В период с августа 1947 по август 1948 года записи в дневнике Молли становятся хаотичными. В иные дни она вообще ничего не записывает; иногда просто пишет: «Сегодня пять раз» или: «Это было ужасно. На парковке па школьном дворе». Ей приходилось тратить много времени на то, чтобы найти укромное местечко и сделать запись, а потом припрятать свой дневник.
«Ха! – записала она 26 сентября. – Я застукала старого козла! Он рылся в моем кошельке. Вчера мне удалось ухватить пачку сигарет, пока он оплачивал счета за газ, и украдкой засунуть туда. Потом, пока он регистрировался в мотеле, я их бросила на кровать. Он все разглагольствовал и разглагольствовал на эту тему – как, дескать, девочкам вредно курить. Пока он болтал, я осторожненько перепрятала свой дневник из кармана пальто, который был следующим в очереди на обыск, в одно хорошее местечко под ковром. Мэри, Мэри, все совсем наоборот!»
В течение следующего года Молли писала о своих отношениях с отчимом все меньше и меньше, а о матери и вовсе не упоминала. Она все еще писала об отчиме, о том, как сложилась бы без него ее жизнь, и явно скучала, если он отлучался – но все же не пылала к нему прежней страстью.
У Молли собралось более двух сотен открыток, на которых она помечала даты приезда из разных городов и штатов. Несмотря на ужасные обстоятельства, при которых ей пришлось путешествовать, она обращала внимание и на чудесные пейзажи, и на переполненные людьми огромные города, где ей пришлось побывать: мост Золотые Ворота через бухту Сан-Франциска; пурпурные холмы округа Марин, прекрасные и под солнцем, и в тени; розовые и желтые старые дома Чарльстона, освещенные мягким светом и создающие прелестную панораму.
Стоя на набережной Утер в Южной Каролине, я почувствовала, как по коже пошли мурашки, а соленый воздух проник в мои больные легкие. Я каталась на велосипеде под шумящими дубами и кленами в Аппалачах; стояла, онемев, на краю Большого Каньона, любуясь лилово-пурпурными красками заката. Я то и дело открывала окно машины и вдыхала воздух – влажный, холодный, бодрящий, струящийся сквозь мои волосы, – смотрела, как цвет земли постепенно меняется к горизонту от черно-сиреневого к красно-коричневому, а стройные тополя уступают место высоким соснам с длинной хвоей, кустам шалфея и высокой траве. Мне хотелось почувствовать, что пережила Молли в те месяцы и годы, когда ездила по этим местам; правда, она никогда не упоминала о том, что ее увлекали пейзажи.
Она, часто с явным удовлетворением, все время писала о покупках, на которые «раскрутила» своего отчима, например: «А! Я сегодня уговорила старого козла купить мне новые джинсы и черный раздельный купальник. Он совсем забыл, что покупал мне точно такой же на прошлой неделе, так что, пока он выбирал себе у другого прилавка новую рубашку, я вернула купальник продавцу, а деньги присвоила «. Она купила за это время тридцать три платья – холщовых и миткалевых, в горошек и с оборочками, прямых и е пышными рукавами, безнадежно все их испачкала или выросла их них. Она износила или выбросила, когда они ей надоели, шестнадцать пар джинсов, двадцать пять пар шортов – красных, розовых, голубых, зеленых и желтых. Она износила одиннадцать шляпок, четырнадцать поясков (своих любимых морских цветов – темно-синего и белого), а также пятьдесят три футболки. У пес собралось одиннадцать скакалок, две пары коньков, бальные туфельки на высоких каблуках, лыжный костюм – Trиs chic! Je suis adorable! – купальные маски и ласты, красные высокие ботиночки и сто двадцать четыре сувенирных шарика, включая семнадцать из зеленого кошачьего глаза. Она путешествовала с коробкой шашек, набором для игры в кости и пятью колодами игральных карт. Она прочла, по ее подсчету, по меньшей мере 1001 комикс и 299 киножурналов и журналов для женщин и подростков. Она ходила в кино минимум раз в неделю, и девять фильмов смотрела больше, чем четыре раза.
Она мало писала об учителях, которых нанимал для нее отчим во время их коротких остановок. Упоминания о них начались, когда они остановились на несколько недель в городском колледже, где доктор Ричард читал лекции и преподавал писательское мастерство. Все ее наставники были женщинами, большинство из них – незамужними, старыми и некрасивыми. «Я с трудом отличаю мисс Перкинс от мисс Дженкинс, – пишет Молли. – Мне ужасно скучно «.
Не нравилась ей и шумиха, которая окружала рекламное турне отчима. «Сегодня в газетах опять написали про Дика, – пишет она. – Вот тоска! Когда его нет дома, я вырезаю из газет сообщения о похоронах и наклеиваю в его альбом вместо заметок о нем самом, которые он там собирает. Он ведь никогда не просматривает собранное раньше. Когда он состарится и угодит в какой-нибудь ужасный дом для престарелых, надеюсь, он вытащит их, чтобы показать сиделкам. Вот будет смеху! Я почти хотела бы оказаться в это время там!»
Молли приводит также странную статистику своих личных ощущений:
Сколько ночей за месяц она провела без слез: три. («Но определенно, – пишет она, – намечается улучшение».)
Сколько прыщиков у нее вскочило за неделю: тоже три.
Сколько веснушек у нее на животе: ни одной. На правом бедре: семь.
Рекордное количество молочных коктейлей, выпитых за одну ночь: пять.
Рекордное количество коки, выпитое за то же время: десять. («Ужасно болит живот», – добавляет она).
Сколько минут надо, чтобы съесть тарелку спагетти (используя метод наматывания их на вилку): одиннадцать.
Рекордное количество минут, когда удавалось сбежать от отчима: сто сорок семь (с помощью двух «потрясающих парней», которые устанавливали рекламный стенд в парке развлечений – она ушла вместе с ними и развлекалась «на полную катушку»: прокатилась на русских горках пять раз подряд).
Сколько раз в неделю она делала «стук-сток» – намек на таинственную игру, в которую она играла с отчимом: шесть. «Проклятый Дик совсем из ума выжил». – радуется она.
Молли отметила также дату пересечения линии Мэзон-Диксон: 14 октября; дату, когда у нее начались месячные: 16 июня («У-у-у, я не могу купаться! И Дик из-за этого вовсе не прекратил играть в свои мерзкие игры. Так вот почему в мотелях дают дополнительные полотенца!»); дату, когда Марлон Брандо дебютировал в «Трамвае-желание» на Бродвее: 3 декабря («О, интересно, сможет ли Крисси встретиться с ним? Я так завидую. Никогда, никогда не надо зависеть от любезности незнакомцев!»).
15 августа 1948 года: «Юбилей – один год. Будет ли драгоценный Дик расстроен тем, что его дорогая Молли не так уж чертовски верна ему? Количество парней, с которыми я целовалась в прошлом году: 342. Почти по одному каждый день. Особенно я горжусь молоденькими преступниками, они меня так волнуют! Мне доводилось целоваться с мальчишками, которые угоняли машины, носили оружие, сжигали дома. И я никогда в жизни не забуду одного курчавого испанца, который стащил пару роскошных черных босоножек со штрипками и пару длиннющих, до локтя, перчаток, как у Авы Гарднер в «Убийцах» в обмен на поцелуй под мостками на пляже (было здорово!). Дик ничего не знает! И я из-за этого чертовски задираю нос».
Суббота, 14 февраля 1948 года
Дорогой дневник!
Поздравь меня с днем рождения! Мне сегодня исполняется тринадцать лет. Мнение Дика о том, как надо отметить праздник, – это сам знаешь что. Я бы лучше побежала на свидание к Дракуле.
– Отвяжись, – сказала я, когда он навалился на меня.
– Молли, дорогая, – сказало это громадное волосатое чудовище. – в от так мужчина поздравляет свою возлюбленную. И это самый лучший подарок, какой он может предложить, – и он припечатал меня к кровати.
– Спасибо, – сказала я, отталкивая его, – но я могу обойтись без сантиментов, папа. Не забудь, ведь я твоя дочь, – и я попыталась высвободиться, но он крепко держал меня и взялся опять за свое.
– Сейчас завизжу, – пообещала я. – Сегодня день моего рождения, и я завизжу, если ты сию минуту не прекратишь.
Но он, конечно, не прекратил. Он сказал, что я должна быть ему благодарна, что никто, ни один парень моего возраста никогда не будет так меня обожать, что я должна ценить все, что он для меня сделал. Уж не говоря о его преданности.
И я начала повторять про себя перечень своих похождений en franзais – это мой любимый способ. Кажется, он ничего не замечает.
Сегодня он провалялся со мной все утро, потом долго распевал в ванной и заказал плотный завтрак из бекона и яиц, так что в результате мы опоздали и не смогли купить билетов на обзорную экскурсию. Мы ведь все-таки в Лос-Анджелесе (как он мог забыть о Голливуде, когда из наших окон открывался такой чудесный вид на горы!). В результате, благодаря Дику, когда мы явились, все билеты уже распродали.
Koгда мы вышли на улицу, я подбежала к человеку, который ждал автобус, и стала умолять его забрать меня с собой.
– Этот человек похитил меня, – указала я на Дика, – он извращенец.
Но это не сработало.
Конечно, Дик терпеть не может публичных сцен.
– Не обращайте на нее внимания, – сказал он со своим мягким акцентом (и почему все считают, что человек, говорящий с английским акцентом, обязательно джентльмен?). – Она склонна к подобным эксцессам. Но я не могу отослать ее, хотя она так и не пришла в себя после смерти матери. Все это весьма трагично, и я страшно сожалею, что мы вас побеспокоили, – и он спокойно обвил рукой мою талию, подхватил меня, как мешок с мукой, и потащил к машине.
– Если ты снова сделаешь что-нибудь подобное, Молли Алиса Лиддел, я отправлю тебя в психушку. Я тебя предупредил, и не думай, что я этого не сделаю.
Многострадальный отец!
Но я же видела, что бедный Дик аж вспотел. А он терпеть не может потеть на публике. Разве что на танцплощадке – но и тогда он обязательно пользуется ароматическими шариками для подмышек.
– Ты не посмеешь, – сказала я. – Ты кончишь свои дни в тюрьме, а я все равно убегу и вернусь прямо сюда, в Голливуд.
Я скрестила ноги и приподняла юбку. Он прямо с ума сходит, когда я так делаю. Честное слово, дневник, он такой раб своих желаний! Я вытащила из сумочки зеркальце и стала приводить в порядок волосы.
– И не смей больше со мной так обращаться, – добавила я. – Я уже выросла и не позволю тебе вести себя со мной, как с ребенком.
Он повел меня мириться в роскошный французский ресторан, где я назло ему заказала только чизбургер.
– Не кисни, Дик, – подбодрила я его, потягивая через соломинку кока-колу. – Я не люблю лишних расходов. И ты должен быть мне за это благодарен: другая девочка заказала бы себе филе миньон! – Я сняла туфельку и погладила его ступней по ноге. – Ты что, Дик? Расстроен?
Просто смешно, как мало мужчины собой владеют. Все, что от вас требуется, – это опустить пониже вырез платья, или раскрыть губы, или тряхнуть локонами – и они уже неспособны поддерживать умную беседу.
Я заказала gateau аи chocolat avec des frambois и ела очень медленно, постоянно облизывая ложку, чтобы позлить Дика.
Пока он ходил в туалет, я договорилась с официантом Томом – актер, ужасно похож на Грегори Пека! – что завтра мы с ним пойдем на обзорную экскурсию. У него выходной, и он готовится к прослушиванию – для кино! Он уже сыграл небольшую роль в одном фильме и работал с Баргес Мередит! Я едва могу дождаться; Том сказал, что если встретит кого-нибудь из знакомых, то представит меня им.
– Тебе надо ловить удачу, – сказал Том. – Ты могла бы стать актрисой. Ширли Темпа и Джуди Гарланд тебе и в подметки не годятся.
Подумать только! Может быть, я встречу какого-нибудь режиссера, который пригласит меня на главную роль в своем фильме, и тогда я смогу навеки распрощаться с Диком. Впрочем, я и так это сделаю в один прекрасный день – неважно, как.
Сегодня вечером я буду его Молли-Долли. Мы идем на огромный праздник в Беверли Хиллз, и Дик ради такого события купил мне на Родео Драйв роскошное атласное вечернее платье от Кристиана Диора. Я в этом вижу хорошую возможность отполировать имеющиеся у меня навыки – сегодня короткий фарс, а на следующей неделе, возможно, – комедия ошибок.
Утром я позволю Дику делать со мной все, что он захочет и сколько он захочет, а потом, когда он будет приходить в себя, отправлюсь как будто бы плавать в бассейне гостиницы. Скромница Мэри Алиса. Мы с Томом встречаемся в вестибюле в половине одиннадцатого, он обещал научить меня искусству артикуляции, которую используют актеры, разогреваясь перед выходом на сцену или съемками. Сначала надо проговорить вслух все гласные и согласные, потом их комбинации – так быстро, как только вы можете. А-а. Ба-а. В-в-в. Г-у-у. Ба-бэ-би-бо-бу. Том сказал, что это очень хорошее упражнение для речи.
Вот и я, Голливуд!
Среда, 23 июня 1948 года
Сегодня в новостях передали, что в октябре прошлого года, в Калифорнии, пилот военно-воздушных сил Чак Нгер преодолел звуковой барьер. Его самолет ужасно грохотал, прямо как гром над полями у нас в Чарльстоне. Мы с Бетси всегда считали секунды между молнией и громом. Семь секунд равняются одной миле.
Игер летает даже быстрее – 662 мили в час. Так говорилось в сообщении. За самый короткий промежуток времени вы можете добраться куда угодно еще прежде, чем кто-нибудь вообще сообразит, что вы собираетесь улететь. Дик, конечно, высмеян все это.
– Смотреть на мир надо из лодки или из машины. Как это делаем мы, – и он добавил, что люди вроде Игера всегда слишком много бахвалятся. – Плебей, необразованный, что он знает о Петрарке или По? А во время войны не мог придумать ничего лучше, чем назвать свой самолет в честь жены. И этим все сказано, я полагаю.
– По крайней мере, он в достаточной степени мужчина, чтобы полюбить взрослую женщину, а не околачиваться вокруг тринадцатилетней девчонки, – парировала я.
На это Дику ответить было нечего.
– Если хочешь, Молли Алиса, – в конце концов заявил он, – я с удовольствием передам тебя в руки психиатров. Я уверен, что в лечебнице ты найдешь куда более интересные занятия, чем находишь сейчас.
– Нахожу, в твоих мерзких фантазиях. Нет ничего удивительного в том, что сюжеты твоих романов так убоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21