Я не посещаю ваш класс, – сказала я. Голос мой был ровен и спокоен, я сама не узнавала его.
– Вижу, вы прочитали мою книгу. Скажите, что вы о ней думаете? Будьте откровенны. – Он скрестил ноги и сложил руки на коленях; в этом движении ощущалась насмешка, призванная прикрыть некоторое раздражение.
– Прочла, – отвечала я. – И думаю, что знаю всю правду о Стране чудес. Уверена, что знаю.
Он выпрямился и придвинулся чуть ближе.
– Что вы имеете в виду?
Я глубоко вздохнула и заговорила – скорее, пока еще не утратила самообладания.
– Я знаю правду о вас и о вашей падчерице. Молли Лиддел! Я знаю, что вы изнасиловали ее. я знаю, что она от вас убежала!
Его лицо потемнело.
– Что вы знаете? – тихо спросил он.
– Она рассказала мне все. О вас, о Теннесси Уильямсе. Я собираюсь рассказать об этом в колледже, если вы не уедете отсюда. Не думаю, что они захотят, чтобы насильник и педофил учил их драгоценных детей.
– Откуда мне знать, что вы говорите правду? – он сильно побледнел.
– Потому что я вам так сказала. Я знаю правду о Стране чудес. И не смейте проверять мои слова, Дик.
Через две недели «Бостон Глоб» сообщила, что доктор Ричард Ричард оставил свою работу в Уоллсли и намерен продолжать карьеру романиста. Следующее сообщение пришло на Новый год – это был 1960-й. Я была дома и прочитала его в «Чарльстон газетт».

Чарльстон газетт, Пятница, 1 января 1960 года
РОМАНИСТ СТРЕЛЯЕТ В АВТОРА ПЬЕСЫ ПОСЛЕ СКАНДАЛА НА НОВОГОДНЕМ ПРАЗДНИКЕ
Саутгэмптон, Нью-Йорк. Доктор Ричард Ричард, автор бестселлеров «Охота в очарованном лесу» и «Правда о Стране чудес», вчера вечером признан виновным в покушении на убийство. Во время новогоднего праздника в поместье жертвы, Теннесси Уильямса, автора нашумевших пьес, произошел скандал. После одиннадцати вечера гости рассеялись по дому; именно в это время Ричард ворвался в комнату с ружьем, крича: «Предатель, ты заплатишь за это!» Когда Теннесси попытался его успокоить и предложил ему выпить, Ричард, как показали свидетели, выстрелил ему в грудь с близкого расстояния. Потом он спросил, где телефон, и сам позвонил в полицию»
Врачи немедленно отвезли Теннесси в Мемориальную больницу Чарльза и Дороти Хейз, где он сейчас и находится в тяжелом состоянии. Доктор Морган Л. Фэй сказала, что пуля задела одно легкое и застряла в позвоночнике. И хотя целая бригада хирургов смогла извлечь пулю, Теннесси отныне парализован от талии и ниже. По словам Фэй, врачи пока воздерживаются от прогнозов, касающихся будущего состояния его здоровья. «Просто еще слишком рано судить, – пояснила мисс Фэй. – Мистер Теннесси получает самую первоклассную медицинскую помощь, и это пока все, что я могу вам сказать».
Ричард был приведен в зал суда сегодня около часу дня, его признали виновным в попытке убийства. Он отказался объяснить мотивы своего преступления.
Ходят разговоры о профессиональной ревности. Теннесси, чья пьеса «Рыцарь летнего сна» стала в прошлом году основой для постановки фильма компанией «Уорнер Бразерс», постоянно советовал студии отклонять предложения агентства доктора Ричарда приобрести права на «Охоту в очарованном лесу».
Ричард ушел с работы в колледже Уоллсли, где преподавал литературу, в конце прошлого семестра, после чего полностью посвятил себя писательской работе.
После суда Ричард был отправлен в Нью-Йоркскую государственную тюрьму, где за ним следили, чтобы предотвратить попытки самоубийства. Приговор будет вынесен в следующем месяце после психиатрического освидетельствования.

«Бостон глоб», вторник, 2 февраля 1960 года
АВТОР ПРИГОВОРЕН К ПОЖИЗНЕННОМУ ЗАКЛЮЧЕНИЮ ЗА ПОКУШЕНИЕ НА УБИЙСТВО
Олбани, штат Нью-Йорк. Автор бестселлеров Ричард Ричард вчера был приговорен к пожизненному заключению за попытку убийства автора пьес Теннесси Уильямса в Западном Хэмптоне, Нью-Йорк, имевшую место в новогоднюю ночь.
Сорокавосьмилетний Ричард сразу после вынесения судьей Артуром Мортоном приговора был возвращен в Нью-Йоркскую государственную тюрьму. С самого ареста Ричард, которого психиатры признали совершенно вменяемым, наотрез отказывается объяснить мотивы своего поступка. «Я полностью признаю свою вину, – сказал он судье Мортону в переполненном зале суда. – Если бы у меня был шанс, я бы выстрелил в него снова. Но тогда уж, будьте уверены, я бы прикончил его».
Ричард спокойно улыбался, когда стража уводила его в наручниках после оглашения приговора. Он отклонил все предложения средств массовой информации об интервью.
Теннесси по-прежнему парализован ниже талии после того, как осужденный стрелял в него в его собственном поместье в Хэмптоне. Его состояние стабилизировалось, и он перебрался из Мемориальной больницы Чарльза и Дороти Хейз в частную клинику, название которой не разглашается, где проходит курс очень интенсивной и болезненной физиотерапии. Об этом сообщил его агент, Кевин Хариер.
Ричард, автор «Правды о Стране чудес», за восемь лет не написал ни одного нового романа. Он недавно оставил свой преподавательский пост в колледже Уоллсли, Массачусетс, – буквально перед тем, как выстрелил с близкого расстояния в Теннесси в его собственном поместье.
Поклонники обоих авторов – Ричарда и Теннесси – не отходили от здания суда во время вынесения приговора, так что полиции приходилось неотлучно следить за порядком, чтобы предотвратить столкновения. Никто не был арестован.
Воскресенье, 21 декабря 1952 года
Дорогой дневник, до Рождества осталось всего четыре дня. Мы с Бобом сегодня утром ходили в церковь, и я едва смогла пройти по ряду между стульями. Я такая огромная! Не могу дождаться, когда же родится маленькая Бетси.
Наш дом выглядит просто здорово. Боб срубил деревце, и в субботу вечером мы его украсили. Мы сделали бумажную гирлянду, покрасили ее в красный и золотой цвета, а потом взяли пробки от молочных бутылок, оклеили фольгой, нарисовали портреты всех членов семьи на каждой и повесили на деревце. Я даже нашла старые фотографии папы и мамы, а также Святого Майкла. И еще одну – Бетси, потому что мы по-прежнему сестры по крови, а кроме того, дневник, можешь ли ты поверить, она будет крестной матерью моего ребенка!
Четверг, 25 декабря 1952 года
С Рождеством, дневник!
Я так устала. Мы встали утром и пошли к родителям Боба еще до церкви. Они подарили нам детскую колясочку и колыбельку. Его мама даже связала носки для меня и для младенца.
Мама Боба научила и меня вязать, так что я связала ему пару носков с цветными ромбиками. Один немного длиннее другого, но он был так мил – немедленно надел их.
Я думаю, что съела слишком много мясного пирога. Малышка Бетси весь вечер не дает мне покоя. Она толкается так, словно бегает трусцой у меня в животе. Боюсь, она станет терзать меня так же, как я терзала бедную маму.
Всю последнюю неделю я почти не спала – думаю, это от волнения. Сейчас я пытаюсь уснуть. Но все время слышу хор, который пел сегодня утром в церкви: «И внутри нас зарождается жизнь…» Боб, дитя эдакое, спит сном младенца.
Осталось уже недолго. Младенец Иисус, помоги мне стать хорошей мамой для Бетси!
Долгие годы, думая о Молли, я пыталась найти какой-то смысл в том, что с нею случилось. Я теперь знаю то, чего не знала девочкой – но, даже если бы я рассказала своей матери о миссис Лиддел, лейтенанте Джонсоне и Томми Дифелисе, судьба Молли вряд ли изменилась бы. Так или иначе, миссис Лиддел уехала бы из Чарльстона в Итаку, чтобы избежать скандала. Молли была бы похищена, изнасилована и убежала бы. Конец тот же – смерть, смерть, смерть.
Я теперь знаю также, что паралич Уилла и тюремное заключение Дика никогда не принесут мне покоя.
И сейчас, уже будучи старухой, я наконец поняла то, что Молли поняла много лет назад. Я вижу это в ее мечтах о дочери. В маргаритках, которые она собирала, чтобы поставить себе на стол. В спокойной любви к Бобу.
Сама Молли дала мне ответ на мой вопрос. Сейчас, когда я читаю ее последние записи, ее последнее письмо ко мне, меня удивляет, как мало во всем этом горечи. Она ликует. Она и Боб богаты. У них есть дом. У нее есть родственники мужа, которые ее обожают. Она хочет скорее стать матерью, научить свою дочку плавать на каноэ, танцевать и петь. Хочет рассказать ей о прошлом.
Иногда я гадаю – что именно она бы ей рассказала.
Я бы рассказала о том, как мы ходили кататься на коньках. Или, может быть, о тех временах, когда мы помогали миссис Лиддел развлекать солдат. И уж конечно, я рассказала бы о ночах, которые мы провели с доктором Лидделом, отцом Молли, поджидая вражеские самолеты, о танцах со скелетом и о препарированных лягушках. В свое время, возможно, я рассказала бы о Томми Дифелисе. Я думаю, что рассказала бы о том, каково было танцевать с Молли, ехать на мотоцикле Томми.
Я бы рассказала о том, что такое быть девочкой, испытывать странное ощущение, которое охватывает тебя, словно грипп, – вспыхнувшие щеки, слабость в коленях, головокружение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21