– Моя дорогая Молли, твои шутки совсем не смешны, – печально заявил Дик, явно расстроенный. – Ты неблагодарная девчонка, это очевидно. Я тебя слишком избаловал, – он снова ждал ответа.
– Ты загораживаешь мне свет. Дик, – я так и не подняла головы. – Убирайся, а?
И больше я не сказала ни слова; в конце концов, горестно вздохнув, он убрался из гостиной, шумно уселся в кресло и взял блокнот со статьями о себе самом. Можно надеяться, что он хоть на время займется работой, вместо того, чтобы ходить вокруг кругами и вынюхивать.
Воскресенье, 3 октября 1948 года.
Дик такой сентиментальный козел! Его заскоки могут стать хорошим источником денег. Вот каков наш расклад:
подавать ему бисквиты раз в день – 0,50 доллара (в неделю);
второй раз (в тот же день) – 0,25 доллара.
И так далее. Можно заработать от 30 до 45 долларов в неделю! Конечно, когда меня нет, этот негодяй обыскивает мою комнату – бельевой шкаф, гардероб, шарит под матрасами, за зеркалом. Я его застукаю! Вивиан (Блум – моя новая лучшая подруга) говорит, я могу припрятать у нее в доме свою добычу.
Вив такая куколка! Дик терпеть ее не может, что, конечно, заставляет меня любить ее еще больше. С одной стороны, ей уже четырнадцать, она взрослая. Роскошная фигура. Дику нравятся девушки с плоской грудью и мальчишескими ногами. На днях, оглаживая меня, он выглядел таким надутым.
– В чем дело, Дик? – спросила я. – Тебе не нравятся мои новые погремушки? – я сидела у него на коленях, совершенно голая; встряхнув грудями, я рассмеялась, как гиена, что совершенно отбило у него всякую охоту, и он от меня отвязался. Потом-то я за это заплатила – ну и что?
Мою грудь даже сравнить нельзя с грудью Вив. Она выглядит, как кинозвезда: угольно-черные волосы, глаза, как у Клеопатры – она подводит их черным карандашом. Крутые бедра, шикарные ноги.
В пятницу мы прогуляли занятия – Дика опять вызовут в школу, конечно. Миссис Хейз, директриса, захочет узнать, нет ли у нас каких-нибудь проблем дома – Chez turns? Vous rigolez, Madame Hays, non?» Мы поехали на автобусе в Бостон. Вот это было здорово! Мы пошли в шикарный магазин и мерили там платья для рождественского бала в Декстере (школа для мальчиков!) Вин отыскала черное атласное платье, которое сидело на пей как влитое. Рей (ее симпатичный, но ни на что не годный поклонник) с ума сойдет.
Ей следует его бросить. Она ведь может заполучить любого, какого захочет. Любого, кто будет обращаться с ней, как положено.
Я нашла потрясное золотистое вечернее платье, похожее на моих бабочек. Я бы купила его, наплевав на расходы и все прочее, но тогда Дик поймет, что нашел не все мои тайники. Так что я просто внесла аванс и попросила продавщицу придержать платье для меня. Вчера я заставила Дика купить его мне – пришлось сыграть в хорошую послушную девочку.
Воскресенье, 31 октября 1948 года
С праздником Хэллоуина, с праздником Хэллоуина! О, дневник, я провела такой чудесный день. Вив и Рей, а еще Грег Костакович и я ходили сегодня играть в «кошелек или жизнь» . Я весь вечер выпрашивала шоколад!
Дик , разумеется, на прошлой неделе запретил мне идти. Никаких прогулок без присмотра – таково первое правило резиденции Ричарда. В переводе это значит: некоторые отвратительные мальчики могут обидеть его драгоценную Молли! Я просто вылезла из окна на кухне и поехала на велосипеде Грега, который он спрятал в кустах, к Вив, где в пятницу оставила свой костюм. Но ведь я послушная дочь и потому оставила Дику на кухонном столе записку и сделанные из воска зубы вампира, которые можно жевать, как жвачку.
Конечно, я не влюблена в Грега Костаковича, или Джереми Моррисона, или Алекса Фрамртона, или в кого-то еще. Я уже даже заработала репутацию невинной недотроги. Святая Мэри. Но мне нравится гулять с мальчишками, чтобы позлить Дика. Мне так нравится, когда он ревнует, а добиться этого нетрудно. Я всегда разрешаю одному из них донести мои книги до дому после занятий, а потом, по крайней мере пятнадцать минут, стою с ним на улице и болтаю. Дик, я знаю, смотрит из окна верхнего этажа, так что я делаю вид, что я просто в восторге, а любая шутка моего спутника – самое смешное, что мне приходилось слышать в своей жизни.
Дорогой дневник, вчера такое было! Я оделась цыганкой – длинные красные ногти, красная помада, густые тени для век, на голове красный шарф. Вив одолжила мне камешки со своего костюма, на руки я надела браслеты, на шею – бусы. На мне было одна из моих черных школьных юбок – та, которая до колен, но сверху я надела белую рубашку отца Вив и его джинсовую куртку. Вив была ведьмой – вся в черном, в остроконечной шапке, со щеткой в руках. Мальчишки нарядились пиратами.
Мы отправились в Кембридж, где нас никто не знает, и вели себя, как сумасшедшие. Mais oui! Мы бросали в окна домов кукурузу – нам дарили яблоки. Вернувшись в Уоллсли, мы замотали туалетной бумагой все деревья рядом с моим домом. Так было трудно сделать это тихо! Дик прямо побагровел, когда я вошла в дом – в костюме, конечно!
Он и не прикоснулся к зубам вампира, которые я так тщательно для него выбирала. Он не обедал. Он объездил весь город. Заботливый, внимательный отчим. Кто обидел его дорогую, нелепую Молли? Он немедленно сорвал с меня всю одежду и посадил к себе на колени.
– Добавим немножко садизма к скуке пашей жизни? – спросила я. Мне было так смешно, по щекам у меня струилась слезы, я скатилась с его колен и схватилась за живот. И никак не могла перестать смеяться, мне казалось, что у меня разорвется аппендикс. Ведь это так больно: никогда не ешьте одиннадцать плиток шоколада, а уж если съели – не смейтесь потом!
– Прекрати, Молли Алиса, – сказал мой строгий Дик, расстроенный моим поведением. Его Молли – просто ангел. – Иди наверх. Когда я поднимусь, ты, надеюсь, будешь уже в постели.
Я прокралась в кухню, проглотила стакан молока (чтобы смыть весь шоколад), схватила со стола зубы вампира и засунула себе в рот; потом поднялась наверх, легла в спальне и стала ждать своего драгоценного Дика. Когда он вошел в мою комнату, я быстро взглянула на него и оскалилась, как идиотка. Ну что я за мерзкое чудовище!
Среда, 3 ноября 1948 года
Школа – это такая скука! Мисс Кристель, учительница французского, опять ругала меня за использование «неподходящих выражений» в классе.
J'ai dit, «Je suis une petite merdeuse, n'est pas? (Я сказала: „Я – маленькое дерьмо, не так ли?“)
C'йtait vachement drо le! – (Что за ужасные выражения!) – Крисси, я тебе так благодарна за летние каникулы на Ривьере!
Мисс Уэйд, учительница математики, так опасно крутит задом, когда идет по рядам между партами, что то и дело сшибает с них книги на пол. Разумеется, мы нарочно кладем их на самый край и громко хохочем, когда они падают.
А учительница истории мисс Симз – просто хитрюга. Она держит на столе термос с кофе и выпивает во время занятий по крайней мере две чашки. Нам все время чудилось что-то необычное в том, как она обхватывает лодыжками ножки стула, крепко держась за свою кафедру, а потом смотрит на нас поверх очков и изрекает: «А теперь отвечайте: кто победил солдат Союза в битве под Геттисбергом?»
На прошлой неделе мы с Вив залезли в ее кабинет во время обеденного перерыва и нашли в столе бутылку ликера. Мы вылили ликер и налили туда уксус. Пришлось здорово попотеть: вылив спиртное за окно, мы никак не могли закрыть бутылку. Стукни сильнее, – сказала Вив.
Я стукнула, бутылка упала – ну и грохоту было! Конечно, нам просто повезло, что в это время по холлу шныряла именно фрейлейн Хейз – больше старой свинье заняться просто нечем. Прижав руки к бокам, она входит в комнаты, высоко держа голову и очень тихо, словно сыщик.
К счастью, она не могла бы стать сыщиком: она еще и наполовину слепая. Мы спрятались за столом мисс Симз как раз вовремя и затаили дыхание. У меня так билось сердце, было так страшно! Дневник, хорошо, что ты не увидишь никогда лица, какое было у мисс Симз, когда она сегодня сделала большой глоток – она поперхнулась, что-то пролепетала и кинулась вон из комнаты, хватаясь руками за голову. Конечно, обвинять никого из нас она не смеет, потому что ей тогда придется признаться, что она попивает в школе.
Так что мы тайные героини.
Откровенно говоря, дневник, у меня почти нет времени на учебу. По субботам с Анной Веля я хожу в кантри-клуб «Бруклин» на танцы – я просто обожаю клуб. Метрдотель там просто душка. Когда оркестр замолкает, он приносит нам кока-колу. Я сказала ему, что намерена со временем сниматься в кино, потому и учусь танцевать.
– Не знаю, откуда в вас, молодые леди, столько энергии, – сказал он нам на прошлой неделе. – У меня есть внучка, она всего на три года старше вас. Собирается стать писательницей – Сильвия Плэт, так ее зовут, запомните. Она намерена сделаться знаменитостью.
– Я тоже, – отвечала я. – Запомните и мое имя – Молли Лиддел.
Мне надо многому научиться, если я собираюсь стать актрисой. Эвелин Росс и я по четвергам занимаемся балетом в школе мисс Джинн. Эв такая молодец, ты бы видел, дневник, как она разрезала в субботу ковер у Вив дома! По вторникам я еще беру уроки пения.
Помнишь, как я мучила бедную маму, без конца играя на рояле «Душа и сердце «и «Чопстик «вместо того, чтобы играть этюды? Теперь я старательно учусь музыке. Я занимаюсь вокалом с завидной регулярностью. По вечерам это отнимает ужасно много времени – конечно, если меня не вынуждают оторваться по одной причине. К тому же, упражнения такие нудные, я пою как можно громче, потом еще громче, и еще громче.
По субботам у Вив бывает так здорово – дорогой Дик и понятия не имеет, чем мы там занимаемся. Родителей Вив никогда нет дома, и все это знают: у них есть сезонные билеты в оперу, балет, консерваторию, Бог знает куда еще. Мы все собираемся вместе и устраиваем гудеж. У В ив есть музыкальный ящик со всеми последними хитами; есть у нее и танцевальная музыка вроде «Майзи Дотс» и «Ром и кола « – кстати, именно это мы и пьем. В прошлый уик-энд Рей напился и принялся кричать на Вив, потому что видел ее в кино с Марком. Он ведь не знает, что у Вив был с ним флирт прошлым летом.
– Она тебе не принадлежит, – сказала я. Мне не нравится, как он обращается с Вив, когда напивается. – Это свободная страна. Она может ходить в кино, с кем захочет.
– А ты не лезь, кукла проклятая. Не твоего ума дело, – сказал он и толкнул меня, а потом сгреб Вив за волосы и попытался затащить ее в холл, в спальню родителей. Я вытянула ногу и подставила ему подножку, мальчишки подняли его с пола и вышвырнули вон. Он смотрел на нас через окно; мы видели, как он согнулся пополам и его вырвало прямо на лужайку. Потом он направился домой по боковой улице. Хотела бы я, чтобы Вив с ним наконец развязалась – ведь могла произойти ужасная сцена.
Иногда Вив ужасно рискует. Когда ей было одиннадцать, она пыталась наложить на себя руки – ее дядя изнасиловал ее на своей собственной свадьбе, где она была подружкой невесты. На приеме он напоил ее шампанским, а потом, когда у нее закружилась голова, предложил проводить ее в номер в отеле. Там он сказал, что если она пикнет – он ее придушит. А если она хоть слово скажет своей матери, он заявит, что она лгунья, что он просто искал ее и застал с мальчишкой из прислуги отеля.
– И больше я не выла подружкой на свадьбах, – рассказывала Вив. – И никаких белых свадебных одеяний мне не надо!
Бедная Вивиан! Ее мать приглашает этого дядю с женой на рождественский ужин каждый год, и он всегда кладет ей на голову ветку омелы.
Мы рассказали друг другу истории своей жизни как-то ночью после того, как все разошлись. Мы пили ром – Вив делает потрясающий дайкири! – и говорили. Вот тогда-то и выяснилось, что обе мы давно уже не девственницы. Вив считает, это ужасно смешно, что Дик по-прежнему признается мне в неувядающей любви.
– Неувядающая похоть, – заявила она, протягивая мне сигарету. – Давай, закуривай. Держу пари, это на вкус гораздо лучше, чем то, что ты получаешь дома. – Я призналась ей, что извожу целые галлоны жидкости для полоскания рта.
Когда родители Вив уезжают на уик-энд, она отправляется в большой отель в центре и ловит там мужчин. Они ведут ее в театр, а потом – в свой номер в отеле, и делают с ней это. Один дал ей сто баксов, а другой купил изумрудные сережки. Она спрашивает, не хочу ли я пойти с ней в следующий раз, но меня это как-то не привлекает. Мужнины – это такая ужасная скука.
Я попробовала уговорить ее перестать, пробовала заставить ее бросить Рея. Она слишком хороша для всех них.
В лето перед отъездом в Чикагский университет я читала о колледже все, что могла найти. Мысль об отъезде из дома приводила меня в ужас. Мое обещание, данное Молли той весной, казалось сейчас глупым и несерьезным. Она улетела далеко, очень далеко, а я осталась одна. Я даже начала сомневаться, что она вообще существовала.
Однажды днем во время обеденного перерыва я взяла на стенде в отцовском офисе журнал «Мадемуазель», издаваемый колледжем. Отца не было, так что, вернувшись с обеда, я сбросила туфли, уселась в огромное кожаное кресло и открыла журнал. Работа утомила меня, надо было отвлечься. Увидев Сильвию Плэт в списке авторов августовского выпуска журнала, я крайне удивилась. Она стала в конце концов знаменитостью, как и говорил ее дедушка.
Я открыла страницу 358, на которой журнал публиковал ее песню «Любовь безумной». Я надеялась, что стихотворение поможет мне вернуть Молли, но оно лишь усилило мое чувство потери и безнадежности. Сильвия писала о мистических громовых птицах и танцующих звездах, о том, как Бог упал с небес и принялся править в аду. Ее стихотворение говорило о горечи моего собственного детства, которое и привело к тому, что в жизни моей теперь нет совершенно ничего – одна пустота. Я чувствовала то же, что и Сильвия: «Я закрыла глаза, и мир умер. (Я думаю, ты ожила в моей душе)».
Не знаю, к кому она обращалась, когда писала это, но я понимала, что она чувствовала. Молли, казалось, отодвигается от меня все дальше и дальше.
Понедельник, 15 ноября 1948 года
Эта ужасная Нейз па прошлой неделе опять вызвала меня в своей кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21