– Вечеринку? Это здорово! Надеюсь, закуски там будут приличные.
– Ага. Ты и будешь закуской. А, может быть, наш клиент ласт тебе закусить одной из твоих частей тела.
После этих слов я резко метнулся в его сторону. Не потому, что обиделся на его тупую шутку – я на дураков не обижаюсь. Просто этот момент мне показался наиболее удачным.
Все время, пока мы разговаривали, я пытался найти выход. Убегать нельзя. Конечно, я могу преодолеть несколько метров, прежде чем они что-либо сообразят,– сейчас мой мозг, разогнанный чипом, работает с огромной скоростью, а вирусы-симбионты наполняют клетки энергией.
Если бы я сделал это, то стайером меня уже не зацепили бы – он работает лишь на очень коротких дистанциях. Бластер не имеет таких ограничений, однако этим парням нужно получит меня живым.
Таким образом, вариант казался оптимальным. Однако я не могу знать наверняка, что они не используют бластер. Во-первых, может быть, им заказали доставить меня в любом виде – просто за живого цена выше, вот они и стараются. Но, увидев, что их деньги уходят, вполне могут удовольствоваться и меньшей суммой. Во-вторых, даже если и обязательно нужен им живым, то можно стрелять по ногам – уверен, что их подготовка достаточно хороша, чтобы сжечь мне коленный сустав без угрозы для моей жизни. В-третьих, один из них может просто не выдержать и открыть огонь – от неожиданности.
Таким образом, убегать нельзя. Покорно ждать, пока меня парализуют,– тоже. Глупо надеяться, что обиженный вчера мужик немножко меня побьет, а потом отпустит.
Значит, единственно верный вариант – напасть первым. Оставалось только выбрать подходящий момент, когда я буду достаточно близко и когда эти трое меньше всего будут ожидать нападения.
Последняя шутка главного так понравилась ему самому, что на мгновение он потерял бдительность. В это самое мгновенье я и прыгнул. Что ж, буду надеяться, что его шутка была действительно последней.
Я вцепился в его руку, держащую станер, повернул ее в сторону второго. Главарь рефлекторно дернулся, палец на спусковом крючке дрогнул.
В голове слегка помутилось. Хотя я и стоял в стороне от парализующего луча, но небольшая часть энергии всегда рассеивается в стороны. По-настоящему защищен лишь тот, кто стреляет,– назад рассеивания не происходит.
Впрочем, эффект совсем легкий и продлился лишь долю секунды. Тот, кто оказался прямо под действием луча, упал без сознания. Другой, стоявший позади него и чуть в стороне, тоже шмякнулся, но остался в сознании и даже сохранил контроль над мимическими и жевательными мышцами – сейчас он пытается бормотать какие-то проклятия. Двое выведены из строя, остался один противник. Но зато какой!
На меня обрушивается град ударов обеими ногами и левой рукой – правую, с зажатым в ней стайером, я все еще крепко сжимаю. Часть ударов я блокирую, от других просто уворачиваюсь.
Не переставая обмениваться ударами, мы пытаемся отнять друг у друга станер или хотя бы направить его дуло в сторону противника. В какой-то момент главарю троицы это почти удается, он высвобождает стиснутую мной руку. Однако, чтобы совершить это, ему пришлось ослабить свою кисть на ручке станера.
Я понимал, что если ничего не сделаю, то через несколько секунд буду лежать без сознания. Тогда я просто ударил его по руке снизу. Так как в этот момент он почти не держал станер, оружие вылетело из его руки и шмякнулось в нескольких метрах от нас.
Каждый из нас понимает, что завладеть стайером уже не удастся – если броситься к нему, то противник нападет прежде, чем удастся поднять парализатор.
У меня на поясе болтается бластер, у главаря троицы – тоже, он подвесил его туда, когда разговаривал со мной, чтобы освободить руки для станера. Однако воспользоваться этим видом оружия мы тоже не можем – гораздо быстрее дотянуться до горла противника, чем до своего пояса, поэтому мы и не пытаемся.
Постояв друг напротив друга, мы расходимся к разным стенам коридора. Теперь между нами метра три.
– Зря ты это сделал,– сказал главарь троицы.– Похоже, ты не совсем представляешь себе, на кого вякаешь. Ты хоть знаешь, кто мы такие?
– А ты знаешь, кто я такой? Сам не знаешь, с кем связался. Например, вчера я убил больше сотни людей.
Он рассмеялся, в его неживых глазах запрыгали блики от валяющегося на полу фонарика. Похоже, он решил, что я шучу. А зря, ведь я абсолютно серьезен.
Резкий рывок, я несусь на него. Но он готов к этому – смех был лишь уловкой, чтобы я поверил, будто он потерял бдительность.
Неужели он думает, будто я настолько глуп, чтобы не понять этого? Серию ударов руками он отражает легко, поскольку к нападению готов. А вот к удару ногой в колено – нет, он же не знает, что я разгадал его хитрость.
К сожалению, эта хитрость не производит эффекта, на который я рассчитывал,– похоже, его коленный сустав заменен прочным протезом. Скорее всего, остальные суставы тоже искусственные.
Другой ногой бью в пах, вкладывая всю силу. Удар заставляет его дернуться, однако он по-прежнему может продолжать бой. Похоже, в его организме удалено все, что не нужно для работы, а то, что нужно, заменено имплантатами.
Это открытие меня несколько ошеломило, так что я пропустил мощный удар рукой. В последний миг осознаю, что увернуться уже не успеваю, блокировать – тоже. Удар меня наверняка выведет из строя на те несколько мгновений, которые необходимы противнику, чтобы окончательно добить меня.
Решение приходит само – я просто отскакиваю назад. Жаль, с этого расстояния я не могу воспользоваться тем, что противник открылся, нанося удар. Но все же его атака прошла впустую – рука лишь слегка чиркнула меня по плечу.
Я понимаю, что мне вряд ли удастся победить его, просто обмениваясь с ним ударами. У парня наверняка защищены все точки, по которым достаточно нанести лишь один удар. А долго и нудно избивать его я не могу – выдохнусь прежде, чем нанесу ему хоть сколько-нибудь серьезные повреждения.
Я представил себе поток времени. Я не плыву в нем, я стою на месте и пропускаю его сквозь себя. Я могу контролировать его скорость. Я могу замедлить реальность, проносимую сквозь меня этим потоком.
Все вокруг стало невероятно отчетливым.
Все вокруг перестало быть просто плоскими картинками на сетчатке глаза, предметы обрели объем, я вижу каждый из них изнутри.
В сознание врываются тысячи шорохов, до этого неслышимые. Я не просто могу вычленить каждый из них из общего звукового фона и определить направление до него, я вижу место каждого звука в общей картине, я ощущаю пространство посредством этих шорохов.
Отчетливо слышу свое сердцебиение. А вот мои противники не имеют этого пульсирующего звука – вместо них три потока ровного жужжания. Их сердца заменены искусственными насосами.
Главарь троицы метнулся ко мне, я отчетливо вижу, как его тело медленно наплывает на меня. Он выбрасывает вперед руки парой смертоносных плетей.
Я отчетливо вижу строение каждого его измененного сустава. Да, против него действительно неприменимы большинство известных мне приемов. Значит, надо отрешиться от заготовленных движений, от шаблонных ударов.
Легко проскальзываю между его рук, которые с огромной скоростью медленно пролетают мимо. Каждое его стремительное движение неимоверно растянуто. И мне не составляет труда уворачиваться.
Мои пальцы цепко держат его правую руку, начинают уводить ее на меня. Я почти физически ощущаю, как в его локтевом суставе нарастает напряжение.
Может быть, его руку и нельзя сломать обычными приемами. Но каждая кость – настоящая или искусственная – всегда является рычагом. А значит, приложив силу в нужных точках, можно легким движением создать огромное усилие.
Если это усилие по направлению совпадает с движением тела, то совсем нетрудно вывести его из равновесия.
Почувствовав, что падает, мой враг попытался выровняться. Но изменить положение корпуса он не может – как бы хороши ни были искусственные суставы, но даже они не могут поворачиваться во все стороны. Всегда существуют какие-то «мертвые» направления. А я держу его руку именно так, что для выравнивания корпуса ему необходимо повернуть плечевой сустав именно в таком, абсолютно невозможном направлении.
Так что единственное, что осталось ему, чтобы не упасть – семенить ногами. Однако моя нога легко вплелась между ними. Его нелепый танец прервался, он полетел вниз.
Я не выпускаю его руку, обрушиваю на нее весь свой вес, всю свою силу. Нехотя рука поддается, с громким хрустом искусственный сустав сгибается в направлении, не предусмотренном конструкторами.
Инерция швыряет меня вниз, но я все-таки исхитряюсь упасть не прямо на тело врага, выставляю вперед руки. Перекатываюсь в сторону и, сдернув с пояса бластер, разворачиваюсь к противнику.
Воздух расцвечивается синим светом зарядов, стены озаряют отблески вспышек. В развороченной выстрелом груди что-то искрится, однако противник еще жив – даже без притока крови его мозг сможет работать какое-то время.
Левая рука тоже не пострадала и уже тянется к бластеру на поясе. Еще серия зарядов разносит металлопластовый череп в клочья. Тело еще двигается, но это всего лишь агония – спинной мозг, лишенный контроля, принялся бессистемно напрягать и расслаблять мышцы.
Я обернулся к парализованной парочке. Тот, которому досталось меньше, умудрился слегка приподняться, упираясь в пол левым локтем. Ноги его все еще не действуют. А вот правая рука тянется к бластеру на поясе. Целенаправленно, хотя и безуспешно – кое-как шевелить рукой он может, но вот мелкая моторика все еще не восстановилась. Кисть руки вообще висит безжизненной плетью. И как он намеревался в таком состоянии стрелять?
Однако медлить нельзя – его пальцы уже слегка подрагивают. Да и точность движений крупных мышц восстанавливается – кисть руки уже легла на рукоятку, хотя ухватить ее он все еще не может.
Интересно, какие переделки в их организме привели к столь невероятной устойчивости к парализации? Даже примерно предположить не могу. Я бы после такого пятнадцать минут без сознания провалялся бы. А ведь с того момента, как парализовало этого парня, не прошло и минуты.
Да и второй уже приходит в себя, хотя получил парализующий заряд в упор!
– Ребята, вы извините, но по-другому нельзя. Ведь если я вас в живых оставлю, вы от меня не отстанете.
Я поднял бластер. Тот, которому досталось меньше, судорожно задвигал рукой. Ему все-таки удалось обхватить пальцами рукоять бластера. Он попытался поднять оружие, я понял, что ждать дальше нельзя, и пальнул. Потом перевел бластер на второго и еще раз выстрелил – торопливо, пока еще в состоянии выстрелить в беспомощного.
А что я еще мог сделать? Это сейчас он беспомощен, а через несколько минут будет представлять вполне реальную угрозу.
Я отдал чипу команду прекратить «разгон» мозга. Едва он послушался, как в глазах потемнело. Чтобы не потерять сознание, я был вынужден сесть.

ГЛАВА 17

Через несколько минут звон в голове утих, зрение вернулось в норму. И все же встал с пола я с трудом. А ведь мне еще нужно взгромоздить на себя неподъемный рюкзак.
Болтающуюся на шее дыхательную маску я надел вновь. Постепенно я пришел в себя. Однако мысли вялые и безжизненные, как мухи осенью. Надеюсь, что мозг сможет хотя бы немного восстановиться до того, как мне снова м.надобятся все его ресурсы. Хотя еще больше я надеюсь на то, что таких ситуаций в ближайшее время не возникнет. По это уже из области беспочвенных фантазий.
Дойдя до конца коридора, я уперся в лифт. Он не работает – все-таки здесь уже сотни лет обесточены все системы.
Однако вниз можно попасть и другими способами. Например, через служебную дверь рядом с шахтой лифта.
Войдя в нее, я немного поплутал по узким искривленным коридорчикам – этот этап пути Фома описал недостаточно подробно.
Но все же через несколько минут я наткнулся на люк в полу. Туда можно и просто спрыгнуть – так поступил Фома. А обратно выбраться по скобам в стене шахты. Но я предпочел привязать к идущей вдоль стены трубе веревку и спуститься по ней. Не зря же я тащил все это снаряжение! Да и пол внизу мокрый – не уверен, что, спрыгнув туда, я не поскользнусь.
Спускаться пришлось в темноте – руки заняты, а в зубах фонарик категорически не захотел помещаться. Правда, я сначала пробовал закрепить его на поясе. Но в такой позиции он освещал только пол внизу, а с каждым моим движением луч света дергался настолько резко, что даже обработанное чипом изображение содержало лишь невнятное мельтешение. Подобная стробоскопичность сильно отвлекает, а польза от такого освещения – нулевая. Пришлось отклочить фонарик совсем.
На том этаже, куда я спустился, когда-то шли ожесточенные бои – пластик стен местами обуглился, некоторые двери выбиты, а на других замки прострелены.
Здесь явно применялось и дистортионное оружие – огромные участки пола, стен и потолка украшены характерными концентрическими трещинами. Самые большие из таких участков имеют в центре отверстие. Одна из дыр в полу оказалась достаточно велика, чтобы через нее протиснуться – что я и сделал.
Тот коридор, в который я попал теперь, почти не пострадал – лишь на потолке следы боя, проходившего уровнем выше. Из этого туннеля спускаться дальше можно было только на лифте – все, что ниже, слишком секретно, туда не ведут никакие служебные помещения.
Когда-то для этого нужна была специальная карта из фрактального пластика – возле дверей лифта видна характерная горизонтальная щель, куда полагалось помещать карту. Однако теперь в шахту лифта может проникнуть каждый, кто обладает соответствующим снаряжением и толикой безрассудства – и того и другого у меня в избытке. Двери лифта раздвинуты. Похоже, кто-то очень постарался – на сверхпрочном металлопласте дверей остались глубокие вмятины. Фома говорил, что, когда он сюда добрался, двери были уже раскрыты.
Я просунул между створками голову, заглянул вниз. Абсолютно не представляю себе, как Фома спускался сюда без снаряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61