https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Grohe/
Она вдруг поняла, что для них прежняя жизнь давно кончилась… с того момента, как они сошли с «Нормандии». Сначала эти мучительные месяцы перед войной, когда Арман работал как вол, затем напряжение между сентябрем и падением Парижа, когда он не знал, что делает. Потом Лиана с детьми уехала из Франции, а он остался бороться с немцами, войдя к ним в доверие и якобы сотрудничая с ними. Прочитав письмо, она отложила его. Это было выше ее сил. Она смертельно устала. Целый день она ухаживала за молодым раненым. Он потерял руку в битве в Коралловом море. Он вместе с Ником был на «Лексингтоне», но не знал его. Это был простой рядовой.
Когда она спустилась к обеду, Джордж заметил, что Лиана сегодня выглядит как-то особенно устало. Она была бледной и изможденной. Дядя заподозрил, что она что-то недоговаривает.
— Получила вести от Ника?
Раньше она всегда сообщала дяде, когда получала письмо от Ника, но последнее время молчала. Сейчас Лиана лишь покачала головой.
— Я получила сегодня письмо от Армана. Он устал, и у него болит нога.
Ей отчаянно захотелось сказать дяде правду, но нужно еще подождать, пока Арман не уедет в Лондон.
— А как Ник? — Он снова повторил свой вопрос.
Она пристально посмотрела на него.
— Мой муж Арман, а не Ник. Но старик сегодня тоже устал. Он быстро сказал:
— Ты, кажется, не вспоминала об этом всю весну. — Лучше бы он прикусил язык, особенно когда увидел горестное выражение лица племянницы.
Лиана ответила едва слышно:
— Мне не следовало забывать об этом.
— Лиана, прости. Я не хотел. Она печально посмотрела на дядю:
— Ты абсолютно прав. Во всем виновата я — и перед Арманом, и перед Ником. — Она вздохнула: — Я написала обо всем Нику несколько недель назад. Больше мы не будем писать друг другу.
— Но почему? Бедняга… — Старик был ошеломлен всем, что услышал.
— Я не имею права, дядя Джордж. Я замужняя женщина. Вот почему.
— Но Ник знал об этом. Она кивнула.
— По-видимому, я одна забыла об этом. И теперь я постараюсь искупить свою вину.
— Ну, а как же Ник? — Дядя расстроился. — Как ты думаешь, каково ему будет, когда он узнает об этом там, на войне?
Слезы застилали ей глаза.
— Я ничего не могу поделать. У меня есть обязательства перед мужем.
Он хотел было ударить кулаком по столу, но не решился. На лице у нее было написано бесконечное отчаяние.
— Лиана.. — Он не нашелся, что сказать, зная, что племянница не менее упряма, чем он сам.
Лиана встала из-за стола и пошла на работу. Казалось, с каждым днем она задерживается в госпитале все дольше и дольше. Через неделю после того как пришло письмо от Армана, она неожиданно получила еще одно письмо. Оно пришло из Лондона и было написано незнакомым почерком. Поднимаясь по лестнице, она гадала, от кого оно могло быть. Наверху она рассеянно вскрыла письмо. У нее ломило все тело — весь день она ухаживала за молодым человеком, потерявшим руку. У него началась сильная лихорадка, и он мог в любую минуту умереть. Неожиданно ее внимание привлекли слова: «Дорогая мадам…». Начало казалось обычным, но дальше она прочла: «С прискорбием должен вам сообщить, что ваш муж погиб вчера, служа своей отчизне. Он умер смертью героя, спасая жизни людей и сокровища Франции. Его имя останется в наших сердцах и в сердце Франции. Ваши дети могут гордиться своим отцом. Мы сочувствуем вам в вашем горе. Ваша потеря — это наша потеря. Но самую большую утрату понесла страна».
Письмо было подписано Муленом. Лиана снова и снова перечитывала: «Дорогая мадам… С прискорбием должен сообщить вам…» Это ложь. Самую большую потерю понесла не страна. Лиана смяла письмо и бросила его на пол. Она топала ногами и плакала. Он погиб… он погиб… безумие, что он остался там… бороться против немцев…
Она не слышала, что дядя давно окликает ее. Она не слышала ничего. Она лежала на полу и плакала. Он умер, Ник тоже умрет. Они все погибнут! Во имя чего? Ради кого? Она посмотрела на дядю невидящими глазами.
— Я ненавижу их!.. Я ненавижу их!.. Я ненавижу их!!!
Глава пятьдесят вторая
Вечером Лиана обо всем рассказала дочерям. Они плакали и долго не могли успокоиться, пока она укладывала их спать. Лиана очень побледнела, но к вечеру к ней вернулось самообладание. Какое облегчение она испытала от того, что теперь может сказать им правду. Девочки удивились, узнав, что их отец был тайным агентом Сопротивления, что он делал вид, что работает на Петена, а на самом деле он был бойцом де Голля.
— Он, наверное, был очень смелым. — Элизабет печально посмотрела на мать.
— Да.
— Почему же ты не говорила об этом нам раньше? — быстро спросила Мари-Анж.
— Потому что это могло быть опасно для него.
— Разве никто об этом не знал?
— Только те, с кем он работал в Сопротивлении.
Мари-Анж кивнула:
— Мы когда-нибудь вернемся во Францию?
— Когда-нибудь.
Это был вопрос, на который она и сама себе не могла дать ответа. У них больше не было дома. Им некуда было возвращаться, некого ждать. И у нее не было больше мужа.
— Мне Франция не очень нравилась, — призналась Элизабет.
— Это было тяжелое время, особенно для папы. — Девочки кивнули, и она наконец уложила их спать. Это была длинная ночь. Лиана знала, что она не сможет заснуть, и даже не ложилась. Странно было сознавать, что уже три недели его нет в живых, а она только сегодня об этом узнала. Она получила его последнее письмо уже после его смерти и не догадывалась об этом. В письме он говорил только о любви к родине, к ним, конечно, тоже.. но больше всего к Франции. Может быть, для него это имело смысл. Со смешанным чувством гнева и отчаяния она вошла в библиотеку и села за стол. Дядя Джордж уже встал, он очень волновался из-за нее.
— Может быть, хочешь выпить?
— Нет, спасибо. — Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
— Прости, Лиана. — Голос звучал нежно. При взгляде на нее он почувствовал себя таким беспомощным. Такой же беспомощной чувствовала себя она, когда ухаживала за потерявшим руку молодым человеком. — Я могу что-нибудь сделать для тебя?
Она медленно открыла глаза. Она чувствовала себя парализованной и окоченевшей.
— Нет. Теперь все кончено. Нам придется снова учиться жить.
Он кивнул и подумал о Нике: станет ли она теперь писать ему?
— Как это произошло9?
Раньше он не осмелился бы спросить ее об этом. Но теперь Лиана как будто немного успокоилась. Она посмотрела дяде прямо в глаза.
— Его расстреляли немцы.
— Но за что? — Он не рискнул добавить: «Разве он не был с ними заодно».
— Потому, дядя Джордж, что он был разведчиком. Он работал на Сопротивление.
Дядя только широко раскрыл глаза и пристально посмотрел на нее:
— Кем он был?
— Он делал вид, что работает на Петена, осуществляя связь с немцами. На самом деле он передавал важные сведения Сопротивлению. Из всех разведчиков он занимал самое высокое положение во Франции. Поэтому его и расстреляли.
Но в ее голосе не было гордости за него, только сожаление.
— О Лиана… — Дядя сразу вспомнил все, что говорил об Армане. — Но почему же ты ничего не рассказывала об этом?
— Я не могла говорить. Предполагалось, что я ничего не знаю, и я на самом деле долго не знала. Он сказал мне об этом перед нашим отъездом из Франции. — Она встала, подошла к окну и долго смотрела на мост.
— Но кто-то ведь должен был знать.
— Немцы расстреляли его за три дня до того, как его должны были переправить в Лондон.
Она поняла это из его письма и из письма Мулена.
Дядя подошел к племяннице и обнял ее.
— Я очень, очень сочувствую…
— Но почему? — Лиана внимательно посмотрела на дядю. — Теперь ты сочувствуешь, узнав, кем Арман был на самом деле? Ты также сочувствовал бы, если бы и по сей день считал, что он работал на немцев? — Ее глаза были печальны и пусты.
— Не знаю… — Он задумался и спросил: — Ник знал об этом?
— Да.
Дядя кивнул.
— Что ты теперь собираешься предпринять, Лиана? — Он имел в виду Ника, и она поняла это.
— Ничего.
— Но ведь…
Она покачала головой.
— Это было бы несправедливо по отношению к нему. Он ведь человек, а не болванчик. Несколько недель назад я написала ему, что все кончено. А теперь, когда Арман погиб, мы будем плясать на его могиле? Он был моим мужем, дядя Джордж, моим мужем. И я любила его. — Она отвернулась, плечи ее задрожали. Он подошел к ней, всей своей душой сочувствуя ее горю. Она бросилась в его объятия, рыдая почти так, как она рыдала на лестнице, прочитав письмо Мулена.
— О дядя Джордж… Я убила его… он знал… он должен был догадаться о Нике…
— Лиана, перестань! — Он стиснул ее плечи и легонько встряхнул ее. — Не ты убила его. Это ерунда. Он пожертвовал жизнью ради своей страны, и это произошло не сейчас. Он давно сделал свой выбор. Он знал, чем рискует. Он взвесил все «за» и «против» и понял, что родина стоит его жизни. Это не имеет никакого отношения к тебе. Мужчина принимает такие решения сам для себя, никого не спрашивая, даже женщину, которую любит. Независимо от того, какие чувства были у вас с Ником, этот человек делал то, что считал нужным делать. Ты не смогла бы его остановить, ты не смогла бы изменить его решения, и не ты убила его.
Она вслушивалась в его слова, постепенно осознавая, что дядя прав, и перестала плакать.
— Ты действительно так думаешь?
— Я это знаю.
— А что, если он подозревал? Если он почувствовал перемену в тоне моих писем?
— Скорее всего он не заметил бы, даже если бы ты совсем перестала ему писать. Человек, принимающий подобные решения, отдается им всем телом и душой. Ему не повезло, его раскрыли. И хуже того, это трагедия и для тебя, для детей, и для всей страны. Но ни ты, ни Ник ничего здесь не могли поделать. Не мучай себя, Лиана, пойми это.
Она рассказала ему о последнем письме Армана. Она призналась, что временами ей начинало казаться, он не любит ее, а любит только свою родину. Джордж кивал, слушая ее. Потом голова ее стала клониться и наконец она уснула прямо на кушетке. Дядя принес из своей комнаты одеяло и укрыл ее. Силы ее полностью истощились.
Проснувшись на следующее утро, она удивилась, как попала сюда, на кушетку. Она легонько коснулась одеяла и вспомнила, как она говорила с Джорджем, пока не заснула. Во сне она видела Армана и Ника. Они шли рука об руку, потом остановились поговорить с каким-то незнакомым ей человеком. Вспомнив об этом, она вздрогнула. Она поняла, что этот человек был Мулен. Она не хотела больше думать об Армане. Ей хотелось одного — чтобы Ник остался жив, даже если она никогда больше не увидит его. У него впереди еще целая жизнь, есть сын, к которому он должен вернуться. Она встала, подошла к окну и посмотрела на залив.
— А как же мы? — прошептала она, вспомнив об Армане. — А как же девочки?
У нее не было ответа на эти вопросы. Она поднялась наверх, чтобы разбудить детей.
Глава пятьдесят третья
В июле, когда Лиана получила письмо от Мулена, Ник был на островах Фиджи в составе вооруженных сил, которые готовились к наступлению на Гвадалканал. Японцы построили там взлетную полосу, а контрадмирал Флетчер располагал тремя авианосцами. Они должны были во что бы то ни стало занять эту полосу. «Энтерпрайс», «Уосп» и «Саратога» готовились к бою. После того как затонул «Лексингтон», Ника временно перевели на «Йорктаун», а через несколько недель на «Энтерпрайс», где он участвовал в координировании действий военно-морских сил. На корабле было лишь несколько морских офицеров его ранга, остальные — летчики. После битвы в Коралловом море его произвели в подполковники.
Шестого августа 1942 года «Энтерпрайс» подошел к Соломоновым островам, а на следующий день американцы атаковали их. Они захватили взлетную полосу и переименовали ее в Хендерсон-Филд, но битва за Гвадалканал продолжалась: японцы уступили пока лишь взлетную полосу. Американские военно-морские силы понесли большие потери, но «Энтерпрайс» держался, хотя и был сильно поврежден. Ник оставался на борту, когда в начале сентября корабль пошел на Гавайи для ремонта.
В глубине души он очень не хотел идти на Гавайи. Он предпочел бы остаться на Гвадалканале с войсками, но он был нужен на борту изувеченного авианосца. На Гавайях он прохлаждался на базе Хикеме и страстно желал вернуться назад всякий раз, когда слушал новости с фронтов. Американцы несли слишком большие потери в битве при Гвадалканале, моряки погибали на песчаных отмелях острова. В течение пяти месяцев, с тех пор как Ник уехал из Сан-Франциско, он не видел ничего, кроме военных действий: в Коралловом море, на Мидуэе, на Гвадалканале, — и лишь краткие передышки между ними. Это помогало ему не думать о Лиане. Он ведь и пошел в армию, чтобы сражаться за свою страну. Получив то письмо от Лианы, он был потрясен. Чувство вины полностью овладело ею уже после его отъезда, и теперь Ник ничего не мог ни поделать, ни сказать. Он несколько раз принимался писать ей, но каждый раз рвал письма. Она снова сделала свой выбор, а ему оставалось лишь согласиться с ним. Шла война, которая как-то отвлекала его от душевных мук, но по ночам он часами не мог заснуть, вспоминая счастливые дни в Сан-Франциско. На Гавайях стало хуже. Здесь ему нечем было заняться, он сидел у моря и ждал, когда «Энтерпрайс» снова будет готов к бою. Он писал длинные письма сыну и чувствовал себя таким же бесполезным, как в Сан-Франциско. На Гавайях стояло чудесное лето, но на юге Тихого океана бушевала война, и он рвался туда. Чтобы как-то сократить время, он пошел добровольцем в госпиталь. Ник подолгу разговаривал с ранеными, шутил с сестрами. Он казался всем добродушным, веселым человеком, нравился сестрам, но ни одну из них никуда не приглашал.
— Может быть, он не любит женщин, — сострила одна из них. И все рассмеялись, на такого он тоже не был похож.
— Может быть, он женат, — предположила другая. Она накануне долго говорила с ним, и у нее сложилось впечатление, что у него на сердце какая-то женщина, но он ничего не сказал об этом. В разговоре он употребил местоимение «мы», и она поняла, что у него кто-то остался дома. Но она также почувствовала, что на душе у него тяжело. И этой боли он никому не открывал, ведь никто не мог исцелить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Когда она спустилась к обеду, Джордж заметил, что Лиана сегодня выглядит как-то особенно устало. Она была бледной и изможденной. Дядя заподозрил, что она что-то недоговаривает.
— Получила вести от Ника?
Раньше она всегда сообщала дяде, когда получала письмо от Ника, но последнее время молчала. Сейчас Лиана лишь покачала головой.
— Я получила сегодня письмо от Армана. Он устал, и у него болит нога.
Ей отчаянно захотелось сказать дяде правду, но нужно еще подождать, пока Арман не уедет в Лондон.
— А как Ник? — Он снова повторил свой вопрос.
Она пристально посмотрела на него.
— Мой муж Арман, а не Ник. Но старик сегодня тоже устал. Он быстро сказал:
— Ты, кажется, не вспоминала об этом всю весну. — Лучше бы он прикусил язык, особенно когда увидел горестное выражение лица племянницы.
Лиана ответила едва слышно:
— Мне не следовало забывать об этом.
— Лиана, прости. Я не хотел. Она печально посмотрела на дядю:
— Ты абсолютно прав. Во всем виновата я — и перед Арманом, и перед Ником. — Она вздохнула: — Я написала обо всем Нику несколько недель назад. Больше мы не будем писать друг другу.
— Но почему? Бедняга… — Старик был ошеломлен всем, что услышал.
— Я не имею права, дядя Джордж. Я замужняя женщина. Вот почему.
— Но Ник знал об этом. Она кивнула.
— По-видимому, я одна забыла об этом. И теперь я постараюсь искупить свою вину.
— Ну, а как же Ник? — Дядя расстроился. — Как ты думаешь, каково ему будет, когда он узнает об этом там, на войне?
Слезы застилали ей глаза.
— Я ничего не могу поделать. У меня есть обязательства перед мужем.
Он хотел было ударить кулаком по столу, но не решился. На лице у нее было написано бесконечное отчаяние.
— Лиана.. — Он не нашелся, что сказать, зная, что племянница не менее упряма, чем он сам.
Лиана встала из-за стола и пошла на работу. Казалось, с каждым днем она задерживается в госпитале все дольше и дольше. Через неделю после того как пришло письмо от Армана, она неожиданно получила еще одно письмо. Оно пришло из Лондона и было написано незнакомым почерком. Поднимаясь по лестнице, она гадала, от кого оно могло быть. Наверху она рассеянно вскрыла письмо. У нее ломило все тело — весь день она ухаживала за молодым человеком, потерявшим руку. У него началась сильная лихорадка, и он мог в любую минуту умереть. Неожиданно ее внимание привлекли слова: «Дорогая мадам…». Начало казалось обычным, но дальше она прочла: «С прискорбием должен вам сообщить, что ваш муж погиб вчера, служа своей отчизне. Он умер смертью героя, спасая жизни людей и сокровища Франции. Его имя останется в наших сердцах и в сердце Франции. Ваши дети могут гордиться своим отцом. Мы сочувствуем вам в вашем горе. Ваша потеря — это наша потеря. Но самую большую утрату понесла страна».
Письмо было подписано Муленом. Лиана снова и снова перечитывала: «Дорогая мадам… С прискорбием должен сообщить вам…» Это ложь. Самую большую потерю понесла не страна. Лиана смяла письмо и бросила его на пол. Она топала ногами и плакала. Он погиб… он погиб… безумие, что он остался там… бороться против немцев…
Она не слышала, что дядя давно окликает ее. Она не слышала ничего. Она лежала на полу и плакала. Он умер, Ник тоже умрет. Они все погибнут! Во имя чего? Ради кого? Она посмотрела на дядю невидящими глазами.
— Я ненавижу их!.. Я ненавижу их!.. Я ненавижу их!!!
Глава пятьдесят вторая
Вечером Лиана обо всем рассказала дочерям. Они плакали и долго не могли успокоиться, пока она укладывала их спать. Лиана очень побледнела, но к вечеру к ней вернулось самообладание. Какое облегчение она испытала от того, что теперь может сказать им правду. Девочки удивились, узнав, что их отец был тайным агентом Сопротивления, что он делал вид, что работает на Петена, а на самом деле он был бойцом де Голля.
— Он, наверное, был очень смелым. — Элизабет печально посмотрела на мать.
— Да.
— Почему же ты не говорила об этом нам раньше? — быстро спросила Мари-Анж.
— Потому что это могло быть опасно для него.
— Разве никто об этом не знал?
— Только те, с кем он работал в Сопротивлении.
Мари-Анж кивнула:
— Мы когда-нибудь вернемся во Францию?
— Когда-нибудь.
Это был вопрос, на который она и сама себе не могла дать ответа. У них больше не было дома. Им некуда было возвращаться, некого ждать. И у нее не было больше мужа.
— Мне Франция не очень нравилась, — призналась Элизабет.
— Это было тяжелое время, особенно для папы. — Девочки кивнули, и она наконец уложила их спать. Это была длинная ночь. Лиана знала, что она не сможет заснуть, и даже не ложилась. Странно было сознавать, что уже три недели его нет в живых, а она только сегодня об этом узнала. Она получила его последнее письмо уже после его смерти и не догадывалась об этом. В письме он говорил только о любви к родине, к ним, конечно, тоже.. но больше всего к Франции. Может быть, для него это имело смысл. Со смешанным чувством гнева и отчаяния она вошла в библиотеку и села за стол. Дядя Джордж уже встал, он очень волновался из-за нее.
— Может быть, хочешь выпить?
— Нет, спасибо. — Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
— Прости, Лиана. — Голос звучал нежно. При взгляде на нее он почувствовал себя таким беспомощным. Такой же беспомощной чувствовала себя она, когда ухаживала за потерявшим руку молодым человеком. — Я могу что-нибудь сделать для тебя?
Она медленно открыла глаза. Она чувствовала себя парализованной и окоченевшей.
— Нет. Теперь все кончено. Нам придется снова учиться жить.
Он кивнул и подумал о Нике: станет ли она теперь писать ему?
— Как это произошло9?
Раньше он не осмелился бы спросить ее об этом. Но теперь Лиана как будто немного успокоилась. Она посмотрела дяде прямо в глаза.
— Его расстреляли немцы.
— Но за что? — Он не рискнул добавить: «Разве он не был с ними заодно».
— Потому, дядя Джордж, что он был разведчиком. Он работал на Сопротивление.
Дядя только широко раскрыл глаза и пристально посмотрел на нее:
— Кем он был?
— Он делал вид, что работает на Петена, осуществляя связь с немцами. На самом деле он передавал важные сведения Сопротивлению. Из всех разведчиков он занимал самое высокое положение во Франции. Поэтому его и расстреляли.
Но в ее голосе не было гордости за него, только сожаление.
— О Лиана… — Дядя сразу вспомнил все, что говорил об Армане. — Но почему же ты ничего не рассказывала об этом?
— Я не могла говорить. Предполагалось, что я ничего не знаю, и я на самом деле долго не знала. Он сказал мне об этом перед нашим отъездом из Франции. — Она встала, подошла к окну и долго смотрела на мост.
— Но кто-то ведь должен был знать.
— Немцы расстреляли его за три дня до того, как его должны были переправить в Лондон.
Она поняла это из его письма и из письма Мулена.
Дядя подошел к племяннице и обнял ее.
— Я очень, очень сочувствую…
— Но почему? — Лиана внимательно посмотрела на дядю. — Теперь ты сочувствуешь, узнав, кем Арман был на самом деле? Ты также сочувствовал бы, если бы и по сей день считал, что он работал на немцев? — Ее глаза были печальны и пусты.
— Не знаю… — Он задумался и спросил: — Ник знал об этом?
— Да.
Дядя кивнул.
— Что ты теперь собираешься предпринять, Лиана? — Он имел в виду Ника, и она поняла это.
— Ничего.
— Но ведь…
Она покачала головой.
— Это было бы несправедливо по отношению к нему. Он ведь человек, а не болванчик. Несколько недель назад я написала ему, что все кончено. А теперь, когда Арман погиб, мы будем плясать на его могиле? Он был моим мужем, дядя Джордж, моим мужем. И я любила его. — Она отвернулась, плечи ее задрожали. Он подошел к ней, всей своей душой сочувствуя ее горю. Она бросилась в его объятия, рыдая почти так, как она рыдала на лестнице, прочитав письмо Мулена.
— О дядя Джордж… Я убила его… он знал… он должен был догадаться о Нике…
— Лиана, перестань! — Он стиснул ее плечи и легонько встряхнул ее. — Не ты убила его. Это ерунда. Он пожертвовал жизнью ради своей страны, и это произошло не сейчас. Он давно сделал свой выбор. Он знал, чем рискует. Он взвесил все «за» и «против» и понял, что родина стоит его жизни. Это не имеет никакого отношения к тебе. Мужчина принимает такие решения сам для себя, никого не спрашивая, даже женщину, которую любит. Независимо от того, какие чувства были у вас с Ником, этот человек делал то, что считал нужным делать. Ты не смогла бы его остановить, ты не смогла бы изменить его решения, и не ты убила его.
Она вслушивалась в его слова, постепенно осознавая, что дядя прав, и перестала плакать.
— Ты действительно так думаешь?
— Я это знаю.
— А что, если он подозревал? Если он почувствовал перемену в тоне моих писем?
— Скорее всего он не заметил бы, даже если бы ты совсем перестала ему писать. Человек, принимающий подобные решения, отдается им всем телом и душой. Ему не повезло, его раскрыли. И хуже того, это трагедия и для тебя, для детей, и для всей страны. Но ни ты, ни Ник ничего здесь не могли поделать. Не мучай себя, Лиана, пойми это.
Она рассказала ему о последнем письме Армана. Она призналась, что временами ей начинало казаться, он не любит ее, а любит только свою родину. Джордж кивал, слушая ее. Потом голова ее стала клониться и наконец она уснула прямо на кушетке. Дядя принес из своей комнаты одеяло и укрыл ее. Силы ее полностью истощились.
Проснувшись на следующее утро, она удивилась, как попала сюда, на кушетку. Она легонько коснулась одеяла и вспомнила, как она говорила с Джорджем, пока не заснула. Во сне она видела Армана и Ника. Они шли рука об руку, потом остановились поговорить с каким-то незнакомым ей человеком. Вспомнив об этом, она вздрогнула. Она поняла, что этот человек был Мулен. Она не хотела больше думать об Армане. Ей хотелось одного — чтобы Ник остался жив, даже если она никогда больше не увидит его. У него впереди еще целая жизнь, есть сын, к которому он должен вернуться. Она встала, подошла к окну и посмотрела на залив.
— А как же мы? — прошептала она, вспомнив об Армане. — А как же девочки?
У нее не было ответа на эти вопросы. Она поднялась наверх, чтобы разбудить детей.
Глава пятьдесят третья
В июле, когда Лиана получила письмо от Мулена, Ник был на островах Фиджи в составе вооруженных сил, которые готовились к наступлению на Гвадалканал. Японцы построили там взлетную полосу, а контрадмирал Флетчер располагал тремя авианосцами. Они должны были во что бы то ни стало занять эту полосу. «Энтерпрайс», «Уосп» и «Саратога» готовились к бою. После того как затонул «Лексингтон», Ника временно перевели на «Йорктаун», а через несколько недель на «Энтерпрайс», где он участвовал в координировании действий военно-морских сил. На корабле было лишь несколько морских офицеров его ранга, остальные — летчики. После битвы в Коралловом море его произвели в подполковники.
Шестого августа 1942 года «Энтерпрайс» подошел к Соломоновым островам, а на следующий день американцы атаковали их. Они захватили взлетную полосу и переименовали ее в Хендерсон-Филд, но битва за Гвадалканал продолжалась: японцы уступили пока лишь взлетную полосу. Американские военно-морские силы понесли большие потери, но «Энтерпрайс» держался, хотя и был сильно поврежден. Ник оставался на борту, когда в начале сентября корабль пошел на Гавайи для ремонта.
В глубине души он очень не хотел идти на Гавайи. Он предпочел бы остаться на Гвадалканале с войсками, но он был нужен на борту изувеченного авианосца. На Гавайях он прохлаждался на базе Хикеме и страстно желал вернуться назад всякий раз, когда слушал новости с фронтов. Американцы несли слишком большие потери в битве при Гвадалканале, моряки погибали на песчаных отмелях острова. В течение пяти месяцев, с тех пор как Ник уехал из Сан-Франциско, он не видел ничего, кроме военных действий: в Коралловом море, на Мидуэе, на Гвадалканале, — и лишь краткие передышки между ними. Это помогало ему не думать о Лиане. Он ведь и пошел в армию, чтобы сражаться за свою страну. Получив то письмо от Лианы, он был потрясен. Чувство вины полностью овладело ею уже после его отъезда, и теперь Ник ничего не мог ни поделать, ни сказать. Он несколько раз принимался писать ей, но каждый раз рвал письма. Она снова сделала свой выбор, а ему оставалось лишь согласиться с ним. Шла война, которая как-то отвлекала его от душевных мук, но по ночам он часами не мог заснуть, вспоминая счастливые дни в Сан-Франциско. На Гавайях стало хуже. Здесь ему нечем было заняться, он сидел у моря и ждал, когда «Энтерпрайс» снова будет готов к бою. Он писал длинные письма сыну и чувствовал себя таким же бесполезным, как в Сан-Франциско. На Гавайях стояло чудесное лето, но на юге Тихого океана бушевала война, и он рвался туда. Чтобы как-то сократить время, он пошел добровольцем в госпиталь. Ник подолгу разговаривал с ранеными, шутил с сестрами. Он казался всем добродушным, веселым человеком, нравился сестрам, но ни одну из них никуда не приглашал.
— Может быть, он не любит женщин, — сострила одна из них. И все рассмеялись, на такого он тоже не был похож.
— Может быть, он женат, — предположила другая. Она накануне долго говорила с ним, и у нее сложилось впечатление, что у него на сердце какая-то женщина, но он ничего не сказал об этом. В разговоре он употребил местоимение «мы», и она поняла, что у него кто-то остался дома. Но она также почувствовала, что на душе у него тяжело. И этой боли он никому не открывал, ведь никто не мог исцелить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52