Он назвал ее Эпоной, по имени кельтской богини – покровительницы лошадей. Рядом трусил спаниель по кличке Хэл, постоянный спутник Эпоны, в стойле которой он обитал и с которой иногда даже делил пищу.
После встречи в аббатстве Риво Принсом завладело воодушевление. Он до сих пор видел в Лаверне серьезную угрозу, однако то, как идиот-полицейский бросился к своему сыну, чтобы схватить его в свои объятия, существенно уменьшило опасения кахуны. Если бы Лаверн действительно обладал даром духовного озарения, он бы знал, что его «сын» был всего лишь бестелесной химерой-призраком, созданным одним из духов – учеником Принса. Мимикрия – одно из типичных свойств полтергейста.
Нет. Все вышло так, как и задумал Принс. Суперинтендант Вернон Лаверн – самый обычный невежественный слуга закона, наделенный лишь одной сверхъестественной способностью. Но несмотря на то благо, которое она ему оказала, способность Лаверна к перемещениям в астрале подобна таланту играть на губной гармошке.
Лошадь углубилась в чащу леса. Всадник почти загнал ее. От боков Эпоны поднимался пар. Принс почувствовал теплый запах лошадиного пота. Он давно уже не испытывал подобного прилива сил. У полиции против него ничего нет. Иоланда будет хранить молчание, зная о том, что ее ждет в случае, если она сболтнет хоть единое слово. Он останется свободным и сможет вернуться к своим занятиям, правда, с одной небольшой поправкой.
В прошлом Принс всегда вознаграждал духов, совершавших по его повелению убийства, позволяя им поиграть с маной, которую они забирали у своих жертв. Именно поэтому Анджали Датт и бросали по всей комнате, а тело Дерека Тайрмена совершило ночной полет вокруг Йоркской больницы. В будущем его подопечным придется найти более осторожные способы распределять избыток энергии. Не надо привлекать к себе внимание блюстителей закона.
Вскоре Принс оказался у западной границы своего поместья. Ему пришлось нагнуть голову, проезжая под ветвями вековых дубов. Спаниель неожиданно стал издавать какие-то странные горловые звуки, но хозяин не обратил на это никакого внимания.
Было около трех часов дня. Весь день ярко светило солнце. Пробуждающаяся земля отвечала на ласковое тепло солнечных лучей упоительными ароматами и первой весенней зеленью. Казалось, наступила настоящая весна. Именно поэтому Принс сильно удивился, когда небо неожиданно почернело и над лесопарком нависла ранняя, темная ночь.
Спаниель снова издал какой-то сдавленный звук и резко рванул вперед. Принс попытался свистом вернуть его, однако собака с лаем бросилась в сторону дома. Эпона неожиданно встревожилась: заржала, задергалась и захрипела.
Принс немного придержал ее. В полном изумлении он повернул на юго-запад в надежде увидеть солнце в этой стороне. Но увидел в небе лишь черный диск, окаймленный оранжевым пламенем. Прйнс недоуменно встряхнул головой. Настоящее солнечное затмение, которого никто не предсказывал. Как могло случиться такое?
Принс неожиданно понял, что в лесу вокруг него почему-то перестали петь птицы. Воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь всхрапыванием лошади и ударами ее копыт.
Эпона испуганно мотнула головой, показав белки глаз. Затем на землю зашлепали конские яблоки. Подняв глаза вверх, Принс понял, что именно так сильно напугало лошадь: на деревьях было полным-полно духов, безмолвно смотревших на него с выражением нескрываемой ненависти. Они сидели на ветвях, напоминая мертвых обезьян, – неподвижные, черные как ночь. Когда Хьюго перевел взгляд на другие деревья, то заметил, что в небе над лесом появляются все новые и новые призраки.
Лошадь яростно взбрыкнула, едва не выбросив седока из седла. Однако благодаря сноровке и ласковым словам Принсу удалось успокоить ее. Затем Хьюго мужественно посмотрел на духов, сидящих на деревьях, и прорычал:
– Какого черта?! Что вы здесь делаете? Я не посылал за вами! Убирайтесь прочь!
Вспышка гнева только сильнее разъярила духов. Те из них, кто кружил у Принса над головой, стали издавать громкие, резкие звуки, пронзительно оглашая неподвижный воздух. Заражаясь их настроением, все новые и новые духи, появлявшиеся в небе, начали сталкиваться, ударяясь друг о друга, и вскоре на лошадь и ее всадника в изобилии посыпались истлевшие лохмотья и ошметки разложившейся плоти.
Принс галопом устремился к дому. Оставив лошадь в конюшне, он бросился в часовню, где зажег множество свечей перед образом сэра Томаса Норта и опустился на колени.
Он всегда безжалостно обходился с духами. Теперь они подвели его. Что же случилось?
Принс закрыл глаза и произнес:
– Владыка Печали, Повелитель моей жизни, приди ко мне!
Он ощутил, как на него нисходит благодать, похожая на то сладостное чувство, когда после тяжелой болезни наконец отступает боль. Принс улыбнулся, уверенный в том, что добрый владыка все-таки услышал его зов и спешит на помощь. Он на какой-то миг помедлил, и что-то заставило его бросить взгляд на окно с изображением Судного дня, сквозь которое никогда не проникало солнце. Улыбка погасла на его губах – сейчас сквозь окно светило солнце.
Сквозь стекло хлынули потоки ярко-красного света. В следующее мгновение окно взорвалось тысячью осколков, и в часовню ворвались три охваченные пламенем фигуры. Они сверху обрушились на Принса и подхватили его на руки. Это были духи, которых Хьюго отправил убить Вернона Лаверна. Теперь они пришли за ним самим. Пылая неукротимым холодным пламенем, они стремительно взмыли вверх, унося его с собой через образовавшееся на месте окна овальное отверстие во тьму, из которой не бывает возврата.
Когда три духа унесли захваченную ими добычу к своим товарищам в заоблачную высь, небеса над Эбби-Норт огласились ликующими возгласами. Хьюго Принс не проронил ни слова.

* * *

Изуродованное тело обнаружили на следующее утро на площади Святого Самсона – в той части Йорка, которая когда-то звалась Четверговым рынком. Подобно своему любимому божеству, Принс упал на землю с огромной высоты. Иоланда Хенерберри, которой больше не угрожало проклятие кахуны, сделала чистосердечное признание Линн Сэвидж, подробно перечислив список преступлений.
Личность юноши, убитого в саду Йоркского музея, все еще оставалась загадкой, однако подробности смерти Анджали Датт удалось прояснить благодаря все той же Иоланде. Анджали была одной из учениц Принса и вскоре научилась практиковать отходную молитву и пристрастилась к ритуалу человеческих жертвоприношений. Она имела неосторожность совершить попытку замолить американца до смерти. Результат оказался фатальным для нее самой и ее приятеля.
Иоланда указала полиции местонахождение кладбища животных на территории Норт-Эбби, где сыщики откопали останки нескольких малолетних детей. Среди них нашли и тельце младенца не старше трех месяцев от роду, который, как стало известно из экспертизы на ДНК, оказался бесследно пропавшим сыном Эдисон Реффел.
Все произошедшее имело одно странное последствие. Донна Лаверн, полностью оправившись после своих мучений, увидела снимок мертвого кахуны в телевизионной программе новостей и заявила, что знает его. Однако не как Хьюго Принса, а как Фрэнсиса Кента, богатого и щедрого американца, перечислявшего несколько раз внушительные денежные суммы хоспису, с которым она сотрудничала. Под этой личиной Принс проводил там долгие часы, навещая умирающих, проявляя при разговорах с ними немалое обаяние и сострадание. По мнению Донны, это являлось свидетельством того, что никто, вне зависимости от тяжести совершенных им преступных деяний, не может быть стопроцентно плохим человеком. Однако Вернон Лаверн, зная нечто большее, никак не мог принять такую великодушную точку зрения.

* * *

– Ваш бокал, мадам.
Донна подняла взгляд и увидела Вернона. Тот стоял в дверях с подносом в руках, на котором дымились две чашки с горячим шоколадом.
– Неплохо, – с беззлобным юмором отозвалась она. – Для того чтобы научиться хорошим манерам, тебе понадобилось всего лишь каких-то двадцать пять лет.
Притворно надувшись, Вернон расчистил место на прикроватном столике, поставил на него поднос и подал Донне чашку. Затем, сжимая свою чашку обеими руками, сел на кровать рядом с женой. Она лежала в постели, листая последний номер «Домашнего очага», который Лаверн считал не менее интересным, чем его любимая «Полицейская газета».
– О чем читаешь? О последней модели миксера или что-нибудь о менопаузе?
Донна, смеясь, шутливо стукнула его свернутым в трубку журналом. Сегодня был второй день их отпуска. Вернон взял на службе двухнедельный отпуск, чтобы провести время вместе с женой. Впрочем, не просто время, а то, что несносные руководители бизнес-курсов называют «временем качества». Утром им вместе с Донной предстояло отправиться в поездку в Уэльс и провести уик-энд в обществе Дженифер и их очаровательной внучки. Майкл Беренсфорд – слава Богу! – не смог принять участия в этом мероприятии по причине чрезвычайно плотного графика киносъемок.
Лаверн лежал на кровати рядом с Донной. Они потягивали шоколад из чашек, и Вернон рассказывал жене о своих грандиозных планах на светлое пенсионерское будущее. Вскоре выяснилось, что он тратил свое красноречие впустую: Донна спала. Вернон осторожно взял чашку из руки жены и поставил ее на столик. Затем на цыпочках вышел с подносом в руках из комнаты и выключил свет.
Спустившись в спальню, он направился прямо к шкафчику-бару, распахнул его дверцы и с театральным возгласом восторга, который сделал бы честь самому Майклу Беренсфорду, извлек непочатую бутылку «Гленморандж», которую ему подарили на Рождество коллеги из «убойного» отдела. Год, начавшийся с убийства Эдисон Реффел, оказался для суперинтенданта не слишком радостным. Да, верно, он спас жизнь Кэтрин Хибберт, но на ее лице навсегда останутся шрамы, нанесенные ножом Мертона, и она будет так же страдать от жуткого страха перед снегом и одиночеством. Хотя Лаверн и отомстил за смерть Эдисон, ее сыну – ребенку, которого он обещал отыскать, – сейчас уже ничто не может помочь. Как всегда, победы Вернона Лаверна были омрачены трагическими происшествиями.
И все-таки выпить есть за что. Лаверн уселся в кресло, плеснул в свой лучший хрустальный стакан добрую порцию виски и стал задумчиво разглядывать ароматный «яд». Итак, тост. Тост за то, чтобы больше не было никаких привидений или недобрых предчувствий, никаких путешествий за пределы собственного тела. Пусть карьера закончится так же, как и началась. Пусть он в буквальном смысле снова опустится на грешную землю и станет блаженно скучным прежним Лаверном.
Не успел он поднести стакан к губам, как почувствовал какой-то скверный запах. Лаверн нахмурился, пытаясь вспомнить, откуда ему знаком этот омерзительный запах. Наконец вспомнил, и все тело напряглось как пружина. Он отставил в сторону стакан, шагнул к дверям и, борясь с тошнотой, выскользнул в холл. Здесь пахло еще сильнее. Вернон с отвращением выдохнул, и его дыхание превратилось в туманное облачко. Стояла середина апреля, но в доме все еще было очень холодно.
Лаверн вздрогнул и, подняв взгляд вверх, увидел то, что и ожидал увидеть.
По лестнице не то взбирался, не то парил в воздухе над ступеньками какой-то старик, окруженный желтоватым, сернистым облаком. Он находился к суперинтенданту спиной, но, когда Лаверн внимательнее рассмотрел его, привидение неожиданно остановилось. Старик повернул голову. Когда он увидел Лаверна, его горящие глаза сузились от удивления. Томас Норт медленно перевернулся в воздухе. В своей маленькой, однако сильной левой руке он сжимал кинжал, которым были в свое время заколоты Эдисон и Мэй, а также в 1188 году раввин Давид с Кроличьей улицы.
Прежде чем Норт успел что-либо сообразить, Лаверн взлетел вверх по лестнице и набросился на него. Рыцарь принялся вслепую отмахиваться ножом. Вернон резко отпрянул назад, и лезвие со свистом рассекло воздух прямо перед его лицом. Затем, схватив духа за левый рукав, Лаверн с силой нанес удар ему по лицу.
В этот удар он вложил нечто большее, чем обычное прикосновение маны, потому что в то же мгновение Норт отлетел, ударился о стену и исчез. Лаверн с удивлением осмотрел свой кулак и издал возглас изумленного облегчения.
Но уже в следующее мгновение ощутил в спине острую, жгучую боль и увидел Норта, стоящего на ступеньках внизу. Старик сжимал в поднятой руке кинжал. Вернон понял, что получил в спину удар острым лезвием. Не давая Лаверну возможности ответить, старик одарил его зловещей улыбкой, вонзил полицейскому прямо под ребра нож и повернул его. У Вернона от неожиданности перехватило дыхание, и он полетел с лестницы вниз. Старик при этом отклонился немного в сторону.
Лаверн приземлился на спину у подножия лестницы на том самом месте, где умер его сын. С неожиданным для столь преклонного возраста проворством убийца устремился по ступенькам вниз, опустился на колени возле беспомощно барахтавшегося полицейского и вонзил кинжал прямо ему в сердце. Раз, два, три. С губ Лаверна слетела невнятная и, увы, бесполезная угроза, и суперинтендант затих, устремив в пространство безжизненный взгляд. С ним было покончено. Однако для того, чтобы окончательно убедиться в этом, старик прижал к горлу жертвы лезвие кинжала и одним движением перерезал его.
Норт всегда обходился с преступниками именно таким образом. Он был рыцарем двенадцатого века, для которого убийство – дело обычное. Столь же обычным был и отвратительный запах, исходивший от его тела. Не запах гниения, а запах человеческого тела, типичный для людей того времени. По телу Норта ползали черные вши – они обитали в седых волосах и были постоянными спутниками его жизни вплоть до самого смертного часа. Отказываясь признавать время, Норт существовал вне его. Он был неживым и в то же время неумирающим олицетворением силы воли.
Старик беззаботно вытер смертоносное лезвие о рукав своей жертвы и выпрямился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34