А: А вы собирались сделать это в скором времени, дорогой герцог?
В: Возможно.
А: Ха! Теперь вы понимаете, что, если вы не…
В: Я не имею в виду сегодня или завтра. Я ищу взаимопонимания на тот случай, если это станет необходимым, чтобы подобный план можно было выполнить без промедлений.
А: Ну, если мне докажут, что дело не терпит отлагательств, тогда весьма вероятно.
В: Хорошо. Так-то лучше. Наконец-то. Слава Провидению, вы…
А: Но я должен быть уверен, что в противном случае жизнь монарха окажется под угрозой. Доктор Восилл назначена самим королем. Действия против нее могут рассматриваться как действия против нашего возлюбленного Квиенса. Его здоровье находится в ее руках, возможно, не меньше, чем в моих. Я в меру своих скромных сил делаю все возможное, чтобы не подпустить к королю убийц и всех прочих, кто может желать королю зла, тогда как она борется с болезнями, возникающими внутри него.
В: Да-да, я знаю. Она близка к королю. Он зависит от нее. Но когда ее влияние на короля достигнет своего пика, действовать будет поздно. Тогда мы сможем только действовать с целью ускорить ее падение. Но не исключено, что будет уже поздно.
А: Вы думаете, она собирается убить короля? Или хочет влиять на него? Или она просто шпионит и передает секретные сведения другой державе?
В: В ее задачу может входить и то, и другое, и третье, в зависимости от ситуации.
А: Или ничего.
В: Кажется, вас это беспокоит меньше, чем я думал, Адлейн. Она прибыла сюда с другого конца света, объявилась в городе всего два года назад, лечила одного купца и одного благородного – обоих очень недолго, – и вот она уже приближена к королю как никто другой! Клянусь Провидением, жена и то проводила бы с ним меньше времени!
А: Да. Возникает вопрос: исполняет ли она постельные обязанности жены?
В: Гм-м, думаю, что нет. Спать с собственным врачом как-то не принято, но это вытекает только из неестественности самой ситуации, когда женщина – прежде всего врач. Но я не заметил никаких признаков того, о чем вы говорите. А вам что-нибудь известно?
А: Я просто хотел узнать, неизвестно ли чего вам.
В: Гм-м.
А: Конечно, впечатление таково, что доктор она неплохой. По меньшей мере она не принесла королю никакого вреда, а это, по-моему, гораздо больше того, что ждут от придворного врача. Может быть, лучше оставить ее в покое, пока у нас нет ничего более определенного, чем ваши подозрения, пусть даже в прошлом они нередко оправдывались.
В: Ну что ж, подождем. Вы сможете установить за ней наблюдение?
А: Более пристальное, чем сейчас, – нет.
В: Гм-м. Кроме того, я потратился на сбор данных, которые могут пролить свет на ее истинный облик.
А: Да? И что же?
В: Не буду утомлять вас подробностями, но у меня есть сомнения касательно некоторых ее заявлений, и я надеюсь в ближайшем времени предъявить королю человека, который сможет разоблачить ее, доказав, что она представила королю ложные сведения о себе. Это долгосрочные траты, но я надеюсь, что они оправдаются во время нашего пребывания в Летнем дворце, а если нет, то вскоре после возвращения.
А: Понимаю. Что ж, будем надеяться, что вы не выбросили деньги впустую. Вы можете сказать, что это были за траты?
В: Ну, это связано с человеком. А еще с землей и языком. Но свой язык я должен попридержать. Больше я ничего не скажу.
А: Пожалуй, я выпью еще вина. Составите мне компанию?
В: Нет, спасибо. У меня дела.
А: Позвольте мне…
В: Спасибо. Ох, мои старые кости… Что ж, по крайней мере, я еще могу ехать в седле, хотя на следующий год, видимо, придется пересесть в карету. Хвала Провидению за то, что обратный путь легче. И за то, что мы уже у самого Лепа.
А: Я уверен, герцог, что на охоте вы еще дадите сто очков вперед людям, которые вдвое моложе вас.
В: Да куда уж мне. Но ваши слова лестны для меня. Всего доброго.
А: Всего доброго, герцог… Эплин!
Все это я скопировал (сделав некоторые изъятия, чтобы разговор выглядел чуточку живее) из той части докторского журнала, которая написана по-имперски. Я никогда не показывал этого моему хозяину.
Могла ли она подслушать разговор? Это кажется невероятным. У Адлейна собственный врач, и я уверен, он никогда не прибегал к услугам доктора. Но что она тогда делала у герцогского шатра?
Может быть, они были любовниками и доктор все это время пряталась где-нибудь в постели за занавесками? Это представляется ничуть не более правдоподобным. Я нахожусь при ней почти все время, каждый день. И потом, она ведет со мной доверительные, искренние разговоры. Я в этом убежден. Просто она испытывала неприязнь к Адлейну. И даже чувствовала угрозу с его стороны. И как же она могла ни с того ни с сего оказаться в постели человека, которого опасалась, если до этого никак не проявила своих намерений, а после ничем не выдала своего поступка? Я знаю, что тайные любовники бывают крайне изобретательны, внезапно обнаруживают в себе запасы хитрости и способность к действию, о которых прежде и не подозревали. Но представить себе, что доктор и начальник стражи состоят в таком вот плотском заговоре, значит допустить большую натяжку.
Может быть, источником был Эплин? Может быть, она имела на него влияние? Не знаю. Они ведь, кажется, были почти незнакомы, но кто скажет наверняка? Возможно, они были любовниками, но вероятность этого так же невелика, как и предположение о союзе доктора с Адлейном.
Представить себе не могу, кто еще мог подслушать этот разговор. Я даже допускал, что это она сама все выдумала, записала самые темные свои подозрения относительно того, что могут на ее счет замышлять другие придворные. Но потом решил, что и эта мысль далека от истины. В конечном счете я пришел к выводу, что такой разговор все же состоялся, так и не поняв, как о нем узнала доктор.
Но тут уж ничего не поделаешь. Кое-что навсегда остается неразгаданным. Хотя какое-то объяснение должно существовать, и, возможно, оно немного похоже на Теорию Идеального Партнера. Мы должны удовольствоваться тем, что предназначенная нам женщина где-то существует, и стараться не слишком переживать из-за того, что, вероятно, никогда не встретим ее.
Мы добрались до города Леп-Скатачейс без происшествий.
На следующее после прибытия утро мы с доктором еще до начала всех дневных дел явились в королевские покои. Как и обычно, обязанности короля (как, впрочем, и большинства придворных) состояли в выслушивании судебных дел, которые представлялись городским властям и маршалу слишком сложными или слишком важными. По опыту Циркуляции за три прошлых года я знал, что подобные судебные заседания королю не очень-то по душе.
Королевские покои располагались в углу дворца городского маршала; внизу, под окнами, террасы с бассейнами спускались к протекавшей вдалеке реке. Стрижи и ящерицы играли на теплом воздухе, носились и ползали за холодными камнями балконных перил. Суетливый, как всегда, камердинер Вистер впустил нас.
– А вы вовремя? Колокол уже был? Или пушка? Что-то я не слышал. А вы?
– Только что, – сказала доктор, следуя за ним по приемной в гардеробную короля.
– Хвала Провидению! – сказал он и открыл двери.
– А, добрый доктор Восилл, – воскликнул король. Он стоял на маленьком стульчике в центре огромной гардеробной, и четверо слуг одевали его в судейские одежды. Через одно из южных окон в комнату проникал мягкий тягучий свет. Рядом с королем стоял герцог Ормин, высокий, сутуловатый человек, одетый в судейскую мантию. – Как вы сегодня поживаете? – спросил король.
– Прекрасно, ваше величество.
– У вас сегодня замечательное утро, доктор Восилл, – сказал, улыбаясь, герцог Ормин.
Герцог Ормин был лет на десять старше короля, длинноногий, с очень широкой головой и на удивление крупным туловищем, которое всегда казалось (по крайней мере мне) словно набитым, будто он затолкал под верхнюю одежду пару подушек. Странного вида тип, но при всем том очень вежливый и добрый. Я имел возможность убедиться в этом на собственном опыте, поскольку состоял у него на службе, пусть и недолго. Впрочем, использовал он меня на самых грязных работах. Доктор тоже была у него на службе, уже после меня – перед тем как стать личным врачом короля, она побывала в этой должности у герцога.
– Герцог Ормин, – сказала доктор, поклонившись.
– Ага! – сказал король. – А я был удостоен «его величества»! Обычно мне достается только «государь».
– Я прошу прощения у короля, – сказала доктор, поклонившись теперь ему.
– Вы прощены, – сказал Квиенс, откинув назад голову, чтобы двое слуг собрали его кудри и прикололи тюбетейку. – Я сегодня утром в благодушном настроении. Вистер?
– Ваше величество?
– Сообщите нашим добрым судьям, которые ждут меня, что я пребываю в хорошем настроении, а потому им придется сегодня утром в суде проявлять беспощадную жестокость, чтобы уравновесить мое неодолимое милосердие. Примите это во внимание, герцог.
Герцог Ормин засиял, глаза его почти исчезли в складках лица, залоснившегося в улыбке.
Вистер помедлил, потом направился к двери.
– Немедленно, ваше величество.
– Вистер!
– Да, ваше величество? ~ Я пошутил.
– А! Ха-ха, – рассмеялся камердинер.
Доктор поставила свой саквояж на стул рядом с дверью.
– Слушаю вас, доктор? – сказал король. Доктор моргнула.
– Вы просили меня прийти к вам сегодня утром, государь.
– Просил? – недоумевающе посмотрел на нее король.
– Да, вчера вечером. (Это было истинной правдой.)
– Так значит, просил. – У короля был удивленный вид. Он стоял с поднятыми руками, судейская мантия, отороченная безупречно белым мехом, была накинута ему на плечи и застегнута. Он принялся переминаться с одной одетой в чулок ноги на другую, сжал кулаки и стал производить вращательные движения плечами и головой. Наконец он заявил: – Видите, Ормин, я в свои старческие годы становлюсь забывчивым.
– О чем вы говорите, государь, вы едва вышли из юношеских лет, – сказал ему герцог. – Если вы будете называть себя стариком, словно постановляя это указом, то что же делать нам, тем, кто гораздо старше вас, но продолжает лелеять мысль, что до старости еще далеко? Помилосердствуйте, ваше величество.
– Хорошо, – согласился король, величественно поведя рукой. – Я снова объявляю себя молодым. И вот еще, – добавил он; удивленное выражение вернулось на его лицо, когда он посмотрел на доктора и на меня. – Сегодня утром куда-то подевались все мои немочи и болячки, доктор, оставив вас без дела.
– Вот как? – Доктор пожала плечами. – Хорошая новость, – сказала она, поднимая свой саквояж и поворачиваясь к двери. – Желаю вам хорошего дня, государь.
– Постойте, – внезапно сказал король. Мы с доктором снова повернулись.
– Государь?
На несколько мгновений лицо короля стало крайне задумчивым, потом он покачал головой.
– Нет, доктор, ничего не приходит в голову, чтобы вас задержать. Можете идти. Я вас вызову, когда вы мне понадобитесь.
– Непременно, государь.
Вистер распахнул перед нами дверь.
– Доктор? – сказал король, когда мы были уже в дверях. – Мы с герцогом Ормином сегодня днем отправляемся на охоту. Я обычно падаю из седла или царапаюсь о колючий кустарник, поэтому для вас может найтись дело.
Герцог Ормин вежливо рассмеялся и покачал головой.
– Тогда я начну готовить снадобья, которые могут пригодиться, – сказала доктор. – Ваше величество.
– Спаси нас от этого, Провидение.
8. ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ
– Неужели мне теперь настолько доверяют? – Или мне. Возможно, потому, что я ни у кого не стою на пути, не считая разве что самых отчаянных сорвиголов. Или потому, что протектор больше не собирается посещать меня и значит…
– Берегись!
ДеВар схватил за руку Перрунд – она чуть было не шагнула на дорогу, по которой несся десяток животных, впряженных в военную колесницу. Он притянул Перрунд к себе; мимо них пронеслись сначала тяжело дышащие, все в поту, животные, а потом – огромная пушечная колесница, сотрясая булыжники под их ногами. Их обдал запах пота и масла. ДеВар почувствовал, как Перрунд всем телом подалась назад, прижимаясь спиной к его груди. А его спина упиралась в каменный прилавок лавки мясника. Грохот колес высотой в человеческий рост раздавался между неровными, в трещинах, стенами двух– и трехэтажных домов, которыми была застроена улица.
На вершине огромного черного пушечного лафета стоял бомбардир, одетый в цвета герцога Ралбута, и изо всех сил нахлестывал скакунов. За колесницей следовали две повозки поменьше с людьми и деревянными ящиками. А уже за ними бежала стайка оборванных орущих детишек. Колесница прогрохотала через открытые ворота в стене внутреннего города и исчезла из вида. Люди на улице, разбежавшиеся при приближении повозок, вернулись на улицу, ругаясь и тряся головами.
ДеВар отпустил Перрунд, и она повернулась к нему. Он понял (и волна смущения окатила его), что, невольно откликаясь на опасность, схватил Перрунд за больную руку. Прикосновение к этой руке через рукав платья, повязку и складки накидки отпечаталось в его пальцах воспоминанием о чем-то хрупком, тонком, детском.
– Извини, – сказал он, сконфузившись.
Перрунд по-прежнему стояла почти вплотную к нему, потом сделала шаг в сторону, рассеянно улыбаясь. Капюшон упал с ее головы, открыв лицо под вуалью и золотистые волосы, собранные в черную сеточку. Она накинула капюшон на голову.
– Ах, ДеВар, – распевно сказала она. – Ты спасаешь человеку жизнь, а потом извиняешься. Ты и в самом деле… я даже не знаю, – сказала она, поправляя капюшон. У ДеВара было достаточно времени, чтобы удивиться. Госпожа Перрунд впервые на его памяти не нашла слов. Капюшон, с которым она сражалась, снова слетел с ее головы, сорванный порывом ветра. – Проклятая штука! – сказала она, поправляя капюшон здоровой рукой. ДеВар начал было поднимать руку, чтобы помочь Перрунд справиться с капюшоном, но безвольно уронил ее. – Ну вот, – сказала она. – Так-то лучше. Дай-ка я возьму тебя под руку. Идем.
ДеВар окинул взглядом улицу, после чего они пересекли ее, тщательно обходя горки оставленного скакунами навоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47