- А-а-а-я, дорогие граждане пассажиры! Просю прощенья, шо потревожили ваш покой. Мы сами люди не местные, сюда приехали случайно, на вокзале у нас покрали билеты и деньги... А-а-а-я, поможите, кто чем может!
- Я спросил, кто ты такой? Отвечай, попрошайка! - Гасан-бей привстал на стременах и угрожающе замахнулся камчой. Если он привык поднимать руку на беззащитных людей, то в этот раз глубоко просчитался. Даже не моргнув глазом, благородный потомок русского дворянства вздёрнул подбородок и ледяным тоном сообщил:
- Я - агент! Специальный шпион ФСБ из тайной службы эмира. Брожу инкогнито по пустыням с секретным заданием и даю отчёт в своих действиях должностным лицам званием никак не ниже генерал-майора!
Раскосые глаза восточного купца невольно забегали под прокурорским взглядом потрёпанного афериста. Караван-баши мало что понял, но уловил общую концепцию: этот тип слишком самоуверен для простого бродяги. Поэтому он широко улыбнулся и приветливо предложил:
- Наверное, слишком утомился в пути, раз уже не вижу очевидного. Не давай своему гневу разгореться, о храбрый юноша, пойдём со мной, и ты откроешь мне имя твоих благородных родителей.
- Ага, как же, так я тебе всё и открыл... - буркнул Лев, но за всадником пошёл, справедливо полагая, что влияние этого толстого негодяя он сумеет использовать с выгодой для себя. Ну, в самом крайнем случае просто украдёт лошадь и сбежит... Правда, ездить он не умеет, но как именно надо красть лошадей, Оболенский откуда-то знал. Спасибо джинну...
Гасан-бей и вправду принял молодого человека под своё покровительство, угостил мягкими лепёшками, овечьим сыром и даже пообещал дать вина, как только караван остановится на ночь. Лев царственно-небрежно принимал все знаки внимания, о своём "уголовном происхождении" разумно помалкивал и на неприятности не нарывался. Монеты, данные ему на дорогу дедушкой Хайямом, он так и хранил завязанными в поясе, никому ничего особенно оплачивать не собираясь. Старик немного переувлёкся, вбивая в его буйную голову этикет воровской чести. Не знающий разумных пределов, россиянин охотно впадал в крайности и мысленно поклялся себе: впредь ничего не покупать, а только красть, красть и еще раз красть! К тому же караванщики, включая погонщиков и охрану, казались такими наивными, что не обворовать их было бы просто грешно... И, невзирая на предупреждения мудрого Хайяма ибн Омара, Лев твёрдо решил этой же ночью обокрасть весь караван! Вообще-то первоначально он и сам караван намеревался спереть (в смысле, всех вьючных животных с поклажей, а также личные вещи невинных граждан), но вовремя понял, что сбагрить такой товар в пустыне будет непросто, а дорогу на Багдад он в одиночку не найдёт... Путь был долгим. Мерная верблюжья поступь выматывала до тошноты. Дважды Оболенский просто засыпал, уткнувшись носом в пушистый холм верблюжьего горба. Оба раза просыпался оттого, что его страшно кусали какие-то мелкие паразиты, которые разгуливали по кораблям пустыни, как по натёртой палубе. Солнце палило нещадно! Если бы не старая добрая тюбетейка, наш москвич давно свалился бы с тепловым ударом. Пыль летела в нос, пески казались нескончаемыми, а Лев начинал всё сильнее задумываться над одним очень принципиальным вопросом: если он родился и вырос на Востоке, как и все его предки, так отчего же ему тут так... некомфортно?! Где-то на исходе дня Гасан-бей объявил привал, и Оболенский уже точно знал, за что он не любит свою "малую родину" - за жгучий песок, несусветную жару и блохастых верблюдов!
* * *
Напилася я пья-а-ной,
Не дойду я до до-ому.
Песня злостной нарушительницы Шариата.
... Когда Гасан-бей прилюдно предложил Льву провести ночь в его походном шатре, караванщики лишь криво улыбнулись. Древние традиции восточных народов вполне официально позволяли взрослому мужчине возить с собой мальчиков для "согревания постели". И хотя возраст нашего героя давно перешагнул даже за предельные границы юношества, подобное приглашение со стороны купца не выглядело чем-то противоестественным. В самом деле, за еду, питьё и охрану следовало платить, а раз молодой человек не предлагает денег, значит, он готов расплатиться иначе. Единственной наивной душой, не ведающей, зачем его пригласили в шатёр, был сам Лев Оболенский. Где-то в самых затаённых глубинах его памяти, на уровне тонкого подсознания, отложилась мысль о том, что если тебя зовут в отдельный закуток, намекая на выпивку, - то будет пьянка! Обычная мужская пьянка, на всю ночь, с долгими разговорами о женщинах и политике, короткими тостами, гранёными стаканами, килькой, колбасой и малосольными огурцами. Потом короткий сон, мучительное похмелье, пустые карманы и смутное ощущение полной амнезии... Примерно это и считается в России - "хорошо посидеть". У Гасан-бея были иные планы...
- О мой юный друг, давай вместе откупорим кувшин этого старого вина и, воздав хвалу Аллаху, наполним маленькие, китайского фарфора пиалы, дабы сердца наши возвеселились, а уста возрадовались!
- Хороший тост, - сразу же согласился Лев, удовлетворённо разглядывая накрытый купцом дорожный дастархан. - Только пить из этих пипеток я не буду это ж срамотища полнейшая! Неужели нельзя достать нормальную посуду?
Караван-баши подумал и освободил двухлитровую миску из-под винограда.
- Годится. И себе что-нибудь поприличней возьми. Я ж не забулдыга какой... Будем пить на равных!
- Конечно, о мой юный друг!.. Разумеется, о краса моих очей! Как ты захочешь, о немеркнущий светоч моего счастья! - радостно подтвердил Гасан-бей. Будучи сорокалетним мужчиной, опытным в делах такого рода, он наверняка надеялся, что после первой же миски молодой человек опьянеет и сдаст все позиции. Ну что ж... видимо, до этого момента он ни разу не пил с россиянином. В течение первого часа из шатра доносились поэтично-витиеватые славословия и громкий голос Оболенского грозно настаивал на том, что тостуемый пьёт до дна! Охрана и караванщики, ещё не успевшие уснуть, с лёгким интересом прислушивались к отдельно долетающим фразам:
- Э... не перебивай меня! Так вот, а Петька и говорит Василию Ивановичу...
- Вай мэ! Твое дыханье мирр и воздух благовонный! Твой стан - как кипарис, тебе подобных нету...
- А вот тебе, браток, лучше дышать в сторону... И насчет стана ты перебрал, но... в целом мне нравится! Давай ещё за добрососедские отношения?
- Твой взгляд как лик реки, рассвету отворённый! И тело - как луна по красоте и свету!
- Гасан, я щас прям краснеть начну...
Примерно спустя ещё минут сорок из шатра пулей вылетел красный караван-баши. Бочком-бочком, просеменив к сложенным тюкам с товаром, он вытащил ещё один кувшин и, честно стараясь держать равновесие, потрюхал назад. Разочарованный вопль Льва разбудил едва ли не пол-лагеря:
- Пошли дурака за бутылкой, он одну и принесёт! Нет, ну ёлы-палы... дай сюда, я сам разолью!
Теперь уже многим оказалось не до сна. Голос Га-сан-бея звучал всё визгливее и односложней, с заметным спотыканием и искажением падежей. Мужественный рык Оболенского, в свою очередь, только наполнялся благородной медью, а тосты, потеряв в размере, поражали лаконизмом и значимостью:
- За Аллаха! За его супругу! Как нет супруги?! Тогда за детей! Дети есть, точно тебе говорю... Мы - его дети! За мир во всём мире! Хрен шайтану! Да здравствует товарищ Сухов! За улыбку твою! За Мухаммеда! За... чё, всё кончилось?! Гасан... это несерьёзно! Идём вместе...
На этот раз из-под откинутого полога вышел только Лев, счастливого в зюзю купца он почему-то выволок с другой стороны, приподняв тряпичную стену. Потенциальный насильник и неупоимая жертва в обнимку добрались до тюков и, невзирая на осуждающие взгляды истинных мусульман, уволокли с собой сразу три кувшина. Часом позже на ногах был уже весь лагерь! Проснулись даже невозмутимые верблюды. Хотя животные и утомились долгим переходом, но спать, когда пел Оболенский... не смог бы никто! Даже сам Лев ни за что не сумел бы вспомнить, откуда он знает тексты таких популярных на Востоке песен, как "Катюша", "Задремал под ольхой есаул молоденький", "Мальчик хочет в Тамбов" и классическую битловскую "Йесту-дей". Пьяно аккомпанирующего ему на пустом кувшине Гасан-бея это тоже нисколько не волновало... Но самое главное, чуть-чуть подуспокоившись и добив остатки вина, наш нетрезвый герой откровеннейше признался собутыльнику, что он - вор! В ответ на это еле ворочающий языком купец, косея от усердия, шёпотом признал, что он - тоже! Всласть похихикав над этим страшно весёлым совпадением, оба умника дружно порещили сей же час пойти и всех ограбить... В смысле, обокрасть на фиг весь караван! Благо обнадёженные минутным затишьем люди, как убитые, повалились спать... Воспользовавшись этим приятным обстоятельством, алкоголики на четвереньках кое-как выползли из походного шатра и пошли на "дело". Гасан-бей пьяненько хихикал, потроша дамасским ножом тюки со своим же товаром. Лев нашёл где-то большой мешок и пихал в него всё, что плохо лежит. Впрочем, и что хорошо лежало, тоже не миновало мешка - порхающие пальцы "искуснейшего вора" виртуозно освобождали спящих от любых материальных ценностей. Особенно Оболенскому понравилось красть тюбетейки. Почему именно их? Попробуйте спросить пьяного - вот втемяшилось, и всё! Когда мешок был практически полон, к молодому человеку, пританцовывая, дочикилял караван-баши. Судя по всему, он никогда в жизни не был так счастлив... Аллах действительно запрещает мусульманам лить вино, и правильно делает! Ибо по четыре с лишним литра на брата выдержанного креплёного красного уложат кого угодно, а уж эти двое оторвались от души... Гасан-бей напялил поверх дорогого халата чью-то рваную доху и завязал лицо чёрной газовой тканью, имитируя мавра. Ему это казалось очень смешным, и Лев вежливо похохотал вместе с главой каравана. После чего, вспомнив, что в шатре ещё что-то осталось, он опрометью бросился за вином. Кстати, зря... всё кувшины были пусты, и Оболенский, матерно определив несовершенство мира, рухнул, как дуб в грозу, уснув совершенно непробудным сном. Здесь комедия заканчивается и начинается трагедия... А начинается она с того, что хитроумный Гасан-бей, изображающий мавра, тоже поперся в шатёр, но по дороге споткнулся о двух погонщиков, и без того подразбуженных грозовыми раскатами Лёвиного негодования... Узрев с полусонья несуразно одетого незнакомца с рулоном размотанной парчи под мышкой и ножом в руке, караванщики мигом сообразили, что происходит:
- Вай дод! Караул!! Грабят!!! Вставайте, правоверные, держите вора-а-а...
* * *
На хорошем воре - чалма не горит.
Профессиональный фокус.
Глава бухарского каравана едва не задохнулся от пьяного смеха, глядя, как вокруг него быстренько группируются невыспавшиеся погонщики верблюдов. Ему-то наверняка казалось, что его сразу узнают и разделят веселье, видя, какую смешную шутку отчебучил их благородный господин... Гасан-бей не учёл скудного ночью освещения, своего маскарадного костюма и, самое главное, огромного мешка, валявшегося у его ног. Да, да, того самого, в который гражданин Оболенский старательно складывал всё, что успел умыкнуть у тех же караванщиков. На голову нарушителя заповедей Аллаха была наброшена драная кошма, а кизиловые и карагачные палки в умелых руках погонщиков споро взялись за работу, выколачивая из кошмы пыль. Ну и попутно вколачивая в "бессовестного вора" уважение к Корану... Бедный Гасан-бей взвыл дурным голосом! Причём, на свою голову, настолько дурным, что народ сразу догадался: в кошме завернут сам шайтан! (Ибо человек так орать не станет, а уж правоверный мусульманин тем более) Поэтому, дружно призвав на помощь Аллаха, погонщики удвоили усилия. Масло в огонь подлило ещё и отсутствие караван-баши. Двое пареньков помоложе быстренько сбегали к походному шатру, но внутрь заглядывать не решились, так как доносившийся богатырский храп ясно свидетельствовал о том, что спальное место не пустует. А "шайтаноподобного вора" связали, не вынимая из кошмы, и, посовещавшись, отложили до утра, на справедливый суд уважаемого Гасан-бея. Шум утих, украденное имущество кое-как разобрали, и лагерь быстро впал в короткий и сладкий предрассветный сон. А уж что началось утром, когда стонущий с похмелья Лев выпал из шатра, шумно требуя подать сюда его друга Гасана... Когда он собственноручно развязал кошму с побитым собутыльником и караван-баши клялся святой бородой пророка Мухаммеда, что он всех тут поперезарежет... Когда, после массовой экзекуции теми же кизиловыми палками, погонщики, почесывая задницы, гадали, кто же на самом деле воровал тюбетейки... Об этом можно было бы расписывать долго, но зачем? И без того наше повествование напоминает мне длинную дорогу в пустыне, где усталый взгляд путешественника замечает любую, самую маленькую деталь однообразного пейзажа, а вечера у костра услаждают слух чужеземца дивными сказками Шахерезады... Всё хорошо в меру, и описательность тоже, - для нас главное, что вечером того же дня караван Гасан-бея вышел к славному городу Багдаду. Но заночевать пришлось у его стен... По указу эмира городские ворота запирались на закате. Опохмелённый с утра Оболенский, подумав, счёл, что это ему только на руку, так как снова страшно хотел хоть что-нибудь украсть. Тащить весь караван не имело смысла, но и не спереть совсем ничего - тоже не радовало душу. Истинный вор не имеет права на лень и праздность, однако прежде стоило запастись полезной информацией. И Лев отправился на поиски активно избегавшего его Гасан-бея...
- Что тебе надо, о лукавый искуситель?
- А хорошо ведь вчера посидели, Гасанушка...
- Вай мэ, думай, что говоришь, а?! Да на мне места живого нет!
- Так я и говорю: лучшее лекарство - накатить на грудь по пол-литра и завтра с утречка встанем, как огурчики!
Караван-баши долгим взглядом посмотрел в голубые глаза Оболенского, безуспешно пытаясь отыскать там хоть каплю стыда. Ага... как же! Если ему что и удалось разглядеть, так это только наивно-детское удивление, ибо, как говорят в России, "долог день до вечера, если выпить нечего".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48