Кит подъехал к тому месту, где нужно было сворачивать на шоссе 28, ведущее уже непосредственно к его дому. Он, однако, не стал этого делать, а съехал на тракторный путь, что шел прямо по кукурузным полям, пересекая земли Мюллеров. Включив дополнительно переднюю ось, он повел свой «блейзер» через поля, поглядывая на вмонтированный в приборную доску компас и постепенно приближаясь к границам собственных владений; минут десять спустя он выехал из зарослей кукурузы на открытое место возле своего амбара.
Он выключил фары, повернул к дому, подъехал и остановился у задней двери.
Кит вышел из машины, отпер дверь и переступил порог темной кухни. Какое-то время он постоял, не зажигая света и вслушиваясь в тишину, чувствуя себя при этом глупо и ощущая закипавшую в нем злость. Он дал себе слово, что больше не будет уезжать так надолго, чтобы возвращаться ночью, в темноте, – разве что при крайней необходимости; а если уж придется, то в следующий раз обязательно прихватит с собой свой «глок» или винтовку М-16.
Он подумал о том, не подняться ли ему и сейчас первым делом наверх, чтобы взять пистолет, но какое-то чувство подсказывало Киту, что в данный момент ему ничто не угрожает; а если все же и есть какая-то угроза, то лучше оставаться здесь, в кухне, поближе к выходу. Он открыл холодильник и достал банку пива.
– Так что же, последовать совету Уилкеса, подставить вторую щеку и уехать? – проговорил Кит. Но до сих пор он следовал в жизни совсем другим правилам.
Кит открыл банку и стоя выпил ее залпом почти до конца.
– Или, наоборот, разделаться с Бакстером? Поймать его, когда он будет выходить от одной из своих баб, и перерезать ему горло. Мокрое, конечно, дело, ну да не в первый раз. Подумают, разумеется, на меня; но будет и сотня других подозреваемых, да никто и не станет особо расследовать это дело.
На первый взгляд идея неплоха; но ведь жена его останется вдовой, двое детей потеряют отца; да и вообще, можно ли убивать человека только за то, что он скверный муж, продажный коп и грубиян по натуре?
– А почему нет? Я убивал куда лучших людей и по куда менее серьезным причинам.
Он допил пиво и взял другую банку.
– Нет, не могу я убить этого сукина сына. Просто не смогу этого сделать. Так что придется уезжать. – Он подошел к кухонному столу и при слабом свете, что проникал через окно и заднюю дверь, поискал глазами письмо, которое, как он помнил, уходя, он оставил именно здесь. Но письма на столе не было. Он включил висевшую над столом лампу и поискал на стульях, на полу; письмо исчезло.
Мгновенно собравшись и насторожившись, Кит выключил свет и поставил на стол банку с недопитым пивом. Он прислушался, но в доме не раздавалось ни звука. Ему пришло в голову, что, возможно, в его отсутствие в дом заглянула тетя Бетти или кто-то из женщин, чтобы прибрать тут или пополнить его холодильник. Они могли увидеть письмо и прихватить его с собой, чтобы отправить. Но такая возможность казалась Киту маловероятной.
Если в доме все еще кто-то находился, то ему или им должно было быть известно, что Кит появился. Так что и думать нечего о том, чтобы подняться за пистолетом: даже если ему и удастся проникнуть наверх, оружия там наверняка уже нет.
Он тихонько подошел к задней двери и взялся за ручку.
Со стороны гостиной до него вдруг донесся так хорошо знакомый ему скрип; потом звук повторился. Кит отошел от задней двери, перешел в смежный с кухней холл – там никого не оказалось, а оттуда тихонько вошел в гостиную, из которой доносилось поскрипывание. Он включил торшер и спросил:
– И давно ты уже здесь сидишь?
– Около часа.
– А как ты вошла?
– Взяла ключ в ящике для инструментов на верстаке, он там сто лет лежит.
Она сидела в качалке, одетая в джинсы и свитер. На коленях у нее лежало письмо.
– Я рассчитывала застать тебя дома, – проговорила она, – но тебя не оказалось, и я уже чуть было не уехала, но потом вспомнила про ключ и решила устроить тебе сюрприз.
– Тебе это удалось. – Однако, входя сюда, он каким-то непостижимым образом уже знал, что в гостиной сидит именно она.
– Ты не возражаешь, что я сама вошла?
– Нет.
– У меня до сих пор такое чувство, будто это мой второй дом.
У Кита было совершенно четкое ощущение, что все это происходит во сне, и он старался вспомнить, когда это он успел улечься спать.
– Ты один? – спросила она.
– Да.
– Мне показалось, что ты там с кем-то разговаривал на кухне, вот я и притаилась тут, как мышка.
– Один. Это я сам с собой разговаривал. А где твоя машина?
– В амбаре.
– Умно. А мистер Бакстер где?
– На заседании городского совета.
– А ты сама?
– У тети Луизы.
– Понятно… Ты слышала, о чем я там говорил?
– Ни слова, только интонацию. Ты на что-то сердился?
– Нет, просто сам с собой спорил.
– И кто же победил в споре?
– Добрый ангел.
– Однако вид у тебя озабоченный.
– Это именно потому, что победил добрый ангел.
– Я тоже спорила сама с собой, прежде чем приехать сюда, – улыбнулась она. – Это ведь тебе не случайная встреча на улице.
– Да, верно.
– Оно было адресовано мне, вот я и… – Она подняла с колен письмо.
– Ничего страшного. На марку не придется тратиться.
Она встала и подошла к нему.
– Я тебя понимаю. Честное слово . Ты прав. Невозможно… помнишь то стихотворение, которое нам обоим нравилось? «И пусть ничто нам не вернет те чудесные часы, когда мы лежали на траве, и ту пору цветения – не будем сожалеть о них, а станем черпать в прошлом силу». – Она помолчала, потом добавила: – Думаю, оно нам нравилось потому, что мы верили: нам самими небесами начертано любить друг друга, и эти стихи про нас… – Мгновение поколебавшись, она прильнула к нему, поцеловала его в щеку и сказала: – Прощай, дорогой. – Потом легонько оттолкнула его и направилась к выходу в холл.
Он слышал, как она вышла в кухню, открыла, потом стала закрывать заднюю дверь. Да, надо быть сильным, благородным, мужественным. Но не полным же идиотом! Он развернулся и бросился за ней вдогонку.
– Подожди! – закричал он.
Кит выскочил из двери прямо следом за ней, она обернулась и проговорила:
– Нет, Кит, не надо. Пожалуйста. Ты прав. Ничего не выйдет. Невозможно… слишком все сложно… мы будем только сами морочить себе голову…
– Нет, послушай… мы же должны… нам надо понять… я хочу знать, что случилось… то есть… – Ему никак не удавалось найти нужные слова; в конце концов он просто сказал: – Энни, не можем же мы опять вот так вот взять и разойтись в разные стороны.
Она глубоко вздохнула и ответила:
– Я не могу тут оставаться. Я хочу сказать – на улице.
– Заходи в дом. Пожалуйста.
Она секунду поколебалась, потом вошла на кухню.
– У тебя есть время немного посидеть со мной? – спросил он.
– Да, хорошо… наконец-то мы посидим за чашечкой кофе. А где кофейник?
– Не хочу я никакого кофе. Мне надо что-нибудь выпить. – Он включил небольшую лампочку над мойкой, подошел к буфету и достал из него бутылку виски, что когда-то привез с собой. – Хочешь?
– Нет. И тебе не надо.
– Верно. – Он поставил бутылку на место. – Просто я нервничаю из-за того, что ты сюда приехала.
– Ты нервничаешь? А представляешь, как у меня дрожат колени и колотится сердце.
– И у меня тоже. Хочешь присесть?
– Нет.
– Ну, ладно… послушай, я понимаю, как ты рисковала, приехав сюда…
– Я дважды рисковала, Кит. Во-первых, тем, что меня могли выследить по дороге. А во-вторых, тем, что эта встреча может окончательно разбить мне сердце… Нет, извини, я не должна перекладывать на тебя свои проблемы и трудности.
– Не надо извиняться. Я рад, что ты приехала. Больше чем рад. Слушай, я написал это письмо…
– Не надо ничего объяснять. Я понимаю. Честное слово.
Они постояли так, в противоположных сторонах кухни, молча глядя друг на друга, потом Кит произнес:
– Не так я представлял себе нашу встречу.
– А как ты ее представлял?
Он поколебался, потом подошел и обнял ее.
– Вот так.
Они обнялись и поцеловались – он мгновенно вспомнил и аромат ее волос, и ее поцелуи, и ощущение прижимающегося к нему тела, когда он держал ее в объятиях.
Она слегка отстранилась от него, потом уткнулась лицом ему в плечо. Он понял, что она плачет; ее тело сначала легонько вздрагивало, потом стало сотрясаться в рыданиях. Ей никак не удавалось справиться со слезами – он не знал, что делать, и только все сильнее и сильнее прижимал ее к себе.
Наконец она оторвалась от него, достала из кармана джинсов бумажный платок, вытерла глаза, высморкалась и рассмеялась.
– О Боже… нет, вы только посмотрите… я знала, что именно этим все и кончится… не смейся надо мной.
– Я не смеюсь. – Он вынул свой платок и смахнул у нее со щек слезы. – Господи, как же ты прекрасна.
– Ну конечно. С хлюпающим-то носом. – Она снова высморкалась, потом подняла на него глаза. – Ну что ж… – Она откашлялась, прочищая горло. – Ну что ж, мистер Лондри, рада была повидаться с вами. Не проводите меня до машины?
– Не уезжай.
– Надо.
– Он что, будет звонить к твоей тетке после окончания заседания?
– Да.
– И что же она ему скажет?
– Что я уже выехала домой. Я сказала Клиффу, что телефон в машине не работает, поэтому мне он звонить не станет. А тетя позвонит сюда.
– Она знает, где ты?
– Да. Пожалуйста, скажи ей, что я действительно выехала домой.
– Почему бы нам не дождаться, когда она и в самом деле позвонит?
– Потому что я хочу уехать. Прямо сейчас.
– Почему?
– Потому что… ну, поговорить мы сможем как-нибудь в другой раз… нам обязательно надо поговорить, а сегодня я не хочу, чтобы что-нибудь случилось.
Он улыбнулся:
– Именно так ты тогда и сказала. Помнишь, когда тебе было шестнадцать, в нашу самую первую ночь.
– Ну, на этот раз я говорю совершенно серьезно. – Она рассмеялась. – Господи, я просто не могу от тебя оторваться!
Они опять обнялись и стали целоваться. Она прижалась щекой к его груди и попросила:
– Постой так.
Он крепко прижал ее к себе, поглаживая по волосам. Не поднимая головы, она проговорила:
– У меня было желание забраться в спальню и устроить тебе самый настоящий сюрприз.
Кит ничего не ответил.
– Но потом я подумала: а что, если он кого-нибудь приведет? Или если там кто-нибудь уже есть?
– Нет. Никого там нет, и никого не было за все время с самого моего приезда.
– Ну, насколько я наслышана, воздыхательниц по тебе хватает.
– Не знаю, мне об этом ничего не известно; а потом, я привык решать за себя сам.
– Это хорошо, – сказала она и замолчала. Потом добавила: – Ты не должен… то есть нет ничего страшного, если ты… знаешь, это, конечно, глупо и не мое это дело…
– Энни, кроме тебя, у меня никого нет.
Она еще сильнее стиснула его в объятиях, потом привстала на цыпочки и принялась осыпать поцелуями его щеки, губы, лоб, шею.
– Наверное, я совсем не умею скрывать свои чувства, – проговорила она. – Нельзя быть такой открытой. Как мне сейчас держаться, Кит, а?
– Давай на этот раз попробуем честно.
– Ладно. Я люблю тебя. И всегда любила.
– Я тоже люблю тебя и тоже всегда любил. Вот поэтому-то я и вернулся. Не могу выбросить тебя из головы.
– Я прокляла тот день, когда позволила тебе уйти.
– Ты не позволила. Я сам ушел. А должен был бы сделать тебе предложение. – Он посмотрел ей в глаза. – Интересно, а что бы ты тогда ответила, если бы я действительно его сделал?
– Я бы сказала «нет».
– Почему?
– Потому что тебе тогда очень хотелось уйти. Ты мучился, тяготился, Кит. Ты видел, как твои друзья один за другим уходили на войну. Ты как одержимый смотрел по телевизору все новости, все передачи о войне. Я же все это видела. И еще… тебе хотелось узнать других женщин.
– Нет.
– Ну Кит!
– Н-ну… хотеть и делать – разные вещи.
– Знаю; но тебе бы прискучила жизнь без каких-нибудь сексуальных приключений, а обмануть меня ты бы не смог. Господи, Кит, там ведь все этим занимались, все спали со всеми, кроме нас двоих.
– Ну, насчет тебя я не очень уверен, – ответил он, попытавшись пошутить.
Она улыбнулась, потом сказала:
– Можно честно? Мне хотелось попробовать с другими. Нам обоим хотелось искать, пробовать, но мы не могли, потому что были связаны друг с другом, между нами существовало что-то вроде и взаимопонимания, и обета. Кем мы были: деревенскими ребятами, по уши влюбленными друг в друга, испытывавшими чувство вины из-за того, что занимались сексом, но страстно желавшими попробовать секс и с другими и из-за этого чувствовавшими себя еще более виноватыми. Я хочу сказать, в определенном смысле мы были друг другу больше чем мужем и женой.
– Пожалуй, ты права. – Он улыбнулся. – Так, значит, тебе хотелось попробовать с другими?
– Иногда. Я покраснела?
– Чуть-чуть. – Он немного подумал, потом спросил: – И что же мы должны были тогда сделать иначе?
– Ничего. Жизнь сама все сделала за нас. И с нами.
– Пожалуй. Но почему же мы не сошлись потом опять?
– Ты не мог примириться с тем, что у меня были другие.
– Да, наверное, не мог. А ты?
– Женщины иначе устроены. Мне просто хотелось, чтобы ты сбросил с себя это навязчивое желание.
– Ну что ж, я от него избавился.
– И я тоже. У меня никогда не было никакого романа на стороне, – добавила она.
– А хоть бы и был. Ты его вполне заслужила.
– Нет, послушай, я безнадежно старомодная. Но для вас, мистер Лондри, я сделаю исключение.
– Н-да… в данный момент я ничего больше и пожелать бы не мог. Но… мы же должны понимать, какие могут быть последствия, если мы…
– Наплевать мне на последствия, Кит. С прошлым мы разобрались, и хватит. Теперь давай займемся любовью, и черт с ним, с будущим.
Он взял ее под руку и повел к лестнице; сердце у него бешено колотилось, он боялся, что в любой момент может зазвонить телефон, и боялся того, что звонка не будет.
Кит даже не заметил, как они поднялись в спальню; они просто оказались там, и все. Свет в комнате был включен. Как она нервничает, подумал Кит.
– Хочешь выпить? – предложил он.
– Нет, я хочу, чтобы все было на чистую голову. – Она огляделась по сторонам. – Помнишь, мы когда-то уже были тут, когда все твои уехали в гости.
– Верно. Я тогда прикинулся заболевшим и остался дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42