Бочонки с бренди ритмично перелетали из рук в руки, что свидетельствовало о сноровке, выработанной за долгие годы занятия этим опасным промыслом. Не менее дюжины помощников выскочили из прибрежных кустов и принялись торопливо уносить груз. Работа продолжалась в полном молчании. Ни лиц контрабандистов, ни тех, кто их встречал, различить не было никакой возможности потому, что большинство из них было в одинаковых, опущенных на глаза шляпах и скрывающих нос и рот платках. Подождав, когда разгрузят бренди, человек в черном плаще достал из своей лодки явно тяжелый ящик, осторожно пронеся его над водой, поставил на валун поблизости от того места, где спряталась Софи. Несмотря на страх, юная француженка сгорала от любопытства. Черная лакированная поверхность ящика была инкрустирована перламутром, и Софи никак не могла взять в толк, что же такое могло в нем скрываться.
Окончив разгрузку, контрабандисты вернулись к своим лодкам и вновь взялись за весла. Однако их товарищ в черном плаще за ними не последовал. Лишь только лодки ушли в море, он, потирая руки, принялся осматривать свой таинственный груз. Убедившись, что серебряный замок на крышке в полном порядке, неизвестный с видимым усилием взвалил ящик себе на плечо.
Софи невольно вскрикнула, когда его взгляд устремился на то место, где она пряталась. Он словно почувствовал, что здесь кто-то есть. В то же мгновение рука его выхватила торчавший из-за пояса пистоль, и Софи услышала щелчок взведенного курка. Вжавшись в холодный камень, девушка затаила дыхание, слыша, как все ближе шуршит под каблуками его сапог морская галька. Затем все стихло. Судя по всему, он остановился, чтобы прислушаться. Секунды, которые он находился рядом с Софи прежде чем повернуть назад, показались ей вечностью. Когда она наконец набралась смелости посмотреть в его сторону, он уже уходил по тропинке прочь. Вскоре тьма поглотила его, и берег стал столь же пустынным, как и полчаса назад. Начавшийся прилив уже скрыл оставленные килями лодок отметины. Софи прислонилась лбом к холодной скале. Волны уже кипели около ее бедер, и подводное течение трепало юбки, но Софи не двигалась с места.
Ей хотелось, чтобы контрабандист ушел как можно дальше, прежде чем она покинет этот пустынный берег. Наконец, стараясь двигаться по возможности быстрее, она пересекла усыпанную галькой прибрежную полосу. Выйдя на тропинку, она надела туфли и остановилась прислушиваясь. Все вокруг было спокойно, но оставшийся до дома Клары путь Софи преодолела на одном дыхании, оставляя за собой шлейф соленых морских брызг от мокрых юбок.
Как обычно, Клара оставила в окне горящую свечу. Проскользнувшая через калитку Софи успела заметить, как в ту же секунду опустилась занавеска на окне спальни ее подруги. Вдова не раз говорила, что места себе не находит до тех пор, пока француженка не вернется домой. В стоявшей во дворе купальне Софи сняла с себя мокрую одежду и бросила её в кадку с замоченным бельем. Она частенько поступала подобным образом, так что к утру никаких следов морской воды не останется, и у любопытной вдовы не будет повода задавать вопросы. «Интересно, – размышляла мадемуазель Делькур, – знает ли Клара о том, что контрабандисты промышляют в непосредственной близости от ее дома?»
Софи вошла в жилое помещение через кухонную дверь и первым делом, как обычно, пошла проверить, мирно ли спит Антуан. Он разметал простыни, так как ночь выдалась особенно душной, и Софи поправила его постель. Ей хотелось проводить с мальчиком побольше времени. Когда его укладывали спать, он все еще плакал по покинутой матери, и Софи решила беседовать с ним по-французски, рассказывая о родителях и родной стране. Ей не хотелось, чтобы Антуан позабыл свое прошлое. Хотя шаль графини и была безвозвратно потеряна, мальчик все еще носил с собою деревянного солдата, подаренного ею.
Оказавшись в своей спальне, Софи присела на край кровати и постаралась унять охватившую ее дрожь. Вне всякого сомнения, контрабандист в черном плаще был местным жителем, так как ушел пешком. Вполне возможно, он жил на ближайшей ферме, а может, это мельник с одной из здешних мельниц? Вполне возможно, она его даже обслуживала, ибо тех, кто промышлял по ночам контрабандой, днем легко было принять за самых уважаемых граждан.
Было бы крайне неосмотрительно с ее стороны донести кому бы то ни было о том, что она сейчас видела, и даже Клара будет вне себя, когда появится очередной повод для блюстителей порядка посетить ее дом с визитом. На всю округу было всего лишь два таможенника, время от времени посещавших пивную «Старого Корабля», В их обязанности входило пресекать любые проявления контрабанды и арестовывать замеченных в этом преступлении. Очень часто контрабандисты заявляли протесты, утверждая, что дни всего лишь свободные предприниматели, ссылаясь при этом на право граждан торговать по их усмотрению, но подобный аргумент в зале суда не имел ровно никакого веса.
Быть может, ей удастся проинформировать этих двух таможенников о грозящей опасности, не называя своего имени, и тогда бы те позвали отряд драгун из брайтонского военного лагеря и устроили засаду. Пожалуй, это было единственное разумное решение.
Глава 6
В первый свободный от работы день Софи решила повидаться с Генриеттой. Она уже оправилась от пережитого после встречи с контрабандистами шока и стала лучше спать по ночам. И если и впрямь приливные волны рокотали под их домом, она этого уже не слышала так же, как не слышала шум прибоя, прежде тревоживший ее сон. И лишь только плач Антуана, да редкие визиты Клариного дружка по-прежнему могли ее разбудить.
Она чувствовала себя гораздо спокойнее после того, как подкинула анонимный донос в карман таможеннику, как-то вечером накрывая ему стол в пивной. Софи надеялась, что после ее сигнала последуют какие-то действия.
На Стайни в самом разгаре были поросячьи бега. Молодые дворяне постоянно организовывали подобные мероприятия, и уже собралась довольно большая толпа зевак. В роли оседлавших свиней жокеев выступали несчастные лакеи, вынужденные соревноваться по приказу своих господ.
Принц, если верить Кларе, прежде был весьма охоч до подобных шалостей, однако теперь новомодные брайтонские безумства уже его не привлекали.
Дом, указанный в адресе Генриетты, оказался внушительным особняком с террасой и находился близ центрального парка – места, где весь день играла музыка и танцы продолжались до самого утра. После того как Софи дернула за веревочку дверного колокольчика, перед нею предстала строгого вида служанка-француженка, с явным удовлетворением сообщившая Софи, что мадемуазель де Бувье сейчас нет дома. Тогда Софи представилась и поинтересовалась, будет ли в таком случае возможно встретиться с тетушкой мадемуазель Генриетты. Мотнув головой, служанка удалилась. Вскоре она вернулась с ответом.
– Мадам вас примет, – резко сказала она, после чего провела Софи в крытый цветник.
Там в тени персикового дерева восседала баронесса де Бувье, надменного вида женщина с мелкими чертами лица и узенькими глазками. Балдахин и широкополая соломенная шляпа, завязанная под подбородком розовыми ленточками, давали дополнительную защиту от солнца чрезвычайно бледному лицу баронессы.
– Прошу садиться, мадемуазель Делькур, – произнесла она довольно высокомерно, указав веером на кресло рядом с собою. – Генриетта говорила о вас. – Она с сожалением всплеснула руками. – О, как я скучаю по изысканным сладостям кондитерской вашего отца. Все здешнее не идет с ними ни в какое сравнение.
Поблагодарив баронессу, Софи объяснила причину своего визита.
– Как скоро придет Генриетта? – поинтересовалась она при этом.
– Как мне ни больно об этом говорить, но она вынуждена зарабатывать себе на жизнь, – голос баронессы дрожал от негодования. – Никогда не думала, что кто-то из членов моего семейства дойдет до этого.
Софи обрадовал тот факт, что Генриетта, проявив должную инициативу, все же устроилась на работу. Она уже было собралась спросить, какую именно работу выполняет ее подруга, как баронесса продолжила.
– Ох, мне бы здоровье моей племянницы, – голос мадам был исполнен крайней жалости к себе. – Вы не поверите, как страдала я долгими зимами в этой промокшей от дождя стране. Силы мои на исходе, и если бы не тот светский образ жизни, который мы все еще пытаемся вести, сохраняя традиции старой Франции, я бы уже давно умерла.
И она стала далее оплакивать свою судьбу, порицая все английское, в том числе и налоги на пудру для париков, которые она считала гнуснейшим надругательством над эмигрантами, которые подобно ее мужу, до сих пор желали использовать помады и пудры для своих версальских париков вместо того, чтобы носить свои естественные волосы по новой моде.
– У англичан нет сердца, – жаловалась баронесса. – Они нас всех сведут в могилу!
Софи уже потихоньку теряла терпение и все же не удержалась, чтобы не заметить:
– Вынуждена не согласиться с вами, мадам баронесса. Жители этих островов настроены по отношению к нам дружелюбно, и я не припомню каких-либо конкретных случаев, за небольшим исключением.
Софи Делькур встала, чувствуя, что уже более не в состоянии терпеть это брюзжание.
– Если вы будете добры дать мне адрес места работы Генриетты, я пожелаю вам всего хорошего и, ни минуты не мешкая, отправлюсь с ней повидаться.
Спустя лишь несколько минут Софи приветствовала радостно изумленная Генриетта.
– Моя дорогая подружка! А я уж было подумала, что больше никогда тебя не увижу! Ну как ты! Как Антуан? Что с маркизом? Вы что, только что приехали в Брайтон?
Софи сообщила Генриетте печальные подробности смерти маркиза, рассказала о том, как спас ее и Антуана Том Фоксхилл и о том, что затем последовало.
– О Господи, какие приключения! – взволнованно воскликнула Генриетта. – Сгораю от нетерпения услышать продолжение твоего рассказа, но прежде мне бы хотелось представить тебя моей работодательнице, графине де Ломбард.
Взяв Софи под руку, она повела ее вверх по лестнице.
– А как ты меня здесь нашла?
– Я нанесла визит твоей тете.
Генриетта выразительно закатила глаза.
– О, она никогда не перестанет стонать, несмотря на то, что именно английский лорд позаботился об их переезде из тесной лондонской квартиры в его приморский особняк и не потребовал за это никакой ренты. То и дело он посылает ей продукты и приглашает на различные светские увеселения, кроме того, они как эмигранты получают специальное пособие от английского правительства.
Они уже прошли первый пролет, когда навстречу им попался спускавшийся с верхнего этажа джентльмен в белом парике и довольно поношенной одежде дорогого покроя. Поздоровавшись с девушками, он спустился вниз и вышел из дома.
– Это зять графини. Он тоже живет здесь и пишет свои мемуары для одного лондонского книгоиздателя. Сейчас в Англии многих эмигрантов печатают, а один из них, редактор французской эмигрантской газеты, держит нас постоянно в курсе всего, что происходит на нашей многострадальной родине.
– Итак, чем же ты здесь занимаешься? – не терпелось узнать Софи. – Ты что, устроилась здесь горничной?
Генриетта отрицательно покачала головой.
– Думаю, если бы я и впрямь работала служанкой, с моими руками такого бы не случилось. – И горестно вздохнув, она показала Софи свои распухшие и исколотые пальцы. – Но увы, элита французской общины запрещает девушкам благородного происхождения трудиться в качестве прислуги. Мужчины могут становиться переплетчиками, портными, учителями танцев, игры в шахматы, им разрешают преподавать французский и делать все, что заблагорассудится, в то же время другим позволено лишь шить платья, продавать самодельную косметику, учить этикету, музыке и так далее. Но ни дворянам, ни дворянкам не позволено становиться слугами. Один доведенный до крайней нужды и подавшийся в лакеи аристократ был даже лишен ордена Святого Луи!
Они уже поднялись на второй этаж и остановились у дверей, за которыми слышались оживленные женские голоса.
– Вот ателье, в котором я работаю.
Генриетта распахнула дверь настежь, и Софи застыла в изумлении на пороге. Около двадцати женщин, от совсем юного до среднего возраста сидели здесь за двумя столами. За первым женщины плели из соломки широкополые шляпки, за другим к шляпкам добавлялась соответствующая фурнитура – тесьма и искусственные цветы. Все работницы были в передниках. Покрывавшие их головы прозрачные косынки, а в случае с замужними женщинами и вдовами – кружевные шляпки, были столь старомодны, что Софи на мгновение показалось, что она попала в какой-то дореволюционный парижский салон. У некоторых из них на шеях красовались узкие алые ленточки, словно кровавый след на память о тех, кто погиб под ножом гильотины.
– Мадам графиня де Ломбард, дамы, – сказала Генриетта, – позвольте мне представить вам мадемуазель Делькур, дочь известного в Париже кондитера.
– Как же, как же, все мы прекрасно помним месье Делькура, – послышались возгласы сидевших в ателье эмигранток, и графиня, женщина с благородными чертами лица, поприветствовала Софи от имени всех присутствующих.
– Что вы думаете по поводу нашей шляпной мастерской? – спросила мадам де Ломбард.
– Шляпки просто очаровательны, – ответила Софи, восхищаясь изделиями, которые были готовы к отправке в магазин. – Я видела их на многих брайтонских дамах, но понятия не имела, что это шляпки местного изготовления.
– Все фасоны разрабатываются нашими соотечественницами-француженками. Фасоны эти настолько потрясли английских дам, что заказы к нам приходят даже из Бата и Лондона. – Графиня изящно махнула ручкой в сторону готовых шляпок. – Пожалуйста, примерьте одну из них, мадемуазель.
Софи выбрала широкополую шляпку, украшенную красными лентами, и повернулась к висящему на стене зеркалу. Последовали бурные аплодисменты, ибо шляпка шла ей идеально. Генриетта подавила невольно вырвавшийся у нее завистливый вздох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60