— Господи Иисусе, зачем она это делает, Бен? Ей ведь не нужен Джон.
— Теперь она не может отступиться. Она зашла слишком далеко. Так всегда бывает с судебными делами. Пока добираешься до конца, никому уже ничего не нужно. Но судебную машину трудно повернуть назад.
На следующий день Ник в отчаянии попытался откупиться, и на какое-то мгновение ему показалось, что битва выиграна. Он заметил заинтересованный блеск в глазах Маркхама, когда они встретились в коридоре суда, но глаза Хиллари ничего на выражали. А когда Ник в отчаянии отошел в сторону, Филипп схватил Хиллари за руку.
— Какого черта, почему ты отказала ему? На что, ты считаешь, мы будем жить следующие несколько лет? Своим наследством ты пользоваться не можешь, и ты знаешь, что сказала моя мать.
— Плевать я хотела. Я не возьму у него ни цента.
— Дура. — Он снова схватил ее за руку, но Хиллари вырвала ее.
— Пошли вы к черту оба. Мне нужен мой сын.
— С чего это? Ты ведь не любишь детей.
— Он мой. — Она говорила о Джоне, как о меховой шубе, драгоценностях или военном трофее. Пусть он ей не нужен, но свои права на него она не может не заявить. — Почему я должна что-то уступать Нику?
— Ради Бога, возьми деньги.
— Мне не нужны деньги. — Хиллари наградила Маркхама холодным, надменным взглядом.
— Да нет же, нужны. Нам обоим они нужны.
— Твоя мать передумает.
Филипп тоже рассчитывал на это Но если она не передумает, им предстояла борьба, к которой он отнюдь не стремился. Филипп опасался, что ему даже придется пойти работать, а это уж будет конец света. А Хиллари тем более никогда не станет работать — в этом он не сомневался. Но она оказалась предусмотрительнее, чем он.
— Ты никогда не слышал об алиментах на ребенка? — Хиллари нежно улыбнулась. — Ник захочет убедиться, что Джонни имеет все, что ему надо. Значит, и мы будем это иметь. Вуаля. — Она сделала реверанс, и Филипп ухмыльнулся.
— Ты чертовски умна для хорошенькой женщины. — Он поцеловал ее в щеку, и они вернулись в зал суда, где вовсю полыхало сражение. Судья считал, что они закончат к Дню Благодарения, и Ник весь напрягся при одной мысли об этом. А что, если он проиграет? Что он будет делать? Он не мог представить свою жизнь без сына. Он даже не решался думать об этом. А потом неожиданно они подошли к концу, и адвокатам было предоставлено слово для заключительных выступлений. Джонни уже дал свои показания, но он был смущен, и речь его звучала по-детски, он разрывался между обоими родителями — обожаемым отцом и матерью, которая, не сдерживаясь, рыдала прямо в зале суда и которую ему явно было очень жалко.
Судья объяснил, что обычно ему требуется от недели до двух, чтобы прийти к определенному решению. Но, учитывая напряжение, в котором пребывают обе стороны уже почти год, заинтересованность прессы и тяжелый груз, обрушившийся на плечи ребенка, на этот раз он попытается принять решение быстрее. Все будут поставлены в известность о дне оглашения решения, а пока всем следует разойтись по домам и ждать. Когда Ник выходил из здания суда, его, как и всегда, ослепляли вспышки фоторепортеров, а вокруг крутились журналисты: «Что они сказали, Ник? Где мальчик?.. Кто выигрывает?.. Не думаете ли вы, что она снова его похитит?..» Все они уже привыкли к этому. Но на этот раз, выйдя из зала суда, Хиллари остановилась с Филиппом на ступеньках лестницы и одарила всех лучезарной улыбкой Ник залез в свой лимузин, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он несколько прибавил в весе после возвращения Джона, но в сорок уже ощущал себя восьмидесятилетним стариком.
Ник посмотрел на Грира, который сидел, склонившись над своими записями, рядом, и покачал головой.
— Знаешь, иногда мне кажется, что это никогда не кончится.
— Кончится, — поднял на него взгляд Грир. — Кончится.
— Но как?
— Это нам неизвестно. Надо подождать решения судьи. Ник вздохнул.
— Ты представляешь себе, что значит препоручить другим решение судьбы самого дорогого тебе существа?
Грир медленно покачал головой.
— Нет. Но я знаю, сколько тебе пришлось пережить, и мне очень жаль тебя. — Грир смотрел на Ника не как адвокат, но как друг. — Я чертовски надеюсь, что ты выиграешь, Ник.
— И я. А если нет? Я смогу подать апелляцию?
— Сможешь. Но это займет очень много времени. Я бы тебе советовал подождать. Дай ей полгода пожить с мальчиком, и она вместе с ним прибежит к тебе обратно. Я всю неделю наблюдал за ней, и она полностью соответствует тому, что ты о ней рассказывал. Холодная, хитрая, жестокая. Ей наплевать на сына. Стоит тебе заикнуться о чем-нибудь, и она наносит ответный удар в самое больное место.
— Да, она такая.
— Но она одумается. Попомни мои слова, она вернет мальчика. Все, чего она хочет, это победить. Публично. Чтобы она выглядела хорошей матерью. Ты же знаешь все эти мифы — Америка, материнство, яблочный пирог.
Ник улыбнулся чуть ли не впервые за всю неделю.
— Не думаю, что она ими руководствуется. Ее скорее интересуют соболиные меха и Ван-Клиф.
Грир тоже улыбнулся в ответ.
— Только не в суде. Она же не дурочка, да и адвокаты у нее смышленые ребята.
Ник посмотрел на Бена, который по-настоящему стал ему другом.
— Как и ты. — И он почувствовал, как комок застрял у него в горле. — Выиграем мы или проиграем, ты молодец, Бен. Я знаю, что ты сделал все, что мог.
— Если мы не выиграем, это ничего не будет значить.
— Мы должны выиграть.
Грир кивнул, и оба умолкли, глядя на серое зимнее небо, скользящее за окном.
Следующая неделя, когда все ждали звонка от судьи, была сплошным мучением. Днем и ночью Ник мерил шагами свой кабинет, потом мчался на работу, возвращался домой и пытался провести каждую свободную минуту с сыном. Грир ходил с видом человека, готовящегося стать отцом. Ни одно предшествующее дело не затрагивало его настолько, как это. А в доме Маркхама нервничала, как мартовская кошка, Хиллари. Она рвалась куда-нибудь поехать, но раз в жизни Филиппу удалось повлиять на нее, и он настоял на том, чтобы она осталась дома.
— Как, ты считаешь, это будет выглядеть, если какой-нибудь газетчик увидит тебя в «Эль-Марокко»?
— А чем я должна заниматься? Сидеть и стругать лошадку для сына?
— Не надо умничать. Посиди спокойно. Все уже почти закончено. — Филипп не хотел усугублять свои отношения с матерью. Та снова начинала его жалеть, но один неверный шаг мог все испортить. Филиппу чуть ли не физически приходилось удерживать Хиллари, и она осталась дома. Она становилась совершенно невыносимой, но все же сидела дома. Филипп часами играл с ней в триктрак, покупал ей галлоны шампанского, чтобы поддерживать ее в хорошем настроении, и возлагал все большие надежды на раскаяние собственной матери. Хиллари оказалась дорогой женщиной, да и его собственные вкусы требовали денег. У них было много общего, на что указывала его мать при каждой малейшей возможности, отнюдь не одобряя это. Впрочем, их мало заботило ее мнение. Надо было только получить сбережения Маркхамов или деньги на обеспечение Джона, и они снова станут счастливы. Главное — действовать наверняка, объяснял Филипп Хиллари, перенося ее на кровать. Он стащил с нее платье и скинул его на пол, когда раздался телефонный звонок.
Звонили из фирмы «Фалтон и Мэтьюз». Судебное заседание должно состояться в два часа дня. Наконец-то судья принял решение.
— Аллилуйя! — воскликнула Хиллари, стоя обнаженной рядом с кроватью. — Я свободна! — Ни слова не было сказано о Джонни, когда Филипп грубо бросил ее на кровать и раздвинул ноги.
Глава тридцать пятая
Судья с сосредоточенным и торжественным видом в развевающейся мантии вошел в зал суда. Секретарь суда сделал необходимое объявление. Все встали и снова опустились на свои места. Николас замер, затаив дыхание. Джонни ждал дома — Ник не хотел подвергать его лишнему напряжению. В коридорах кишмя кишели репортеры. Они налетали, как стервятники, почуявшие мясо, и кому-то из судебных приставов пришлось выдворить их из зала суда. Заинтересованные стороны едва сумели пробиться внутрь.
— Мистер Бернхам, — начал судья, — не будете ли вы добры подойти ко мне? — Ник кинул взгляд на Бена: он оказался не готов к этому, как не был готов и сам Бен — это было отступлением от обычной процедуры. Затем судья повернулся к Хиллари и попросил ее о том же.
В гробовой тишине оба поднялись со своих мест и подошли к судье — тот внимательно посмотрел сначала на одного, потом на другую. Судья был пожилым человеком с умными глазами, и, похоже, он посвятил немало времени обдумыванию их дела. Оно было чертовски трудным, и принять решение оказалось не так-то просто, хотя Нику верное решение и казалось очевидным.
— Я бы хотел сказать вам обоим, — начал судья, — что я сочувствую и тому и другому. Мне выпала неблагодарная задача вынести соломоново решение. Кому отдать ребенка? Разве можно его разрезать пополам? По правде говоря, в такой ситуации любое решение нанесет ребенку травму. Развод — отвратительная вещь И какое бы я ни принял решение, я причиню боль мальчику и одному из вас. Для меня крайне прискорбно, что вы не смогли преодолеть своих разногласий во имя сына. — Он еще раз посмотрел на Ника и Хиллари.
Ладони у Ника вспотели, по спине тек пот, он видел, что Хиллари тоже нервничает. Ни тот ни другой не ожидали этой речи, и она только осложнила их положение.
— Как бы там ни было, вы не смогли преодолеть разногласия. Вы уже разведены. И поскольку, — он повернулся к Хиллари, — вы уже вступили в новый брак, — тут он посмотрел на Ника, совершенно не готового к тому, что за этим последовало, — мне кажется, что ребенок получит более стабильный дом с вами, миссис Маркхам. Я присуждаю попечительство вам. — И он посмотрел на Хиллари с отеческой улыбкой — молодая дама полностью покорила его. Только тут до Ника дошел смысл слов судьи, и, позабыв о том, где он находится, он взорвался.
Ник повернулся к судье и чуть ли не закричал:
— Но он держал дуло револьвера у виска моего сына! И вы отдаете его этому человеку!
— Я отдаю ребенка вашей жене. И насколько я припоминаю, револьвер был не заряжен, мистер Бернхам. Вашей жене это было известно. И… — голос его продолжал журчать, а Ник почувствовал, что теряет сознание. Он еще подумал, что это — сердечный приступ или он просто сейчас умрет от горя. — вы имеете право навещать мальчика. По вашему желанию вы можете представить расписание посещений в суд или договориться об этом между собой Вы должны передать ребенка миссис Маркхам сегодня в шесть часов вечера. И, учитывая ваши доходы, сэр, суд назначил сумму в две тысячи долларов ежемесячно как алименты на ребенка, что, на наш взгляд не будет для вас обременительным.
Хиллари выиграла и, не дослушав судью, сияя от радости, кинулась обнимать Филиппа и обоих адвокатов. Ник стоял, не отрывая взгляда от судьи, и качал головой. Потом судья поднялся, и судебный пристав объявил:
— Судебное слушание объявляется закрытым.
Тогда Ник развернулся и сломя голову выбежал из зала суда. Бен Грир последовал за ним. Расталкивая толпу и отказываясь отвечать на вопросы, они наконец добрались до лимузина, и когда Ник повернулся к Бену, фотограф уже успел в последний раз щелкнуть вспышкой.
— Я не могу поверить в то, что он сказал.
— И я не могу. — Но с Беном уже бывало подобное, хотя то, что он переживал сейчас вместе с Ником, казалось совсем иным. Всю дорогу домой Ник сидел с каменным лицом, не зная, что сказать сыну. К шести вечера он должен сложить вещи Джонни и отослать его в жизнь, которая не сулит мальчику ничего хорошего. На миг он даже подумал а не поступить ли ему, как Хиллари, не похитить ли собственного сына? Но он не сможет вечно прятаться, и к тому же Джону это будет тяжело. По крайней мере сейчас Нику придется поступить так, как решил суд.
Ник вышел из машины и направился в дому с видом приговоренного к гильотине. Бен последовал за ним, не понимая, уходить ему или оставаться, но когда он увидел мальчика, то пожалел, что не ушел. Никогда в жизни он не видел, чтобы детское лицо искажала такая боль.
— Мы выиграли? — Все тельце ребенка напряглось в ожидании ответа, но Ник покачал головой.
— Нет, тигренок. Мы проиграли.
Джон заплакал. Не говоря больше ни слова, Ник обнял его, а Бен отвернулся, чувствуя, как и по его щекам катятся слезы; сейчас он ненавидел себя за то, что ему не удалось ничего сделать. Но детские рыдания заглушили все его мысли.
— Я не хочу уезжать, папа! Я не хочу! — Джон вызывающе вскинул голову. — Я сбегу!
— Нет, ты не станешь этого делать. Ты будешь мужчиной и выполнишь то, что предписано судом, а мы с тобой будем видеться каждые выходные.
— Я не хочу видеться с тобой по выходным, я хочу видеть тебя каждый день.
— Ну, мы что-нибудь придумаем. И Бен сказал, что мы можем предпринять еще одну попытку. Мы можем подать на апелляцию. Это займет некоторое время, но, возможно, во второй раз нам удастся выиграть дело.
— Нет, не удастся. — Джон утратил всякую надежду. — И я не хочу жить с ними.
— Сейчас мы ничего не сможем сделать. Надо немного подождать. Слушай, я буду звонить тебе каждый день. И ты мне можешь звонить, когда захочешь… — Но в глазах у Ника тоже стояли слезы, и голос его дрожал. Он прижал к себе сына и думал о том, как было бы хорошо, если бы все вышло иначе. Почему жизнь так несправедлива. Он любил сына, а кроме ребенка, у него не осталось ничего. Но такие мысли ничему не помогут. Им обоим было тяжело, и он должен помочь мальчику. — Пошли, тигренок. Будем собираться.
— Прямо сейчас? — с ужасом спросил Джон. — Когда я должен уехать? Ник с трудом сглотнул.
— В шесть часов. Судья считает, что мы должны покончить с этим делом как можно скорее. Так что дела обстоят таким вот образом, дружок.
Ник распахнул дверь, но Джон смотрел на него, не шевелясь. Казалось, мальчик пришел в состояние полного шока, как и сам Ник. Это был самый страшный день их жизни. А затем, еле волоча ноги и заливаясь слезами, Джон подошел к двери и снова посмотрел на Ника.
— Ты будешь звонить мне каждый вечер? Ник кивнул, пытаясь спрятать слезы за дрожащей улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52