Он, наверное, встречается и с другими. А мне ничего не рассказывает, — пожаловалась Трейси.
— Почему тебя это так волнует? Я думаю, ты от него без ума.
— Не говори глупостей, — возразила Трейси. — Мне нужна информация для моей статьи.
Она услышала, как фыркнул Стефан. Он что-то сегодня очень долго ею занимался. Раньше ее стрижка не занимала столько времени.
— Не смеши меня, Хиггинс. Меня так легко не проведешь, — ответила Лаура. — Ты просто в него влюбилась.
— Лаура! — Трейси дернула головой, чтобы повернуться к подруге, и ножницы Стефана угрожающе щелкнули у самого уха.
— Прекрати! — закричал он. — Я занимаюсь моей головой, а не твоим сердцем.
— Моей головой, — поправила Трейси. — И мое сердце здесь совершенно ни при чем. Я люблю Фила. Джон — всего лишь мой друг. Он всегда был моим другом.
Лаура принялась тихонько напевать, показывая, что слушать Трейси бесполезно.
— Но, Лаура, ты же меня знаешь, — запротестовала Трейси. — Я просто пытаюсь сделать свою работу. Я не влюблена в Джона.
— Это ты так думаешь, — ответила Лаура. — Мы всегда сначала это отрицаем.
Стефан издал ужасный звук: что-то среднее между шипением рассерженной кошки и треском гремучей змеи. Он шагнул к Лауре, и на секунду Трейси показалось, что он ее ударит. Вместо этого он развернул фольгу.
— Да, то, что надо, — сказал Стефан. — С тобой кончено.
Трейси не совсем поняла, что это значило: то ли закончена окраска волос Лауры, то ли с ней самой покончено в эмоциональном плане. Что бы это ни было, Стефан вернулся и снова принялся за ее волосы; на этот раз он занялся висками.
— Не слишком коротко, — повторила Трейси. — Я не влюблена, — сказала она Лауре.
— Конечно. А Маркус — очень милый и интеллигентный. Послушай, я всю жизнь провела на улице Влюбленных. У меня там свой дом, а ты только снимаешь квартиру. И я должна сказать тебе, Трейси, что ты влюблена.
— Нет. Я просто… недовольна. И расстроена, — возражала она. — Статья получается хорошей, но Джон так изменился. Он уже не такой надежный друг, как раньше. Он обижает Бет и, наверное, других девушек. Я страшно переживаю.
— Может, ему нужно встретить достойную противницу? — предположила Лаура.
— Ты серьезно?
Лаура пожала плечами.
— Ты нарушила космические законы. Теперь приготовься отвечать за последствия своей кармой, — сказала Лаура противным голосом буддистского гуру.
— Я просто обязана сбить с него спесь!
— Вот именно, — согласилась Лаура. — Верни гармонию во Вселенную.
— Оставьте вы его в покое, — вмешался Стефан. — Он как ребенок в магазине игрушек.
— Ребенок? — возмущенно переспросила Лаура, но Трейси тут же подняла брови, чтобы ее остановить. Никогда не поправляй парикмахера, когда у него в руках ножницы, — это основной космический закон.
— Я должна найти для него настоящую женщину-вамп, — сказала Трейси. — Пусть охотник получит свою добычу.
— Жаль только, что у тебя нет ни одной знакомой роковой женщины. Кроме меня, конечно, но у меня теперь есть работа. Может быть, конечно, Шерон Стоун согласится укротить твоего питомца.
— Лаура, ты гений! — воскликнула Трейси.
— Я знаю, а как ты думаешь, эти полосы мне идут? — спросила Лаура.
Стефан в последний раз взмахнул ножницами над головой Трейси и развернул ее кресло.
— Готово! — провозгласил он, доставая зеркало.
— О боже! — простонала Трейси, увидев свое отражение. Он постриг ее слишком коротко!
* * *
Трейси лежала на диване с тюрбаном из полотенца на остриженной голове, а Фил и Лаура убирали после обеда, как всегда, пикируясь.
— Да ладно, — говорил Фил. — Ты еще скажешь, что посуду надо мыть в определенном порядке.
— Конечно, — невозмутимо ответила Лаура. — Разве ты этого не знал?
— Я знаю, когда меня водят за нос.
— Я не дотронусь до твоего носа даже этой щеткой, — сказала Лаура, демонстрируя ему щетку для мытья посуды и откидывая назад свою роскошную гриву. — Но я не могу поверить, что ты не знаешь, в каком порядке нужно мыть посуду.
— Чепуха. Нет никакого порядка. Просто моешь ее, когда кончается чистая, правда, Лысая?
Поглощенная своими переживаниями, Трейси пробормотала что-то нечленораздельное. Но им и не требовался ее ответ.
— Существует определенный порядок, — настаивала Лаура. — В зависимости от того, что ты раньше берешь в рот.
— О чем ты говоришь? Это какие-то сексуальные шуточки? — удивился Фил.
— Тебе пора прочистить мозги. Может, примешь слабительное? — разозлилась Лаура. — Миссис Огг всегда учила нас, что начинать нужно со столовых приборов, потому что их мы берем в рот. Их моют первыми, пока вода совсем чистая. Правда, Трейси?
Трейси снова что-то пробормотала.
— Понятно? Теперь отложи их в сторону и помой стаканы, потому что ты прикасаешься к ним губами.
— Так ты не разыгрывала меня?
На лице Фила было написано такое удивление, как будто она объяснила ему, что нужно сделать, чтобы напечататься, или как играть на его гитаре.
— Я напишу об этом стихи, — пообещал он. — Правда, это будет гениально, Щипаная Курица? Иди поиграй со мной в водичке, — позвал Фил.
Трейси повернулась на другой бок и застонала. Лаура только покачала головой.
— Ты что, не можешь оставить ее в покое? Слушай дальше. Следом за стаканами идут тарелки, потому что к ним не прикасаются ртом.
— Когда ты готовишь, к моей тарелке это не относится, потому что я ее вылизываю.
— Разве честно так говорить? — строго ответила Лаура. — Как будто ты стараешься сделать так, чтобы я готовила для тебя чаще.
Но она даже немного покраснела от удовольствия.
— И наконец, моют кастрюли и сковородки, которые даже ты не вылизываешь. — Лаура дала ему жесткую мочалку.
Трейси хотелось, чтобы они исчезли, растворились в воздухе и оставили ее предаваться отчаянию. По крайней мере, Лаура пыталась чем-то занять Фила.
Трейси уже несколько дней провела на диване. Она даже соврала на работе, что заболела. Она пыталась заняться статьей для Маркуса, но могла думать только о том, как Элисон собьет с Джона спесь. Но как заставить ее пойти на свидание с ним?
— Может, я и не облизываю сковородки, но мои соседи облизывают, — сказал Фил и без всяких возражений принялся скрести кастрюлю.
— Слушай, Трейси, вылезай наконец из-под своих одеял. Хватит оплакивать свою прическу.
Трейси в ответ снова застонала.
— Знаешь, я ищу себе квартиру, — заметила Лаура.
— Да ну? — удивился он. — Ты возвращаешься в свое гребаное Сакраменто?
— Нет, — сказала она, стянув резиновые перчатки и тщательно смазывая руки кремом.
— Зачем ты это делаешь? — заинтересовался Фил.
— Чтобы руки оставались мягкими.
Он взял ее за руку.
— Да, — сказал Фил. — Они действительно мягкие.
Он замолчал, затем принялся скрести кастрюли с удвоенным энтузиазмом, избегая смотреть на Лауру.
— Значит, ты собираешься переезжать отсюда? Нашла квартиру и все такое?
— Знаешь, — сказала ему Лаура, — я думаю, что Трейси обращала бы на тебя больше внимания, если бы она могла принимать тебя всерьез. Если бы у тебя была своя собственная квартира, настоящая работа и жизненные планы.
— Они у меня есть, — нахмурился Фил.
— Жить на шесть долларов в год, которые ты получишь за свою литературу? — спросила Лаура. — Или питаться бесплатным пивом, которым вас угощают за игру?
— Это тебя не касается, — отрезал Фил.
Лаура пожала плечами.
— Как хочешь, — сказала она. — Только молодость ни для кого не длится вечно. Не считая Уоррена Битти .
— А кто это? — спросил Фил.
— Неважно. Его место занято, — ответила Лаура. — В Сиэтле полно рабочих мест. Ты легко найдешь такое, где будешь делать то, что тебе нравится, и хорошо получать. Тебе не надоело целыми днями спать, слоняться без денег и жить за чужой счет?
Фил бросил кастрюлю в раковину.
— Иди ты к черту, — разозлился он. — И будь проклята лошадь, на которой ты прискакала. Мне нужно время для творчества, — сказал Фил тоном капризного ребенка. — Я должен быть свободен днем, чтобы писать.
— Да ладно. Ты можешь заливать это Трейси, но не мне, дорогой. Мой отец был писателем. Знаешь, чем он занимался?
Фил покачал головой.
— Он писал. Так делают все писатели. — Лаура помолчала, затем дружески похлопала его по плечу. — Я не хотела тебя обижать. Просто я думаю, что ты на самом деле несчастлив.
— А кто сказал, что человек должен быть счастливым? — спросил Фил, надевая куртку. — Кто сказал, что нужно жить для счастья?
— По крайней мере, никто в Энсино, — согласилась Лаура. — Вот я и уехала из этой чертовой дыры. И я не думаю, что главное — это счастье, и не думаю, что главное — это любовь. Я считаю, что ты — как и каждый из нас — просто стремишься к тому, что тебе нравится, и избегаешь того, что тебе не по душе. И я не думаю, что тебе надоело целыми днями ничего не делать и чувствовать себя абсолютно бесполезным. Не говоря уж о том, чтобы получать отказы из претенциозных журналов и от придурков вроде Боба.
Лаура пожала плечами.
— Мне кажется, что все это тебе уже надоело. Если хочешь, можешь назвать меня оптимисткой.
На некоторое время в комнате повисла напряженная тишина. Трейси закрыла глаза, ожидая, что Фил устроит истерику. Может быть, он даже ударит Лауру или сломает что-нибудь, прежде чем вылетит из квартиры. Вместо этого она услышала такое, что заставило ее забыть о своей облысевшей голове.
— Знаешь, — сказал он тихо, — я начинаю думать так же.
Глава 29
Трейси сидела на своем обычном месте в «Хижине Джаббы», нетерпеливо ожидая Джона. Она пощипывала кончики своих коротеньких волос. У нее еще никогда не было такой короткой стрижки. Это было отвратительно, и она была готова убить за это Стефана, который ее постриг, Фила, который смеялся над ней, и Лауру, которая посоветовала не волноваться, потому что волосы скоро отрастут. По крайней мере, она могла надеяться, что Джон ей посочувствует.
Трейси посмотрела на часы. Она сидела здесь уже двадцать минут, но Джон так и не появился. Совсем непохоже на него.
Заметив Молли, Трейси заранее съежилась в ожидании неприятных комментариев.
— Черт возьми! Ты подалась в монашки? А я и не знала, что ты католичка. К тому же ты пришла вовремя, а он опаздывает. Видно, наступил конец света.
— Я не всегда опаздываю, — вяло возразила Трейси.
Молли облокотилась на стул.
— Не всегда, если пятьдесят одна неделя в году три года подряд не значит всегда.
Молли вытащила свой блокнотик.
— Будем разыгрывать обычный спектакль, пока ты не остановишься на своей яичнице? — спросила она. — Или ты собираешься сидеть здесь и дергать себя за волосы, чтобы они быстрее выросли?
Трейси сложила руки на коленях.
— Молли, если отбросить твой английский шарм, скажи, ты ведь действительно не любишь меня? — спросила Трейси.
— Конечно, не люблю, — радостно подтвердила Молли.
Трейси была потрясена. Целую минуту она сидела молча, приходя в себя.
— Но за что? Я тебе ничего не сделала.
— Наверное, я просто не люблю дураков, — с готовностью объяснила Молли. — Так случилось, что я дочь одного дурака и бывшая жена другого. Можешь назвать меня слишком чувствительной, но у меня на них аллергия.
— Но я же не дура, — искренне возразила Трейси.
— Ну да, а я не официантка. — Молли показала Трейси на пластиковую табличку, прикрепленную у нее на груди. — Прочти, что на карточке. — Затем она показала на Трейси. — А на твоей написано: «Трейси Хиггинс: журналистка на полставки, дура — на полную».
— Но что я сделала? — спросила Трейси, почему-то припомнив сон, в котором она покрасила своего кокера в синий цвет.
— Да чего ты только не делала, — сердито ответила Молли. — Ты встречаешься с подонками. Один недоумок сменяется другим, а у тебя никак не хватает ума, чтобы покончить с этим.
Молли присела напротив Трейси за столик.
— И уж раз ты сама спросила, то слушай. Потом, как будто тебе этого мало, ты превращаешь единственного приличного парня во всем городе в такого же подонка.
— Не говори так! Джон не подонок. Он просто стал… немного более привлекательным, — объяснила Трейси. — И он больше уверен в себе, — добавила она.
— За счет других? — спросила Молли. — Я-то вижу, что происходит. Он приводит своих подружек сюда выпить кофе, прежде чем идти с ними домой. Почти как мой кот Могги, который приносит мне мышей, прежде чем их прикончить. Три разные девушки за одну неделю!
Молли наклонилась ближе к Трейси.
— Ты взяла доброго чуткого парня, который умел слушать женщин и старался сделать им приятное — и хотел, чтобы им было приятно, — и научила его всем приемам, которыми пользуются бабники с холодными сердцами. Теперь он полноценный член этого клуба. Ты хоть сама понимаешь, что наделала?
Трейси больше не возражала, она просто сидела и думала над словами Молли.
— Что-то очень-очень плохое? — растерянно спросила она.
Официантка молча смотрела на нее. И все, что сказала Молли, и сон о синем кокере, и ревность Фила, и предостережения Лауры, все вдруг сложилось вместе, как картинка из мозаики. Ничего. Ей понадобится небольшая помощь и немного удачи, и она исправит свою ошибку.
— Молли, ты права, — сказала она.
Официантка кивнула с удовлетворенным видом. Трейси проглотила свою гордость.
— Ты поможешь мне исправить Джона?
— Как?
— Достань мне два билета на «Радиохэд». У тебя есть связи, я знаю.
Хотя Молли давно уже не ездила с рок-н-рольными группами, но друзья всегда заходили к ней, когда выступали в Сиэтле. Она была знакома — а может быть, и спала — со всеми администраторами, не говоря уже о большинстве гитаристов.
Выражение лица Молли явно показывало, что она не слишком доверяет Трейси.
— И что я за это получу? — спросила она.
— Ты получишь назад самого лучшего парня города Сиэтла.
— Я подумаю над этим, — сказала Молли, но Трейси видела по ее лицу, что она согласна.
— Спасибо, Молли.
— Подожди, я совсем не уверена, что у меня это получится. И не надо возвращать Джона в первобытное состояние. Мне понравилось, когда он стал получше выглядеть, честно говоря, ему давно требовался визит полиции моды.
Это был первый раз на памяти Трейси, когда Молли похвалила хоть что-то из того, что она делала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40