- Сразу с тремя... Только почему же спал? Я, знаешь ли, очень даже... бодрствовал!
- Только могильная земля исправит горб горбатого... - прочувствованно оповестил домулло, и дверь в комнату открылась. Али-Баба с поклонами ввел внутрь маскарадного купца. Честное слово, иного эпитета было не подобрать! Чалма поверх медного шлема, рукояти ножей, торчащие из-за голенищ, румийская кольчуга, блистающая в разрезе халата, за поясом ятаган а длинная белая борода топорщится мочалом под чёрными усами. Чтобы окончательно быть неузнанным, премудрый господин Шехмет перевязал левый глаз чёрной тряпочкой и изменил голос.
- С-с-салам алейкум, поч-чтеннейшие! - старательно заикаясь, произнёс он. - Я сам арка-ка-ндский купец Ке-керим!
- Керим, - пояснил Ходжа, все, кроме Оболенского, вежливо кивнули. А Лев в совершенно ненормальном оцепенении впился взглядом в ястребиное лицо начальника городской стражи, даже не дыша от изумления.
- Добрейший хозяин, да продлят небеса твои годы и осыпят твой дом благостями, не будет ли нам позволено сесть и насладиться беседой четверых достойнейших мужей, ибо каждому из нас есть что рассказать миру, многозначительно выдал Насреддин, подпихивая Али-Бабу. Тот сразу вспомнил о законах гостеприимства, захлопал в ладоши, и всё тот же мальчик Касим быстренько произвёл на столе надлежащую смену блюд.
- Да простит Аллах моё нетерпение, о великодушнейший Али-Баба, но твоя доподлинная история известна всем, - Когда присутствующие уселись, "брадобрей" вновь взял нить разговора в свои руки. - Я бы мог рассказать много чудесного, но мои уста сковывает печать обета Ибо обещал я Всевышнему не раскрывать чужих секретов и не выдавать личных тайн до тех пор, пока само Небо не призовёт души усопших к Страшному суду! Но, быть может, молодой господин с голубыми глазами и богатырской статью развлечет нас какой-нибудь сказкой?
Лев молчал, всё так же открыв рот и не сводя глаз с напряжённого Шехмета.
- Эй! Эй, уважаемый, я к тебе обращаюсь! - Оболенский не реагировал. Поняв наконец, что все усилия пропадают втуне, домулло почтительно обернулся к так называемому купцу: - Тогда, быть может, мой спутник, благородный торговец Керим из Самарканда, поведает нам занимательную историю?
- M-м... кх... ну, я, вообще-то, не... - Чувствующий себя не в своей тарелке Шехмет не сразу вспомнил о том, что надо заикаться. - Особенных историй как бы и не было... так, мелочь всякая. Служба, разъезды, стражи... ой! Торг-говля, это... стран-ны всякие, стольк-ко интер-р-ресного, уй! Но всего н-не запомнишь... ага.
В дверь постучали, молча вошла Марджина, прикрывая лицо широким рукавом, и поставила перед Оболенским небольшой кувшин вина, литра на полтора. Именно это и сыграло роль последней капли... Лев вздрогнул, соединил в памяти Шехмета и кувшин, после чего повалился в приступе дикого и абсолютно неуправляемого хохота! Он совершенно по-детски, упоённо заливался смехом, он ржал, как лошадь на свежий анекдот, он уже едва дышал, перемежая короткие всхлипы с придушенным хихиканьем, и никак не мог успокоиться...
- Н-ну, и что же т-тут смешного... - непритворно заикаясь, звенящим от ярости фальцетом выдавил глава городской стражи, его пальцы нервно заплясали на рукояти кривого ятагана.
* * *
Хороший писатель не усложняет жизнь своим героям.
Бесплатный совет начинающим.
Надо отдать должное Льву, в какую-то минуту он сумел вовремя остановиться. То есть всей силой воли наступить на горло собственной песне (в данном контексте - хохоту).
- Всё, всё... не кипятись, старик! Дай отдышаться, и я расскажу тебе такую смешную историю, что все правоверные мусульмане вашей епархии просто животики надорвут!
- Сначала скажи - ты ли тот человек, которого называют Багдадским вором?
- Ну я. Пардон, если забыл представиться... Лев Оболенский - тот самый Багдадский вор, собственной персоной. Ещё у кого вопросы есть?
- Нет, - убедившись, что все молчат, объявил домулло, - только, может быть, не надо всё рассказывать, а?
- Пусть говорит! - начальственно разрешил "купец", и Али-Баба поддержал его согласным киванием. Никто и не обратил внимания, куда и как исчезла Марджина...
- Жили-были, значит, я - Багдадский вор - и начальник городской стражи некий гражданин Шехмет... - торжественно начал Лев, демонстративно игнорируя явное напряжение по крайней мере двух слушателей. Но если переодетое начальство заинтересованно вытянуло шею, то проницательный "брадобрей" обличающе покрутил пальцем у виска. (Жест, чрезвычайно редко встречающийся в мусульманских странах, сильно подозреваю, что Ходжа просто перенял его у щедрого на такие штучки Оболенского.)
- Так вот, шёл как-то раз я - бедовая головушка воровская - по пустыне и причалил к одному бухарскому каравану. А заправлял там некий Гасан-бей, не слыхали?
- Не, не...-тут же открестился Шехмет, - н-не слыхал и н-не хочу!
- Ну и леший с ним! Всё равно он гадом оказался впоследствии... Короче, пригласил он меня в шатер и поставил на спор пять кувшинов креплёного вина, а один зажал. Якобы для этого самого Шехмета из городской стражи. Тоже сволочь изрядная...
- Э-э... почему же?! Я слы-лышал, будто бы господин Ш-Шехмет - храбрый, мудрый и весьма достойный п-почитания человек!
- Да, да...-сдержанно подтвердил Ходжа, - Его достоинства так велики, что вызывают исключительно одно восхищение!
- У прекрасных дам? - слегка спошлил Оболенский, но его московский юмор не был оценён по достоинству - никто просто ничего не понял. - А ну вас... В общем, решил я от него ночью сбежать. Стырил у Гасана стильную одежонку и влез в здоровенный такой баул с китайскими ширпотребными шароварами. Слушайте, они у вас тоже все рынки оккупировали, да? Ой, отвлёкся... а шестой кувшинчик шахдизарского я, естественно, затащил с собой. Чего ж, думаю, в скукоте-то сидеть? Так с выпивкой, как сами понимаете, было куда веселее... Утречком в лагере - шум, суета, все вопят и друг на друга наезжают - дескать, верблюды мусульманина съели!
- Вай дод! - не сдержался Али-Баба. - Такое точно бывает! Мой дед спал на песке, а его же верблюд за ночь выщипал ему все волосы на голове...
- Все? - не поверив, отвлеклись Лев, Шехмет и домулло.
- Все! Все четыре, клянусь аллахом! - страстно заверил Али-Баба, присутствующие сочувственно пожали плечами. На Востоке в большинстве живут легковерные люди, перечитайте арабские или турецкие сказки - вы поразитесь количеству самого незатейливого вранья и ещё больше - готовности населения принимать всё это за чистую монетку.
- Если тема волосатого дедушки исчерпана, то я, с вашего разрешения, продолжу... - церемонно объявил Лев, ему вежливо улыбнулись - продолжайте, почтеннейший. - Итак, пока суд да дело, мне в туалет захотелось со страшной силой. В бауле нельзя - все шаровары промочу, наружу тоже не выскочишь - мы в воротах стоим. Думаю, ну куда? Ага, ты правильно угадал, прозорливый купец Керим, - именно в опустевший кувшин!
Лицо грозного Шехмета пошло пятнами... Казалось, что вот-вот, и главу городских стражников хватит удар. Он было открывал рот, беззвучно шевеля безвольными губами, и тут же его захлопывал, словно боясь сказать лишнего. Думаю, на самом деле его уже тыщу лет вот так не высмеивали в присутствии посторонних...
- Там, конечно, было потом много всякого, но суть не в этом. Я ведь почему сейчас, при вас, так неделикатно расхихикался? Просто вспомнил, как этот Гасан-бей наливал из этого кувшина этому самому Шехмету, а он...
- Он - не пил! - срывающимся голосом взвыл "псевдокупец". - Ни глотка не пил! Он сразу понял, что это... слышишь, ты?!
- Заикаться не забывайте, уважаемый, - скромно напомнил домулло, господин Шехмет кивнул и продолжил:
- Я т-тоже слышал эту гн-нусную сказку про нашего дорогого и вс-семи любимого нач-чальника стражи. Тебе не удалось его провести! Он не выпил, не выпил, не выпил, чтоб ты знал!
- Я говорю, заикаться не забывайте, э?!
- Д-да, д-да, спасибо... - закашлялся выравнивающий дыхание гость. - Ну, я х-хотел, чтоб-бы он п-понял!
- Вот за это и выпьем, - с напором опытного миротворца предложил Лев. - За понимание!
Увы, выпить не успели... В комнату вбежал перепуганный мальчик с криками о помощи:
- Там - беда! Лошади почтенного купца взбесились!
- Вай мэ...
- А сундуки ругаются человеческими голосами!
- Вай дод...
- И тётя Марджина обварила себе ногу кунжутным маслом!
- Упс! - подытожил Оболенский. - Подъём, мужики! Надо поглядеть на трезвую голову, что там у нас творится...
Да, собственно говоря, когда они вышли во двор, ничего особенного там уже не творилось. Подуспокоившиеся боевые кони фыркали, прядали ушами, нервно переступали с ноги на ногу, но не бесились. Опытный взгляд господина Шехмета отметил лишь следы маленьких копыт, истоптавших землю вокруг лошадей. Этот факт не ускользнул и от Оболенского... Насчёт "ругающихся сундуков" начальник стражи разобрался ещё быстрее, громогласно сообщив, что, "если хоть какой-нибудь шайтан подаст голос, то не сносить ему головы!". Подозрительный шум разом прекратился, хотя звуки, издаваемые "сундуками", скорее походили на стоны, чем на ругань. А вот разнесчастная Марджина действительно сидела в углу двора на перевёрнутом вверх дном ведре, и всё вокруг нее было забрызгано жирными пятнами. При виде мужчин бывшая рабыня сжала зубы, встала и, страшно прихрамывая, поплелась в дом. Она так старательно делала вид, будто бы с ней ничего не случилось, что ей почти поверили. Покачав головой, Али-Баба прилюдно постыдил мальчика за поднятую суматоху, вновь приглашая всех вернуться за стол. Поцокав языками, гости проследовали за хозяином, и только один Лев Оболенский чуточку задержался на входе - исключительно для того, чтобы послать воздушный поцелуи подмигивающему из-за угла Рабиновичу. Маленький ослик и был на деле первопричиной всех бедствий. Скучающий четвероногий герой явно знал куда больше, чем казалось на первый взгляд. Ведь Лев привёл его до того, как Шехмет с Насреддином разместили в маленьком дворике десять лошадей с притороченными к сёдлам длинными сундуками. В каждом лежал стражник, каждый был заперт на замок, а для дыхания в каждой крышке было просверлено несколько дырочек. Ослик спокойненько бы стоял себе в уголке, если бы не злокозненная Марджина, обстучавшая пару сундуков и убедившаяся, что внутри - люди. Когда она, приплясывая, бросилась кипятить масло, Рабинович взялся за дело.
Надо признать, ничего из ряда вон выходящего он не сотворил, так... начал совершенно бесстыдно домогаться всех кобыл в отряде. А их оказалось целых четыре. Ни самим кобылам, ни стоящим рядом коням, ни белому жеребцу господина Шехмета это почему-то не понравилось. Арабский скакун так вообще счёл, будто кто-то нарушает его личные, племенные прерогативы. Через минуту в маленьком, спаянном табунке вызрел бунт и началась драка! Все пытались прижать, лягнуть и укусить наглого, вертлявого ослика. Каково пришлось лежащим в сундуках стражам, можно только догадываться... А тут ещё и бывшая рабыня спешит с ведром наперевес. Удирая, Рабинович сделал ловкий финт, и арабский жеребец грудью сбил несчастную женщину, заставив её на собственной шкуре испытать всю прелесть кипящего масла. Вот, собственно, и всё... К тому же будем откровенны - всё вышесказанное лишь лирические домыслы Оболенского. Он ведь лично при этом не присутствовал и в описании данного инцидента руководствовался лишь собственной интуицией и хитрющим прищуром доверчивых глаз любимого Рабиновича...
* * *
Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?
Да, да! Марджина и такое предлагала...
Кражи в клинике временно прекратились. Никто не знал, с чем это связано и какому святому ставить пудовую свечу, но... факт остаётся фактом - после вскрытия памятного сейфа целую неделю ничего ни у кого не пропадало. Выздоровление Оболенского шло довольно медленно, по мнению его супруги, и необыкновенно быстро - с точки зрения профессиональных медиков. То есть больной самостоятельно поворачивал голову, шевелил пальцами обеих рук (левой активнее, чем правой), почти без помощи медсестёр переворачивался с боку на бок, и у него существенно улучшился аппетит. Хотя можно ли считать последнее личной заслугой Оболенского? Думаю, всем известно, как кормят в наших больницах и клиниках... Так вот, даже эту перетёртую, пюреобразную бурду выздоравливающий наловчился проглатывать быстро и без претензий. Дополнительные калории и витамины, приносимые заботливой супругой, съедались с тем же пылом, хотя Лев по-прежнему никого не узнавал. Но самое главное, что прогресс пошёл! Мой друг маленькими, но уверенными шажками шёл к выздоровлению. Быстро или медленно, не столь важно, важно - что стабильно! Теперь-то я понимаю все тонкости и почти эфемерные аспекты этой больничной истории. Выздоровление Льва могло обозначать только одно - там, в другом мире, он уже приступил к выполнению своей самой главной миссии...
Как сидели, что пили, чем закусывали и о чём говорили наши герои за столом у Али-Бабы - вряд ли стоит дословно воспроизводить. Ни даже сам Лев, ни УЖ тем более я не смогли бы абсолютно достоверно припомнить малейшие детали застольного разговора, произошедшего столько лет назад. Именно лет, можно было бы написать и столетий, ведь реальные похождения Багдадского вора пришлись на очень древние времена... Как говорится, ещё до царя Гороха... Мы же с вами вернёмся к той достопамятной ночи, когда Али-Баба был освобождён от тирании бывшей спасительницы, господин Шехмет ещё раз получил щелчок по носу и впал в ересь, а Лев Оболенский был живым вознесён на небеса! Не подумайте, что за праведность, совсем наоборот. И, кстати, ему там не очень понравилось...
Как понимаете, эта сволочная Марджина на достигнутом не успокоилась. Одной обваренной ноги ей было мало, и тётка, дождавшись ночи, с маниакальным упорством взялась за прежнее дело. На кухоньке вовсю полыхал весёлый огонь, а в подвешенном казане булькало кипящее масло. Свои "танцующие" кинжалы она достала и наточила заранее. Почему эта, в чём-то довольно умная и даже изобретательная, дамочка отдавала предпочтение уже наработанным методам - я совершенно без понятия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48