«Кто этот человек? – прошептал Конде. – Что он здесь делает? Чего ждет?»
Какой-то мужчина, стоявший по ту сторону рва, внимательно смотрел на Бастилию.
И вдруг принца осенило: этот человек пришел сюда ради него!
Схватив клочок бумаги, он быстро написал несколько слов и завернул в листок монету в пять ливров.
Затем Конде снова кинулся к окну. Мужчина стоял на прежнем месте.
Тогда принц громко крикнул, чтобы привлечь его внимание, и, просунув руку между прутьями, швырнул записку вниз.
Она упала, и человек тут же подобрал ее. Внезапно раздались выстрелы. Мужчина бросился бежать и вскоре скрылся из вида. На лестнице раздался громкий топот. Через несколько секунд в камере появился комендант Бастилии в сопровождении десяти охранников.
– Что вы от меня хотите? – в ужасе пробормотал Конде.
– Монсеньор, – произнес де Невиль, – вы бросили записку прохожему. Отрицать бесполезно: мы все видели. Я вынужден строго наказать вас.
– Наказать? – вздрогнул принц.
– Теперь вы будете находиться в другом месте! Стража, отведите монсеньора к Четвертому Колодцу! Это как раз одна из излюбленных камер принцев. Окно там выходит во внутренний двор.
Конде успокоился: он был даже доволен. Принц устало махнул рукой. Это означало, что ему все равно.
– Однако, господин комендант, – сказал офицер, – эта камера уже занята. Куда нам деть заключенного, который там сидит?
– Но это же очень просто! Приведите его сюда!
Итак, Конде очутился в камере, очень напоминавшей его прежнее обиталище. Правда, окно выходило на узкий темный двор.
От нечего делать принц стал наблюдать за окном своего бывшего места заключения. Конде удивило, что там до полуночи горел свет…

Глава 17

Шевалье де Капестан поселился на постоялом дворе «Славная встреча», у господина Гаро. Первым делом молодой человек отправился на угол Ломбардской улицы, где нашел Коголена, который, балансируя на верхушке шаткой лестницы, малевал какую-то вывеску. За его работой, задрав головы, наблюдали Тюрлюпен, Готье-Гаргий, Толстый Гийом, хозяин постоялого двора и десятков пять зевак. Капестан присоединился к толпе. Наконец Коголен закончил свой шедевр и вдруг увидел шевалье. Громко вскрикнув от радости, он потерял равновесие и шлепнулся на мостовую – впрочем, без всякого ущерба для своего здоровья.
– О! Господин шевалье! – завопил верный оруженосец. – Какая радость! Какое счастье! Теперь меня по праву можно называть Коголеном-Удачей!
Затем Капестан поспешил на улицу Вожирар, приказав Коголену следовать за ним, держась в трех шагах за его спиной.
«Прощайте навсегда, удары палкой! – ликовал Коголен. – Прощайте, все незадачи! Да здравствует удача! Нет никаких сомнений в том, что мой хозяин разбогател, и теперь-то я наконец узнаю, что такое – есть четыре раза в день.»
Правда, когда Коголен увидел, что они идут к «Славной встрече», а не к какой-нибудь роскошной гостинице, он слегка засомневался в том, что шевалье и впрямь стал богачом…
…Итак, Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан временно проживал на постоялом дворе «Славная встреча». Однако молодой человек заверил своего верного оруженосца, что настанет день, когда они переберутся в великолепный особняк, на воротах которого будет красоваться герб Тремазанов.
– Ибо, – добавил шевалье, – я приехал в Париж, чтобы разбогатеть, а значит, совершенно невозможно, чтобы мне это не удалось. Тогда ты будешь моим главным экономом.
Весь день Капестан пытался разыскать Жизель Ангулемскую. Весь день он думал о своей любимой. Сначала его посещали в основном приятные мысли. «Жизель – не маркиза, – рассуждал шевалье, – и я почти уверен, что она никогда ею не станет.» Но затем в душу Капестана закралась тревога. К несчастью, опасения шевалье были отнюдь небезосновательными.
«Она меня любит, – говорил себе молодой человек. – Но ведь она – знатная дама. Возможно ли, чтобы она вышла замуж за такого ветрогона, как я?»
Капестан тяжело вздыхал… Но как бы то ни было, он решил повидать Жизель и герцога Ангулемского. Шевалье не знал, что герцог находится в Бастилии. Капестан искал их, но так и не нашел. Однако, как ни странно, молодой человек был почти счастлив, что не смог встретиться со своей возлюбленной! Он был убежден, что, когда ему удастся снова поговорить с Жизелью, он услышит, что впредь никогда не должен ее видеть. Потому шевалье был рад, что удалось оттянуть этот ужасный миг.
Как только стемнело, Капестан направился к Бастилии. Он упрекал себя в том, что принц де Конде оказался в тюрьме. И теперь шевалье твердо решил освободить его. Ко всему прочему это послужит еще и хорошим уроком юному королю.
Капестан долго бродил вокруг старой крепости, пытаясь найти в ее укреплениях слабые места. Но пока ему ничего не приходило в голову… Однако шевалье не отчаивался: он знал, что в решающий момент обязательно что-нибудь придумает. Велев Коголену глядеть в оба и предупредить его в случае опасности, Капестан двинулся направо…
Он остановился там, где ров ближе всего подходил к башне. Шевалье тщетно всматривался в окна: ему не удавалось ничего разглядеть. Он приподнялся на цыпочки и замахал руками. И вдруг Капестан вздрогнул. Одно из узких окошек башни отворилось, и оттуда вылетел какой-то белый предмет, упавший прямо рядом с ним.
Какой-то узник попытался с ним связаться! Шевалье поднял предмет, лежавший у его ног. Это была монета, обернутая бумагой. В тот же миг грянули выстрелы. Шевалье увидел, что пули взрыхляют землю в двух шагах от него.
Капестану оставалось лишь одно: пуститься наутек. Разумеется, он не забыл прихватить с собой клочок бумаги. Вскоре шевалье был уже там, где оставил Коголена.
– О Боже! – в ужасе вскричал верный оруженосец. – Господин шевалье! В вас стреляли! Пулями!
– Нет, – спокойно ответил Капестан, разворачивая бумагу. – Это было экю. Видишь, я подобрал кое-что.
И шевалье с усмешкой показал оруженосцу тяжелую серебряную монету. Затем он разгладил смятый листок – и прочел вот что:
«Парижане, на помощь принцу де Конде, который умирает в нищете в камере номер четырнадцать Казначейской башни!»
Шевалье побледнел. Его сердце болезненно сжалось.
– Он умирает! Он в нищете! – прошептал Капестан. – И все это из-за меня! А ведь этот несчастный принц не сделал мне ничего дурного! О, если бы это был Гиз! Герцог де Гиз, который меня оскорбил! Если бы я мог засадить Гиза в камеру номер четырнадцать Казначейской башни!
Однако шевалье понимал: проникнуть в Бастилию ему не удастся.
– Уходим! – внезапно сказал он.
И Капестан с Коголеном отправились на улицу Сен-Антуан. Они уже дошли до ее угла, где возвышался особняк Сен-Мара, как вдруг Коголен прошептал:
– О! Лантерн!
– Лантерн! – в тот же миг завопил чей-то голос. – Лантерн, ко мне! Сюда, мои люди!
Шевалье резко остановился. Крик доносился из кареты, во весь опор мчавшейся по улице. Очевидно, кричавший попал в скверную историю… Тем временем карета поравнялась с Капестаном.
– Ко мне! – продолжал вопить человек. – На помощь Сен-Мару!
– Сен-Мар! – Шевалье не поверил собственным ушам. – О Марион! Наконец-то я смогу отблагодарить тебя! И я сделаю это, пусть даже мне придется поплатиться жизнью!
Капестан бросился к карете и изо всех сил вцепился в упряжь.
– Погоняй, мерзавец! – рявкнул грубый голос.
– Ко мне! – хрипел Сен-Мар.
– Господин де Шеман! – обернувшись назад, крикнул кучер. – На нас напал грабитель!
– Сюда, Коголен! – прогремел шевалье.
Кучер тщетно хлестал лошадей: они замерли и стояли теперь, как вкопанные. Дверца кареты отворилась, и Шеман, выпрыгнув на мостовую, подошел к Капестану. С другой стороны к шевалье спешил Коголен. Голоса маркиза больше не было слышно.
– Прочь, негодяй! – крикнул человек Ришелье. – Пошел вон!
– Сам пошел вон! – ответствовал шевалье.
– Берегитесь! – процедил офицер, поняв, что имеет дело с серьезным противником. – Я выполняю приказ моего господина. Я состою на службе у монсеньора де Ришелье. Мое имя де Шеман.
– Мое имя – Тремазан де Капестан. И я ни у кого не состою на службе, – заявил шевалье.
– Что вам угодно? – злобно спросил де Шеман.
– Мне угодно освободить вашего заключенного! – решительно произнес молодой человек.
Взревев от ярости, Шеман бросился на Капестана. Было очень темно, и противники бились вслепую. Вдруг Шеман выронил шпагу, рухнул на колени, застонал и свалился на бок.
– Может, я его убил? – пробормотал шевалье. – Если бы он не назвал меня негодяем, с ним было бы все в порядке… Впрочем, я сделал это не нарочно.
Капестан присел на корточки и приложил ухо к груди Шемана. Сердце билось… Тогда шевалье перенес поверженного противника на левую сторону улицы, которая была освещена луной. Теперь Капестан увидел рану. Шеман был поражен в бедро. «Травма, конечно, очень неприятная, но не смертельная», – подумал шевалье и облегченно вздохнул. Вдруг он заметил, что за поясом у Шемана находится какая-то бумага. Капестан схватил ее, развернул, бегло прочитал и спокойно спрятал в карман своего камзола. Затем шевалье вернулся к карете. В ней – без сознания, с кляпом во рту – лежал Сен-Мар. Несмотря на то, что была ночь, шевалье сумел разглядеть лицо маркиза. Дело в том, что стало немного светлее…
В то время, как Шеман и Капестан сражались, на Коголена, державшего лошадей, набросился кучер. Это был здоровенный малый, да еще и вооруженный огромным кинжалом. Итак, этот человек кинулся на Коголена и нанес ему страшный удар. Бедняга рухнул, как подкошенный.
– Я разрубил его пополам! – расхохотался великан.
Он нагнулся над поверженным: увы, Коголен не подавал никаких признаков жизни!
В этот момент что-то свалилось кучеру на плечи. Это было какое-то волосатое существо. Длинные патлы попали великану в рот, в глаза… Он ничего не видел, ему было нечем дышать! Кучер попытался стряхнуть с себя эту тварь, но она уселась на нем верхом, и он почувствовал, что в глотку ему вцепилось два десятка скрюченных пальцев… Великан попытался их разжать, но безуспешно. Вскоре силы ему изменили, и он рухнул на землю, как мешок.
А случилось вот что: Коголен, спасаясь от удара кинжалом, бросился на мостовую, а потом, улучив момент, вскочил на лошадь, а оттуда – на плечи гиганта. Сдернув с головы свой парик, он залепил им лицо кучера и вцепился великану в горло. Таким образом, оруженосец шевалье одержал блестящую победу над грозным и опасным противником.
В мгновение ока Коголен очутился у дверей особняка Сен-Мара и принялся отчаянно колотить в ворота.
Ворота почти сразу же распахнулись, и на улице появились Лантерн и швейцар, оба вооруженные до зубов. Коголен отвел слуг маркиза к карсте. При виде хозяина, лежавшего без памяти, Лантерн словно окаменел.
Маркиза осторожно перенесли в особняк. Туда же оттащили и кучера, которого заперли в одной из комнат. Наконец, в дом доставили Шемана, который уже пришел в себя.
Капестан обратился к нему:
– Сударь, вы сдаетесь? Если нет, то я вас убью. Если да, ответьте мне, почему Ришелье приказал вам отвезти маркиза де Сен-Мара в Бастилию.
Шеман понял, что шевалье не шутит. Туренец прочел во взгляде Капестана свой смертный приговор. Однако Шеман вовсе не собирался прощаться с жизнью! Поэтому он прошептал:
– Я сдаюсь, сударь!
Шевалье перевязал ему рану и приказал:
– А теперь – говорите!
«Что же это за человек? – изумленно подумал туренец. – Он хочет меня убить – и заботится обо мне, словно брат. Право, это настоящий дворянин!»
– Сударь, – начал Шеман, вздохнув, – правда проста… Господа де Ришелье и де Сен-Мар страстно влюблены в одну и ту же особу. Она же предпочитает господина де Сен-Мара. Господин де Ришелье приказывает схватить господина Сен-Мара и отправить его в Бастилию. А женщину он держит у себя дома. Видите, как все просто!
– Ага! – прошептал Капестан. – Значит, женщина у него.
– Да, сударь, в особняке на набережной Огюстен, – подтвердил де Шеман.
Дальше шевалье слушать не стал. Он бросился в комнату, где находился кучер, забрал его плащ и шляпу, приказал Коголену дожидаться здесь, выбежал на улицу, вскочил на козлы экипажа и хлестнул лошадей…
– Монсеньор, карета вернулась, – доложил слуга Ришелье.
– Хорошо! – удовлетворенно сказал епископ. – Пришли ко мне Шемана.
– Господин де Шеман, кажется, был вынужден задержаться в дороге, – осторожно сообщил лакей.
– Задержался? – недовольно пробурчал Ришелье. – Тогда пришли ко мне кучера.
– Я уже подумал об этом, монсеньор, – поклонился слуга. – Этот человек ждет за дверью. – С этими словами лакей удалился.
Через несколько секунд в кабинет Ришелье вошел кучер. Епископ нетерпеливо спросил:
– Что случилось? Заключенный в Бастилии?
– Нет, монсеньор, – ответил язвительный голос. – Господин де Сен-Мар находится в своем особняке.
– В своем особняке! – прошептал ошеломленный Ришелье. – Этот голос… О! Этот голос!
– А что касается Шемана, монсеньор, – продолжал посетитель, – то ему сейчас как раз перевязывают бедро, которое я слегка поранил…
Капестан снял шляпу и плащ. Ришелье окаменел.
– Сейчас я вам все объясню, монсеньор, – любезно улыбнулся шевалье. – Я спокойно прогуливался – и вдруг услышал, как господин де Сен-Мар зовет на помощь. У нас с ним старые счеты… Я хотел вызвать его на дуэль: мы уже дважды собирались сразиться, но оба раза поединок пришлось отложить. Теперь нам помешал господин де Шеман. Вот я и вынужден был заняться Шеманом, а мой слуга взял на себя вашего кучера. Ну а чтобы дать вам немедленный отчет обо всех этих событиях, я позволил себе воспользоваться вашей каретой, – с вежливым по клоном закончил свой рассказ молодой человек.
Из груди Ришелье вырвался хриплый стон. Наконец он глухо произнес:
– Капитан!
Шевалье выпрямился. Его глаза сверкнули.
– Капестан! – грозно проговорил он. – Да, монсеньор. Но будьте поосторожнее. Это уже не фарс, как у комедиантов на праздниках господина Кончини. Вы сочиняете трагедии, монсеньор. Одно оскорбительное слово – и я стану вашим соавтором:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50