Ни Ходжа, ни тем более Оболенский этого делать не собирались. Наоборот, они оба намеревались навестить это самое жилище так, чтобы хозяин оставался в блаженном неведении относительно данного визита...
Выскользнув наружу, домулло долгое время приводил в порядок затекшие мышцы и оттирал кунжутное масло с сапог (башмачник Ахмед, вылезая, оставил миску в том же кувшине). Кое-как справившись с собственными проблемами, Ходжа обошёл все кувшины с условным стуком. Не отозвался ни один... Дежурно обругав всех шайтанов с белой кожей, голубыми глазами и русыми волосами, Насреддин уже предметно взялся за дело и мгновенно вычислил тот, внутри которого была некоторая пустота. Теперь уже он стучал посильнее...
- Кто там? - глухо ответил кувшин.
- Твоя четвёртая жена, о недогадливый внук прозорливого поэта! раздражённо представился домулло и потребовал: - Вылезай!
- Ага... разбежался.
- Не понял?!
- Я говорю, фигу тебе, дражайшая жена номер четыре. Если хочешь, чтоб я честно выполнил свой супружеский долг, - сама сюда лезь!
- Лёва-джан, ты чего?! Не пугай меня, вылезай, ради аллаха!
- Да не могу же, чтоб тебя... - Далее длинная цитата непереводимых на арабский эпитетов и глаголов, относящихся скорее к тем позам Камасутры, которые, как правило, описываются на заборах и стенах общественных туалетов. Не поняв ни слова, но уловив общий эмоциональный накал, Ходжа сделал вывод, что у Оболенского какие-то проблемы. Торопливо сняв деревянную крышку, он сунул голову в кувшин, но обнаружил лишь плотно прижатую к краям миску, в которую он собственноручно наливал подсолнечное масло.
- Левушка, вылезай, умоляю - вылезай, гад!
- Ох, блин горелый с саксофоном, да чтоб я... (Очередная цитата, по прослушивании которой Ходжа засомневался в добропорядочности собственной мамы.) Говорю же идиоту русским языком, что у меня... (Еще одна цитата, из которой Насреддин узнал о себе много такого, о чём и не подозревал даже в страшных снах.) Так нет чтобы помочь, он же ещё и издевается! Плюс ещё эта миска дебильная протекает, как... (Последнее, что понял домулло: впредь он никогда не будет покупать подсолнечное масло, ибо теперь точно знает, из чего и для чего его изготавливают...)
- Лёва-джан?
- Ну?
- Ты только не ругайся, ради аллаха, да?! Я думаю, у тебя просто всё затекло и ты даже пошевелиться не можешь. Ничего, такое бывает... Ты, пожалуйста, сиди тихо, я сейчас. - С этими умиротворяющими словами герой народных легенд огляделся по сторонам, подобрал близ кухни приличный чурбачок и что есть силы шарахнул в лоснящийся бок кувшина. Мелкие осколки так и брызнули во все стороны! А в окружении крупных кусков сидел скрюченный, наподобие Гудини, красный как рак Лев Оболенский. Багдадский вор с головы до ног был облит золотистым подсолнечным маслом, - видимо, от удара миска на его голове треснула окончательно.
- Вот приду в норму и дам тебе в глаз, - убеждая скорее самого себя, неуверенно пообещал Лев, но домулло не обратил на его угрозы ни малейшего внимания.
- Я своё дело сделал. Ты во дворце эмира, - сухо ответил он, скрестив руки на груди. - Теперь твоя очередь, иди и кради!
Оболенский, конечно, и в этом случае намеревался высказаться откровенно, со всеми вытекающими последствиями, но не успел... Мимо, едва не вписавшись в них, пронёсся на кухню молоденький поварёнок с пустым грязным блюдом в руках. Ходжа незамедлительно прикрыл ладонью рот друга, и оба изобразили некое подобие фонтанного ансамбля на тему: "Воспитанность затыкает пасть Сквернословию". Зрелище было весьма поучительным, но паренёк резво бросился обратно, не обращая на героев никакого внимания. Под мышкой у него был чистый поднос...
- Ну, так что, о мой гневный брат, будешь ты красть или нет?
- Буду, - хрипло признал Лев, со скрипом и скрежетом разминая затёкшие суставы.
- Тогда пошевеливайся, пожалуйста! Ближе к полуночи эмир может возжелать мою прекрасную Ириду Епифенди.
- А почему это, собственно, твою?
- А потому, что у тебя уже есть луноликая Джамиля, вдова вампиров! победно припечатал Насреддин, и Оболенский смолчал. При воспоминании о жарких ручках Джамили образ рыжеволосой танцовщицы показался уже несколько размытым.
- Леший с тобой... - подумав, объявил Лев. - Надо делиться.
- Кто со мной?!
- Э... ну, такой немытый степной дэв, только живёт в лесу и всем грибникам фиги из-за кустов показывает.
- А-а-а... понятно. Ты опять хотел меня оскорбить, да?
- Что-то вроде того... Ладно, я пойду, пожалуй, а ты жди здесь. Если что кинь камушком в окошко. - Лев похлопал друга масленой рукой по плечу и, воровато оглядываясь, двинулся к ближайшей двери.
- Лёва-джан...
- Чего тебе?
- Прости, ради аллаха, что отвлекаю, но это вход на кухню. Гарем - вон в том крыле.
Оболенский обернулся, пристально поглядел Ходже в глаза, сарказма или иронии не обнаружил и, сочтя сказанное дружеским советом, развернулся на сто восемьдесят градусов.
- Если до рассвета не вернусь - не жди. Бросай меня и уходи согласно оговоренного плана.
- Как скажешь, друг. Не жду, бросаю, ухожу...
Лев с трудом подавил искушение обернуться вторично. Он шёл вдоль здания дворца, неспешно укрываясь в темных уголках от случайных взглядов ночной стражи. Знаете, я, например, верил ему безоговорочно.
Не из-за того, что мой друг такой уж наичестнейший человек (нет, он охотно прихвастнёт ради красивого словца), а лишь из соображений железной логики. У великого эмира хватало охраны, но будь вы на его месте - разве бы пришло вам на ум беспокоиться и проверять замки в гареме, когда вокруг вас сотни верных слуг? Дворец стоит в центре Багдада, улицы патрулируются гвардией Шехмета, на дворцовой стене разгуливают неусыпные стражи, внутри бодрствуют верные нукеры, да за спиной как тени маячат молчаливые телохранители. Конечно, была одна маленькая причинка - в городе якобы объявился Багдадский вор... Но это сведения непроверенные, и уж в любом случае ни один вор ещё не сошёл с ума настолько, чтобы грабить самого эмира! Стянуть кошелёк с золотом гораздо проще и безопаснее у какого-нибудь простофили на базаре. Селим ибн Гарун ал-Рашид ни за что бы не поверил, что именно этот вор не пойдет на базар. Как не поверил бы в то, что его сегодняшняя "игрушка" может и не испытывать щенячьего восторга от перспектив, уготованных ей судьбой. Эмир не намеревался украшать свой гарем безродной танцовщицей, просто иногда ему хотелось чего-нибудь эдакого, уличного, простонародного... Но мы, кажется, отвлеклись?
Итак, стражники на стенах Льва не видели, они, как и положено, взирали сверху на засыпающий город. Слуги и невольники тоже ничего не замечали, ибо Оболенский вдруг открыл в себе новую способность - по-хамелеонски сливаться с окружающим интерьером. Один раз он нагло прошёл большой освещённый участок, молча помогая какому-то служаке тащить большой ковёр. А в другой - так вообще промаршировал с десятком стражников, опустив голову и семеня за ними след в след, так что любой принял бы его за законно арестованного. Скорость движения Оболенский развил просто невообразимую благодаря тому же подсолнечному маслу. Теперь он ласточкой скользил по полированным кирпичам двора, неслышно огибал повороты и без напряжения протискивался в самые узкие двери...
Гарем нашёлся не сразу. Нет, если бы там над входом висела аккуратненькая табличка: "Гарем эмира. Приёмные дни - среда и пятница, с 10 до 20 часов. Посторонним вход воспрещён", тогда другое дело. А так, несмотря на разведданные скрупулезного Насреддина, найти нужное помещение оказалось не так просто. А проникнуть внутрь и того сложнее... Перед дверями стояли два неулыбчивых нубийца, тупо уставясь пустыми взглядами на алюминиевый полумесяц, интимно строящий рожки из-за главного купола дворца. Ошибка Оболенского заключалась в том, что он наивно счёл обоих обыкновенными евнухами...
- Здорово вечеряли, казаки! - бодро начал Лев, не скрываясь выходя им навстречу. - А я тут сегодня-главный врач-гинеколог. Доктор, лекарь, знахарь и повивальная бабка в одном липе. Мне в гарем, по делу, срочно!
Нубийцы вообще не были евнухами (в смысле, толстыми кастратами с писклявыми голосами...). Эти двое лишились только языков и служили скорее для охраны от чрезмерно любопытных слуг, так и норовивших хоть одним глазком посмотреть на прекрасных жён эмира. Особо удачливые лишались глаза, не особо жизни.
- Эй, братаны! Вы чё?! - неискренне завозмущался Лев, когда чернокожие, молча вытянув руки, взяли его в клещи. - Я ж без дураков говорю, что доктор! Меня эмир послал! У трёх его супружниц внеплановые месячные, в белом ходить не могут, а танцевать хочется... Эй, эй, эй! Когти прочь от нетрадиционной медицины!
Бесполезно... Сейчас он мог бы орать что угодно, но недолго. Нубийцы знали своё дело и бросились на незваного гостя с чисто звериной грацией. Лев так и не понял, почему и как он выскользнул... Видимо, сила душителей была очень велика, а слой масла на халате Оболенского достаточно обилен. Охрана валялась рядом, стукнувшись друг с другом лбами, а Багдадский вор, выскочивший из их лап, как скользкий обмылок, неожиданно услышал мелодичный смех у себя над головой. Откуда-то сверху, со второго этажа, бесшумно спустилась верёвочная лестница, и округлая женская ручка зазывно поманила в окно...
- Гарем! - восторженно прорычал Лев Оболенский, делая первый шаг...
* * *
Застенчивая стриптизёрша раздевается дороже.
Знание, помноженное на практику.
Каждый раз, когда я просил своего друга вернуться к этой щекочущей воображение теме, - глаза Льва подёргивались романтической поволокой. Его супруга Маша подобных рассказов не одобряла. Причём исключительно потому, что упрямо считала их плодом больного воображения мужа. Если бы она хоть на минуту поверила, что всё это было всерьёз... Нет, Машенька - умница, милейший человек и добрая душа, а посему ни мне, ни Льву не хотелось огорчать её ни малейшим образом (и мы беседовали на кухне, за чаем, полушёпотом плюс при включённом радио).
- Андрюха, гарем - это что-то... Вот веришь - нет, а я ведь там не один день провёл - впечатлений на всю жизнь! Я не ангел... Скорее, даже наоборот.
Да, чёрт побери, не сексуальный маньяк, но присутствие хорошенькой женщины, и не в моих руках, - это уже оскорбление! Я всегда старался, как мог, и "оскорбляли" меня не часто... Но дело не в этом... Гарем, он... в общем, вот как бы тебе на примере объяснить... Ты женщин завоёвывал?
- В смысле, брал на поле боя под угрозой пулемёта?!
- Очень смешно... Я имею в виду, ты ведь ухаживал, дарил цветы, кормил мороженым, короче - соблюдал всю необходимую в деле охмурения процедуру и, в конце концов, брал своё, так?
- Ну... где-то как-то вроде того.
- Так вот, а в гареме всё иначе. Скажи, только честно! Лично тебя когда-нибудь хотели три красавицы сразу? Кидали на подушки, раздевали на месте, целовали во все места и отдавались со страшной силой?! Причём ни разу не поинтересовавшись твоим мнением (типа: устал на работе, голова болит после вчерашнего и очень спать хочется...).
- Н...нет, пожалуй, такого не было.
- А у меня - было!
Лев не знал, куда он лезет, не имел ни малейшего понятия о том, какой приём ему готовят там, наверху, и всё-таки лез. О эта необъяснимая русская вера во "что бог ни делает - всё к лучшему"! О эта святая мужская простота, когда все судьбоносные решения принимаются не головой, а её уменьшительно-ласкательным прозвищем! О этот незыблемый дух собственного превосходства и неистребимого романтизма, толкающего нас проверить каждый разрез, измерить каждое декольте и заглянуть в каждую... Братья мужчины, будьте хоть чуточку осмотрительнее! Просто Багдадский вор нарвался на чрезвычайно отзывчивых и истосковавшихся по ласке юных жён эмира, а попади он двумя комнатами южнее.. В том углу жили первые, то есть уже постаревшие и озлобившиеся, настолько верные тётки - кастрировать могли запросто! А тут, по словам Оболенского, он выполз в общий коридор где-то примерно через час-полтора, оставив позади сразу трёх, едва мычащих от умопомрачающего экстаза, гурий. Имён он не знал, они и не пытались представиться, но то, что это были именно гурии, - факт бесспорный! Ибо делали они с ним то, что, по убеждению всех мусульман, делают настоящие гурии в раю с настоящими праведниками...
Из всей одежды Оболенскому удалось захватить лишь тюбетейку. Впрочем, душа его пела, и когда дрожь в ногах немного прошла, он горделиво ускорил шаг, водрузив головной убор на приличествующее ему место. В смысле, на макушку... Общее здание гарема занимало два этажа и подразделялось на несколько помещений. На первом этаже: баня, столовая, кухня, комната для молитв и большой гостиный зал для собеседований. На втором этаже: уединенные комнатки-спаленки, отделённые друг от друга толстыми стенами. Это на случай, если венценосный супруг возжелает сам навестить какую-то из жён, а не призвать её в свои покои. Ну, короче, "ели будет эротический шум и вопли, чтоб прочие супружницы не захлебнулись слюной от зависти... Естественно, стража присутствовала только у входа на первый этаж, войти наверх мог исключительно эмир. Так что Льву в коридоре опасаться было некого, разве вновь доведётся попасться в нежные женские объятия.
- Нет, нет и ещё раз нет! - строго напоминая самому себе, бормотал наш герой, идя неизвестно куда. - Джамиля - чудная девушка, и я не хочу обижать её мелочными изменами. Один раз - это ещё куда ни шло... В конце концов я же был захвачен врасплох и даже чуточку посопротивлялся... Но второй раз категорически нет! Я занят, у меня срочное дело, на меня возложены большие надежды и... черт! Можно подумать, мир перевернется, если я тут немного задержусь?! О аллах, ты меня поймёшь... Это ведь гарем! Когда ещё доведётся...
Но, увы и ах, этой ночью ему довелось испытать совсем другое. Пройдя весь коридор от начала до конца, Оболенский не обнаружил ничего, кроме лестницы, ведущей вниз, и закрытого с обратной стороны входа (или выхода?). Ладно, это не принципиально... Главное то, что Льву пришлось вернуться назад, и вроде бы у одной двери его слуха коснулся знакомый перезвон ножных браслетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48