Южане слишком воспитанны и не станут смешивать приятное с полезным. На этот обед в доме Бошана его пригласили не только для развлечения, но и чтобы продемонстрировать дикарю с Запада, что такое южное гостеприимство. Надев сюртук и посмотревшись в зеркало, Иеремия улыбнулся. Белый костюм слишком контрастировал с его смуглой кожей и темными волосами почти такого же цвета, как и у Амелии... Амелия... Амелия... Амелия... Он желал бы никогда не сходить с этого поезда... Иеремия спустился в вестибюль и направился к экипажу, который прислал за ним Орвиль Бошан.Увидев Терстона, лакей спрыгнул на землю, распахнул перед ним дверцу и тут же вновь вскочил на козлы, усевшись рядом с кучером. Из гостиницы выходили элегантные дамы в сверкающих вечерних туалетах в сопровождении хорошо одетых мужчин, направляющиеся на званые обеды, концерты или еще куда-нибудь, где собиралось по вечерам высшее общество Атланты.Коляска покатилась по широкой и великолепной Пичтри-стрит к дому Бошана, стоявшему на противоположном, фешенебельном конце улицы.Дом казался сравнительно новым, его явно выстроили после войны. Не отличаясь чрезмерной экстравагантностью, он был довольно красив, и Иеремия внезапно пожалел, что на этом вечере с ним не будет Амелии. Потом они могли бы вместе вернуться в гостиницу, долго обсуждать костюмы и недостатки гостей и вдоволь посмеяться, пробуя вина, которые он захватил с собой из Напы. По-прежнему думая об Амелии, Терстон протянул руку Элизабет Бошан – супруге Орвиля Бошана, когда-то красивой, но с годами поблекшей женщине. Ее светлые волосы выцвели, бледная кожа напоминала матовое стекло, а в глазах блестели тоскливые слезы. Элизабет Бошан казалась крайне хрупкой. Складывалось впечатление, что она может не дожить до конца недели, но даже это ей безразлично. Ее тихий голос звучал жалобно и печально. Она то и дело вспоминала, как хорошо ей жилось до войны на плантации у «папочки». Похоже, Орвиль пропускал мимо ушей все ее слова и лишь время от времени сердито бросал:– Хватит, Лизабет, гостям неинтересно слушать, как жили на плантации у твоего отца. Все давно кончено.Слова мужа действовали на нее как удары хлыста. Она умолкала и погружалась в воспоминания. Сам Орвиль принадлежал к совершенно другому типу людей – отнюдь не столь аристократическому, как его жена. Он не отличался утонченностью, глаза его были прищурены, как будто он постоянно думал о чем-то, всем своим видом давая понять, что для него нет ничего важнее бизнеса. Волосы Орвиля были почти такими же темными, как и у Иеремии, но лицо казалось намного смуглее. Он объяснил это тем, что его дедушка и бабушка приехали с юга Франции и, прежде чем перебраться в Джорджию, жили в Новом Орлеане. Он отнюдь не скрывал, что тридцать лет назад ни у них, ни у его отца не было гроша за душой. Орвилю суждено было оказаться первым в семье, кому улыбнулось счастье. Он разбогател во время войны и после нее, когда на Юге стала развиваться промышленность. Он создал небольшую империю, которая, по его словам, еще не так велика, как ему хотелось бы, но в один прекрасный день это непременно случится. Он очень рассчитывает на помощь сына Хьюберта (или по-французски Юбера), названного в честь деда Орвиля.Однако Хьюберту, как успел заметить Иеремия, было далеко до отца. Его хнычущие интонации напоминали материнские. Похоже, он был расположен тратить отцовские деньги, а не наживать собственные. Он рассказывал о скаковых лошадях, которых приобрел в Кентукки, и о лучшем публичном доме в Новом Орлеане. В общем, вечер показался Иеремии довольно скучным. На обеде присутствовали еще двое членов консорциума, с которыми ему предстояло иметь дело, – два скромных чопорных пожилых человека с невзрачными женами, которые вполголоса разговаривали между собой почти весь вечер. Иеремия обратил внимание на то, что эти женщины очень редко обращались к Элизабет Бошан, а она, похоже, не замечала их вообще. Не составляло труда понять, что она считала их неровней себе, получившей аристократическое воспитание на отцовской плантации.Во время обеда Иеремия заметил, с каким жадным любопытством в семье Бошанов относятся к чужому богатству, его величине и происхождению. Во время войны Элизабет лишилась всего состояния. Когда уничтожили плантацию, отец застрелился, а мать вскоре умерла от горя. Иеремия почему-то решил, что она тосковала по потерянному богатству куда больше, чем по мужу.У Бошанов была и дочь, которую Орвиль называл «настоящей жемчужиной», однако после всего увиденного Иеремия искренне сомневался в его правоте. В этот вечер она веселилась на каком-то балу, где «все парни Атланты наверняка ходят за ней косяком», как выразился довольный папаша, прежде чем добавить:– Еще бы... Платье, которое она сегодня надела, обошлось мне в целое состояние.Иеремия только улыбнулся в ответ. Ему порядком надоело чрезмерное увлечение деньгами в этой семье, и он тоскливо думал о том, с каким удовольствием отправился бы в Саванну вместе с Амелией, взглянул на ее внука и познакомился с дочерью. Конечно, в их семье царит совершенно иная, более возвышенная атмосфера. Тут Иеремия мысленно расхохотался. Его влекла вовсе не атмосфера в той семье, а возможность оказаться рядом с Амелией, с наслаждением вдыхать чувственный запах ее духов, целовать ее губы и долгими часами глядеть ей в глаза. От этих мыслей на лице Иеремии появилась легкая улыбка, которую Элизабет Бошан приняла на свой счет и нежно провела ладонью по его руке. Затем она поднялась и проводила дам в соседнюю комнату. Мужчины тут же задымили сигарами и принялись за бренди. Только сейчас зашел разговор о сделке, ради которой Терстон приехал в Атланту, и он впервые за весь утомительный вечер испытал чувство, близкое к облегчению.Настоящее облегчение он почувствовал вскоре после одиннадцати часов, когда гости начали понемногу расходиться. Иеремия решил незамедлительно последовать за ними, сославшись на то, что устал после долгого путешествия и ему необходимо скорее вернуться в гостиницу, чтобы отдохнуть перед переговорами, назначенными на завтрашнее утро. Иеремию отвезли в отель в коляске Бошана, и спустя полчаса он вновь стоял на террасе, любуясь видом города. Глядя на ночную Атланту, он вспомнил чудесные часы, проведенные с Амелией. О Бошанах Иеремия тут же забыл. Сейчас он мог думать только о ней.– Спокойной ночи, любимая, – прошептал он, возвращаясь в номер и вновь вспоминая ее слова... «Женитесь, Иеремия... Рожайте детей»...Не нужны ему никакие дети! Ему нужна только Амелия.«Я люблю вас», – сказала она ему... Я люблю вас... Чудесные слова, произнесенные чудесной женщиной... Когда Иеремия засыпал, он чувствовал себя безнадежно одиноким. Душа Терстона разрывалась от воспоминаний.
Глава 5 Переговоры Иеремии с консорциумом, возглавляемым Орвилем Бошаном, оказались на редкость успешными, и спустя неделю после приезда в Атланту ему удалось заключить с ними сделку, согласно которой члены консорциума получали девятьсот фляг ртути, необходимой для изготовления патронов, легкого стрелкового оружия, а также для горнодобывающей промышленности Юга. В результате Иеремия заработал более пятидесяти тысяч долларов. Условия договора казались ему весьма выгодными. Так же, как и Орвилю Бошану, получавшему сверх того немалые комиссионные. Он тут же заключил несколько субподрядов на перепродажу причитавшейся ему доли ртути. В отличие от остальных Бошан покупал ртуть не для собственных предприятий. Он был скорее посредником, маклером, его интересовали высокие прибыли и быстрый оборот. Подписав договор, Бошан протянул Иеремии руку.– Я думаю, это событие следует сегодня же отметить, мой друг.После начала переговоров их отношения носили чисто деловой характер. Иеремия каждый вечер ужинал в отеле, а Бошаны больше не приглашали его к себе. Теперь же у них появился повод для праздника. Семеро южан с женами и Иеремия получили приглашение на обед.– Лизабет невероятно обрадуется, – просияв, добавил Бошан.Однако Иеремия сомневался, что она придет в восторг. Обед на пятнадцать персон... Впрочем, это дело Орвиля. Терстон устал за эту долгую неделю и с нетерпением ждал возвращения домой. Однако подходящий поезд уходил только через три дня, предстояло без дела болтался в Атланте весь уик-энд, и это его совсем не радовало. Иеремия хотел попасть домой как можно раньше.Пару раз ему в голову приходила мысль съездить на денек-другой в Саванну. Однако Иеремия не хотел смущать Амелию. Она гостила у дочери и едва ли сумела бы объяснить внезапное появление незнакомого мужчины, поэтому он был вынужден бить баклуши в Атланте и надеялся лишь на то, что в эти дни ему не придется часто видеться с Орвилем Бошаном. Прошедшая неделя оказалась на редкость тяжелой, несмотря на выгодную сделку.Коляску вновь подали ровно в восемь вечера. На этот раз Иеремию попросили одеться для торжественного приема. Похоже, Бошан затеял что-то особенное. Сам Иеремия не мог не признать, что сегодня в их доме было очень мило. В шандалах и бра горели сотни свечей, повсюду стояли огромные букеты. Орхидеи, азалии, жасмин и множество других незнакомых Иеремии цветов наполняли воздух тяжелым ароматом. Прибывали все новые гости, одетые в шелка и украшенные множеством сияющих драгоценностей.– Вы сегодня чудесно выглядите, миссис Бошан. – Иеремия тут же понял, что напрасно произнес эти слова.Элизабет Бошан вовсе не стремилась «чудесно выглядеть». Похоже, она наслаждалась своим слабым здоровьем и бледностью.– Благодарю вас, мистер Терстон, – ответила она, растягивая слова и переводя взгляд на новых гостей.Иеремия отошел в сторону и заговорил с одним из членов консорциума. Через несколько минут к ним присоединился Хьюберт. Ему не терпелось рассказать о лошади, которую он собирался посмотреть в Теннесси. Иеремия бесцельно слонялся среди гостей, заговаривал с мужчинами, знакомился с их женами, пока наконец его не представили очаровательной молоденькой блондинке, которую подозвал Хьюберт. Девушка была более живой, здоровой и красивой копией его матери. Похоже, Орвиль находил ее очень привлекательной и не терял времени даром, пока все готовились пройти в столовую. Только сейчас заметив, что среди гостей кого-то не хватает, Бошан спросил у жены:– Где Камилла?Элизабет казалась слегка встревоженной, и Хьюберт засмеялся, прежде чем ответить отцу:– Наверное, спряталась с каким-нибудь поклонником!Его смех и реплика совсем не походили на проявление братских чувств, и мать тут же прикрикнула на него:– Хьюберт! – Миссис Бошан обернулась к мужу: – Когда мы спускались, она еще одевалась.Орвиль нахмурился и начал что-то тихо говорить жене. Реплика Хьюберта явно пришлась ему не по вкусу. Он берег Камиллу как зеницу ока, и это не было тайной для тех, кто его знал.– Скажи ей, Лизабет, что пора идти обедать.– Я не уверена, что она готова... – Элизабет не хотелось осложнять отношения с дочерью и приказывать ей, даже если приказы исходили не от нее.Камилла всегда вела себя как хотела. Видимо, сегодняшний вечер исключения не составлял.– Просто передай, что мы ее ждем.Кажется, гости не возражали против еще одного бокала мятного шербета, и Элизабет Бошан поднялась наверх. Вскоре она возвратилась и с облегчением что-то шепнула на ухо мужу. Орвиль удовлетворенно кивнул. Иеремия почти не обратил на это внимания, продолжая прогуливаться среди гостей и прислушиваясь к обрывкам разговоров. Наконец он через стеклянную дверь прошел в сад, постоял там некоторое время, дыша ароматным весенним воздухом, а потом вернулся в комнату.Иеремия переступил порог и замер, пораженный тем, что открылось его глазам: он увидел миниатюрную юную женщину с черными как смоль волосами и белой кожей, делавшей ее похожей на снежную королеву. Глаза девушки казались ярче весеннего неба. На ней было платье из бледно-голубой тафты, а шею украшала нить голубых топазов, подчеркивавших цвет ее сияющих глаз. Иеремия еще никогда не встречал более ослепительного создания. Самое удивительное заключалось в том, что девушке достались лучшие черты обоих родителей: темные волосы отца, молочно-белая кожа и голубые глаза матери. Невероятно, как эти заурядные люди могли произвести на свет маленькую богиню, парящее видение, передвигающееся легкой, танцующей походкой, награждающее присутствующих поцелуями, лукавыми взглядами и звонким смехом.Глядя на нее, Иеремия вдруг почувствовал, что у него учащенно забилось сердце. При виде ее захватывало дух. Иеремию внезапно осенило, что она немного напоминает Амелию... Такие же темные волосы, молочная кожа... Должно быть, именно такой была юная Амелия. Однако сейчас он не отрываясь смотрел на Камиллу, бесенком скачущую среди гостей, подшучивающую, флиртующую с мужчинами, поддразнивающую женщин. Наконец она подошла к Орвилю, с обожанием глядя на отца, позволила взять себя под руку.– Ты все та же несносная девчонка.Замечание одной из женщин показалось Иеремии слегка ядовитым, однако сделавшая его дама, по всей видимости, была права. Не составляло труда заметить, как нервничает из-за Камиллы мать и с какой ненавистью смотрит на сестру родной брат. Это показалось Иеремии странным. Наблюдая за девушкой, он легко догадался, что она играет в эти игры с тех пор, как научилась ходить, и что отец не чает в дочери души.– Мистер Терстон... – Орвиль Бошан произнес его имя так, словно собирался вручать награду. – Разрешите представить вам мою дочь, мистер Терстон. – Он сиял. – Камилла, это мистер Терстон из Калифорнии.– Как поживаете, мисс Бошан? – Иеремия галантно поднес руку девушки к губам, заметив искорки, мелькнувшие в ее глазах.Эта озорница была исполнена очарования, делавшего ее похожей на проказливого эльфа или на капризную сказочную принцессу. Иеремия никогда не встречал более прелестного создания. Попытавшись определить ее возраст, он понял: не старше семнадцати. Действительно, Камилле исполнилось семнадцать в декабре прошлого года, и с тех пор ее жизнь превратилась в нескончаемую череду вечеров и балов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63