И, возможно, именно поэтому я еще нескольк
о раз овладевал нашей пленницей. Ничто уже не имело значения. Не было ник
акой нужды предпринимать каких-то особых предосторожностей, чтобы скр
ыться от Батиса. Смерть уже приготовилась причалить к нашему острову, и э
то была наша смерть; в подобных обстоятельствах человеку свойственно п
огружаться в свой внутренний мир. Кафф проводил бесконечные часы в каки
х-то никчемных занятиях, которые, однако, требовали усердия. Он старался
отвлечься от реальности, починяя дверь или пересчитывая немногочислен
ные динамитные шашки, оставшиеся в нашем распоряжении. Батис различал и
х между собой, как крестьянин узнает своих коров, и даже придумывал им им
ена. Патроны, которые он считал особенно замечательными, Ц не имею понят
ия, на каком основании он выделял их среди прочих, Ц Кафф откладывал в ст
оронку, завернув в шелковый платок. Иногда он развязывал узелок и пересч
итывал их, прикрыв глаза и дотрагиваясь до каждого пальцем, словно никак
не мог запомнить наверняка точное их число. Батис знал, что его дотошност
ь бесит меня, поэтому ему должно было казаться совершенно естественным,
что я уходил с маяка Ц по крайней мере, так нам удавалось избежать ругани
и ссор. Во время этих долгих отлучек я трахался с животиной. Иногда Ц в до
мике метеоролога, но чаще всего в лесу, чтобы Батис не мог подкрасться нез
аметно.
Таким образом, на протяжении этих дней нашего медленного умирания, я ред
ко виделся с Батисом. Хуже того: атмосфера на маяке как-то странно накалил
ась. И дело было не в том, что мы говорили друг другу, а скорее в том, о чем ум
алчивали. Враг все еще не решался покончить с нами, и мне было необходимо з
анять чем-нибудь свою голову. Я вспомнил о книге Фрезера.
Ц Вы не знаете, куда запропастилась книга Фрезера? Я ищу ее уже пару дней
и никак не могу найти.
Ц Книга? Какая книга? Я книг не читаю. Этим занимаются только монахи.
Я не верил ни единому его слову. Зачем ему была нужна эта ложь? Неужели он и
спытывал ко мне такую неприязнь, что готов был даже помешать мне читать ф
илософскую литературу? Батис, который умел быть по-своему дипломатичным
, не поднимаясь со стула, хлестнул меня неожиданными резкими словами:
Ц Вам нужны книги? Вы хотите развлечься? Вероятно, нам следовало бы пойма
ть для вас одну живую лягушечку.
И Кафф посмотрел в мою сторону с отвратительной ухмылкой на губах. Подоз
ревал ли он что-нибудь? Наверное, нет. Ему просто хотелось ранить мою чувс
твительность. А еще таким образом он выдворял меня из своей комнаты, пото
му что горел желанием трахать свою животину. Мне не хотелось уходить.
Ц Чего никак нельзя сказать об этом острове, Ц сказал я, Ц так это что з
десь можно соскучиться. Почему бы вам не попробовать взглянуть на ситуац
ию по-новому? Возможно, спасение от невзгод у нас прямо перед носом.
Он процедил ехидно:
Ц Неужели? Ц Батис скрестил руки на груди и занял позу внимательного сл
ушателя. Ц Тогда поделитесь со мной своим опытом. Ваши усилия уже дают пл
оды? Каким же еще полезным навыкам вы ее обучаете? Французской кухне? Кит
айской каллиграфии? Или все ограничивается жонглированием четырьмя по
леньями?
Дело было не в том, чему мы могли обучить ее, а в том, чему могли от нее научи
ться. Самым отчаянным было то, что в сущности ничего не изменилось. Раньше
мы были пейзажистами, которые рисовали бурю, стоя спиной к горизонту. Нам
просто следовало повернуть голову.
Все глаза смотрят, но немногие из них наблюдают, и ничтожное меньшинство
способно видеть. Сейчас я следил за ней, ища человеческие черты, и находи
л женщину. Детали были незначительными: она улыбается, сознательно оруд
ует всегда левой рукой, раздражается, если я хожу за ней по пятам, и садитс
я на корточки, когда писает. Одним словом, это настоящая женщина, которая
совершенно по-европейски боится показаться окружающим смешной. А я, чуд
ак, до сих пор судил о ее поведении, как ребенок, не имеющий понятия о прави
лах мира взрослых. Каждый день, проведенный возле нее, каждый час внимате
льного наблюдения сокращал расстояние между нами с волшебной быстрото
й. Чем больше я общался с ней, тем больше она вынуждала меня перенести мои
переживания в спокойное русло обыденности. Мои чувства превращались в
точные инструменты. И действительно: как только я начинал объяснять себ
е ее поведение каким угодно способом, избегая видеть в ней лишь животное
, картина менялась, словно под действием волшебного зелья. Но она принадл
ежала своему миру. Она была одной из них.
Все глаза смотрят, но немногие из них наблюдают, и ничтожное меньшинство
способно видеть. Еще одна ночь на балконе; нас с Батисом скрывает пелена п
адающего снега. Раньше я не заметил бы даже мраморных глыб, а сейчас разл
ичал даже песчинки на горизонте. Однажды во время штурма, когда противни
к испытывал нашу способность защищаться, Батис ранил одного из них, дово
льно мелкого. Четыре соратника бросились ему на помощь. О Господи, Господ
и! То, что мы считали жадностью каннибалов, было лишь усилием этих сущест
в унести с поля сражения своих раненых, невзирая на град пуль. Мне был особ
енно отвратителен этот предполагаемый каннибализм, эта жажда сожрать п
адаль даже тогда, когда в теле еще теплилась жизнь. Сколько раз мы стреля
ли в существ, которые хотели только спасти своих братьев!..

12

Кем она была? Там, на маяке, я тысячу раз задавал себе этот вопрос Ц когда ж
елание вскипало во мне и сразу после того, как я овладевал ею. До и после ка
ждого штурма; когда вставало солнце, и когда оно садилось. Я спрашивал са
мого себя об этом каждый раз, когда обессилевшая волна выплескивалась на
наш берег: я смотрел с балкона на море, огромное пространство, которое мы
всегда считали пустым, и в моем мозгу тщетно билась одна и та же мысль: кто
ты, зачем ты здесь?
Мне никогда не суждено узнать о ней что-нибудь. Я обречен на это извечное
незнание. Между нами раскрывалась необъятная пропасть. Она была одним и
з существ, которые обитают в океанских глубинах. Мое воображение не мог
ло нарисовать картины ее мира, ее повседневную жизнь и банальные мелочи
Ц те основы, на которых зиждилось ее существование. Как мне было понять, ч
то произошло между ней и ее собратьями? Как представить ее разочарования
, ее поражения? Я никогда не смогу узнать, почему она укрылась на маяке. Это
было столь же невозможно, как для нее Ц понять, какие причины привели на
остров дезертира-ирландца. Прежде чем я оказался на маяке, моя душа прош
ла по извилистым и опасным дорогам. И если я исходил из предположения то
го, что она была подобна мне, то должен был согласиться с мыслью о том, что и
она проделала похожий путь, но в бесконечно далеком измерении. Я не ведал
даже того, существует ли слово «любовь» в их языке и что оно означает.
Теперь я обращался с ней с такой нежностью, которой раньше не было между
нами. В первый раз я овладел ею в порыве отчаяния, просто потому, что обсто
ятельства привели меня к этому. Прежде чем я впервые дотронулся до нее, е
е запах казался мне тошнотворным. Полное отсутствие волос, влажная кожа.
Сейчас я не мог поверить, что когда-то испытывал подобное отвращение. Пр
авда, теперь моя нежность возникала сама собой. Не буду отрицать, что сна
чала мое поведение было обдуманным: мне казалось, что, проявляя к ней неж
ность, словно она была действительно женщиной, я вызову взаимное притяж
ение. Я верил, что если она сколько-нибудь чувствительна, то увидит огром
ную разницу между мной и Батисом Каффом. И тогда самая человечная состав
ляющая ее существа увидит свет, как бабочка, которая выбирается из своег
о кокона. Но этого не случилось. Независимо от моего желания моя страсть
росла и становилась все более искренней, однако она была безразлична. Я з
амечал, что во мне растет новая любовь, любовь, которую породил маяк. Но по
мере того, как я приближался к ней, моя необычная любовь наталкивалась на
все новые препятствия. Прежде чем отдаться мне, она никогда не смотрела м
не в глаза. После близости не обращала внимания ни на улыбку, ни на ласки. М
оя возлюбленная отмеряла наслаждение с точностью часов, которые указыв
ают нам время. И была столь же холодна, как они.
Если вне маяка она выносила мое присутствие, то внутри становилась наст
оящим призраком и избегала меня. Бесполезно было искать знаков ее вниман
ия. Кроме того, там существовало еще одно препятствие: Батис Кафф. В его пр
исутствии она становилась еще менее общительной, если только можно так
сказать. Мне хотелось видеть в ней совершенно особое существо, угнетенно
е страшным тираном. Однако на маяке, среди оружия и рядом со своим господи
ном, она превращалась в прежнее безмозглое создание, некую помесь покор
ного пса и боязливой кошки. И все то, что незадолго до этого я смог, как мне к
азалось, разглядеть, обращалось в мираж.
Теперь я уже не знал, на чьей стороне была правда. Быть может, я просто хоте
л придать более достойный вид своему желанию. Вероятно, я хотел видеть в н
ей существо, равное себе, потому что боялся предстать перед лицом смерти
человеком, обуреваемым животными инстинктами. С другой стороны, я отрекс
я от человечества, от всех людей мира. И, хотя это казалось мне самому неве
роятным, во мне с каждым днем укреплялась мысль о том, что, сама того не вед
ая, моя возлюбленная стала для меня тем самым убежищем, в поисках которог
о я покинул Европу. Стоило мне взглянуть на нее, коснуться Ц и жестокость
, царившая на маяке, исчезала. Я понимал, потрясенный, что мне было даже нев
ажно, насколько она человекоподобна, как сильно ее сходство с женщиной. Н
еправду говорят, что Господь в день седьмой отдыхал. В день седьмой Госпо
дь создал ее и сокрыл от нас в морской пучине.
Как бы то ни было, мои действия не имели ничего общего с размышлениями. Я п
редпринимал почти невероятные усилия, чтобы обладать ею вдали от Батис
а. Однажды я увел ее с собой в лес, и потом мы задремали на нашей постели из
о мха. В тот день стали явными все неловкости нашей тайной любви. И не толь
ко это.
Я Ц марионетка без нитей, мои силы на исходе, словно их не осталось вовсе.
Сознание блуждает в каких-то иных мирах, полных тихой грусти. И вдруг, ког
да мне хочется зевнуть, я чувствую, что она зажимает мне рот своей рукой, п
охожей на живую присоску, и вынуждает молчать. Я открываю глаза. Что такое?

Слышатся резкие звуки какой-то немецкой песенки. Совсем недалеко от нас
кожаные сапоги Батиса топчут траву и мох. Он ищет материал для ремонта ма
яка. Когда ему попадается подходящее деревце, он безжалостно обрушивае
т на него свой топор. Потом ощупывает ствол, проверяя его на прочность, и с
меется в одиночку. Я вижу только его ноги за деревьями, совсем недалеко. Он
подходит еще ближе, настолько, что щепки дождем падают на наши тела. Моя в
озлюбленная сохраняет удивительное спокойствие. Она не дышит, не мигает
, и ее рука приказывает мне следовать ее примеру. Я повинуюсь. У нее горазд
о больше опыта: сколько раз ей приходилось прежде скрываться от китовЦ
убийц и тысяч других подводных опасностей? Батис прочищает глотку, в это
м клекоте слышно удовлетворение. Потом он уходит, напевая.
Через несколько часов, когда Кафф вошел на маяк, он встретил нового челов
ека. Батис сел напротив меня в некоторой рассеянности, и я сначала ничего
ему не сказал. Он говорил о том же, о чем всегда: его занимали только боепри
пасы и поврежденные двери.
Ц Батис, Ц прервал я его. Ц Это не чудовища.
Ц Простите, что?
Я выдержал длинную паузу, потом повторил:
Ц Мы сражаемся не с животными, я в этом абсолютно уверен.
Ц Камерад! Здесь, на маяке, любой может свихнуться. А вы Ц особенно. Вы сла
бый человек, Камерад, очень слабый. Не всякий может вынести жизнь на маяке.

Но я больше не мог следовать за ним. Наши взгляды были подобны двум дорога
м, которые идут рядом, но в какой-то точке расходятся в разные стороны. Я ус
тало покачал головой и стал медленно ронять слова. Каждое из них имело св
ой вес.
Ц Нет, Батис, нет. Вы ошибаетесь. Мы должны остановиться. Нужно послать им
знак доброй воли.
Ц Я не желаю вас слушать.
Ц Мы должны сделать какой-то жест. Может быть, тогда они поймут, что эта в
ойна нас не интересует. Ц Мной овладело отчаяние. Ц Наверняка теперь уж
е поздно. Но другого выхода у нас нет.
Естественно, я не мог рассказать ему всей правды. Я не мог объяснить, что з
вери не знают тайных страстей и не скрывают измены. Я не мог сказать, что в
се его доводы опровергаются этой рукой, которая заткнула мне рот. Поэтом
у пришлось говорить менее конкретно, пока Батис не стукнул своей ручищей
по столу так, что все стоявшие на нем предметы полетели на пол. Зрачки его
глаз сузились до размера булавочной головки и горели черным огнем.
Он не желал меня слушать и встал из-за стола. Я считал бессмысленным прод
олжать эту бойню. Наши враги не были животными, и простая констатация это
го факта не позволяла мне стрелять в них. Зачем им было убивать нас? Почему
они готовы отдать свои жизни на этом ничтожном островке в Южной Атланти
ке? Разумного ответа на эти вопросы я не знал, но сделал жест, моля выслуш
ать меня с пониманием.
Ц Сделайте небольшое усилие, Батис. Они могут предъявить нам множество
претензий. Посмотрите на ситуацию с этой точки зрения: мы Ц захватчики. Э
то их земля, единственная земля, которая у них есть. А мы заняли ее, построи
ли свое укрепление и держим вооруженный гарнизон. Не кажется ли это вам д
остаточным поводом для их нападений? Тут меня против моей воли охватило
негодование. Ц Я не могу обвинять их в том, что они сражаются, чтобы освоб
одить свой остров от захватчиков! Не могу!
Ц Где вы были сегодня после обеда?
Неожиданная смена темы разговора вынудила меня сменить мой резкий тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28