Если апеллировать к привычным
ассоциациям, то предобщество соответствует рядовому строю первобытной
формации; общество - государственно-цивилизационным формам жизни
(рабовладельческой, феодальной и капиталистической формациям). Сверхобщество
представляет собой постцивилизационную стадию. Переход от общества к
сверхобществу является, по мнению Зиновьева, основной тенденцией развития
Человейника в XX веке. Этот переход протекал в двух эволюционных линиях и в
ожесточенной борьбе общества, представлявших эти линии. Обе эти линии
сложились в рамках западноевропейской цивилизации, которая уникальна (и в
этом смысле отлична от других цивилизаций) в том отношении, что она способна
к смене собственных качественных состояний; "она убивает сама себя и делает
это на пути баснословного прогресса". Одна линия была представлена
человейниками коммунистического типа и наиболее цельно воплотилась в
Советском Союзе, ее особенность состояла в том, что она опиралась по
преимуществу на коммунальный аспект жизнедеятельности. Вторая линия,
именуемая в книге западнистской, воплотилась в наиболее "чистом" виде в США,
странах Западной Европы, в ней преимущественное развитие получил деловой
аспект жизнедеятельности человейника. "Западный и коммунистический миры
стали "точками роста" в эволюции человечества. Между ними шла непримиримая
борьба за роль лидеров мирового эволюционного процесса и за мировую
гегемонию. Эта борьба образовала основное содержание социальной жизни
человечества в XX веке, особенно во второй его половине". В этой борьбе
победил Запад, выиграв "холодную войну" против Советского блока. Вопрос о
том, является ли эта победа окончательной, автор в целом пока еще оставляет
открытым, хотя и признает, что Россия из игры выбыла и деградировала до
уровня колониальной демократии. Неизвестно, становится ли благодаря этому
переход к сверхобществу более ускоренным, но зато совершенно ясно, что он
оказывается более плоским, рискованным и трагичным.
Сверхобщество - не будущее, а в значительной мере уже настоящее. Оно
складывается после Второй мировой войны и уже не просто сосуществует с
обществами, а начинает играть доминирующую роль. Что такое сверхобщество?
Оно, как и все другие понятия социологии Зиновьева, является очень строгим,
содержит много признаков, охватывающих все аспекты, уровни, формы
жизнедеятельности человейника. Об этом - вся книга. Чтобы дать хотя бы
приблизительное представление читателю, я ограничусь несколькими признаками,
дающими представление о мироустройстве на стадии сверхобщества.
Развитие истории переходит из естественно-исторической фазы в
планово-управляемую. Сама эволюция становится сознательным актом, ее можно
планировать наподобие того, как планируется какое-то сложное, масштабное
дело. Но это вовсе не означает, что ход развития становится произвольным и
его можно повернуть в любую сторону по желанию людей, представляющих "мозг"
сверхобщества. Наоборот, мера объективности и предопределенности
эволюционного процесса, его жесткости увеличивается подобно тому, например,
как человек с компасом меньше будет отклоняться от направления, ведущего к
цели.
На стадии сверхобщества складывается единый, глобальный человейник, в
отличие от предыдущих стадий, которые представляли собой множество
человеческих объединений, миры человейников, и прежде всего в отличие от
стадии общества, представленного сотнями обществ, стянутых в ряд
цивилизаций. По мнению Зиновьева, в настоящее время исчезли условия для
возникновения новых цивилизаций, а те, что сохранились, в том числе
западноевропейская, обречены на исчезновение. Они не соответствуют
современным условиям жизни в масштабе человечества. "В наше время во всех
аспектах человеческой жизни уже не осталось никаких возможностей для
автономной эволюции человеческих объединений в течение длительного времени".
Сверхобщество, с точки зрения Зиновьева, устанавливается как господство
Запада. Этот процесс протекает на основе и в соответствии с законами
социальности, в силу которых другие (незападные) народы и страны будут
занимать подчиненное и периферийное положение.
Данное выше изложение социологии Зиновьева является общим и выборочным.
Это - вводные замечания, чтобы заинтересовать читателя. Сама же эта
социология требует внимательного, неспешного, вдумчивого чтения и изучения.
Ведь помимо того, что Зиновьев по-своему интерпретирует едва ли не все
используемые им общеупотребительные понятия государства, идеологии, власти,
общества, экономики, морали, цивилизации и т.д., он еще вводит много новых
понятий и терминов типа социальной комбинаторики, исторической паники,
феодов, одноклеточных - многоклеточных социальных объединений и т.п. Подводя
итог, следует заметить, что как бы ни оценивать научное содержание книги "На
пути к сверхобществу", совершенно несомненно одно: социология Зиновьева в
современной отечественной и мировой науке является уникальной в том
отношении, что она предлагает целостную теоретическую концепцию общества и
его развития. Зиновьев развивает свою оригинальную концептуальную схему типа
тех, которые предлагали Маркс, Конт, Дюркгейм, Вебер, Тойнби, Сорокин, и тем
самым стимулирует совсем затухающие исследования и дискуссии по теории
общества. Он идет, однако, дальше и предлагает теорию, которая соединяет
точность социологического (в узком, эмпирическом смысле слова) знания и
широту философско-исторических обобщений, заявляя тем самым претензию на
науку об обществе.


III

Зиновьев пишет: "Всеобщая враждебность к научной истине в отношении
социальных явлений есть один из самых поразительных (для меня) феноменов
нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке вообще в
эпоху средневекового мракобесия". Эта враждебность в рамках логики автора
вполне закономерна и, честно признаться, не должна была бы его удивлять; она
является простым следствием законов социальности, по которым живут люди.
Возникает вопрос: оправдана ли претензия автора на научный подход, если,
разумеется, отбросить предположение, что он является инопланетянином. Ведь
он сам есть социальный индивид и, как таковой, ограничен в понимании мира
как своим личным интересом, так и интересом своего человейника. Не
сталкиваемся ли мы здесь с парадоксом лжеца, которому нельзя верить даже
тогда, когда он утверждает, что он лжет? Один из персонажей "Зияющих высот"
говорит Болтуну: "Не выпендривайся. Ты такое же дерьмо, как мы". Вопрос:
"Почему это не так?"
А.А. Зиновьев понимает обозначенную трудность, и в его работах мы находим
ответ, который, по крайней мере, в формально-логическом плане позволяет ее
обойти. Но, я думаю, этот ответ имеет и фактическую убедительность. Он
сводится к двум пунктам. Во-первых, в совокупности многообразных социальных
позиций (ролей), задающих траектории поведения индивидов в человейнике, есть
такая позиция, которая предопределяет сторонне-объективный взгляд на
социальную реальность. Это - позиция аутсайдера, человека, который отказался
(не может, не хочет) принимать участие в "крысиных" гонках. В "Зияющих
высотах" уже знакомый нам Болтун рассказывает о себе такую историю. В
армейской столовой "интеллигентный по виду парень" взялся делить на восемь
человек одну буханку хлеба. Он отрезал один большой кусок, второй чуть
поменьше, остальные как попало. Затем он воткнул нож в самый большой кусок и
распорядился: "Хватай". "Для меня, - продолжал Болтун, - наступил момент,
один из самых важных в моей жизни. Или я подчиняюсь общим законам
социального бытия и постараюсь схватить кусок по возможности побольше, или я
иду против этих законов, то есть не участвую в борьбе... я взял тот кусок,
который остался лежать на столе. Самый маленький. Эта доля секунды решила
всю мою последующую жизнь. Я заставил себя уклониться от борьбы" (Зияющие
высоты, т. 1. М., 1990, с. 250).
Во-вторых, деловой, а отчасти коммунальный и менталитетный аспекты
деятельности социальных индивидов предполагают такие моменты, которые
требуют объективных знаний, в результате чего производство научных знаний
становится особой, необходимой для самосохранения общества социальной
функцией. Разумеется, в ходе выполнения этой функции индивиды действуют
вполне по законам расчетливого, осознанного эгоизма (кстати заметить, анализ
нравов в научной среде стал одним из живых источников пессимистических
социальных и антропологических обобщений Зиновьева) и поэтому здесь наряду
со знаниями производится и огромная масса предрассудков. Но тем не менее
знания тоже производятся.
Оба обозначенных мной момента связаны между собой. Законы социальности
предполагают в небольшом количестве индивидов, выключенных из борьбы, для
которых сама эта выключенность оказывается своего рода социальной позицией.
Это необходимо для эффективности социального организма.
Типичный пример: безработица как условие эффективного хозяйствования в
рамках рыночной экономики. Конкретные причины выпадения могут быть разными,
одна из типичных и в рамках нашего рассуждения самых важных состоит в том,
что механизм социальности вытесняет часто наиболее продвинутых, выделяющихся
в сторону превышения нормы (так, например, в иных странах и в иные периоды
процент безработных инженеров и профессоров может быть больше, чем доля
безработных слесарей или посудомоек). Остракизм как изгнание наилучших не
является специфическим фактом афинской демократии, он органичен всякой
человеческой коммунальности, только проявляется в разных формах и масштабах;
в последующей истории он осуществляется чаще всего в прикрытом виде. Занятия
самих выпавших (изгнанных), как правило, определяются родом деятельности в
той сфере, из которой их выдавили. К производству знаний более всего
приспособлены те индивиды, которые выбиты из социальной борьбы, уклонились
от нее в рамках науки: они занимаются наукой, потому что это их дело и чаще
всего ни на что другое они не способны, и занимаются ею успешно, так как у
них нет привходящих (социальных) интересов, искажающих истину. Для них
умение понимать реальность лучше, чем другие, становится источником
человеческой гордости и своего рода социальной позицией. В этом смысле
вполне понятно, почему Зиновьев настойчиво подчеркивает, что он -
исследователь и так отчаянно борется за собственный "государственный
суверенитет", дающий ему возможность говорить правду, как он ее понимает.


IV

"Дело не в том, чтобы открыть правду о себе. На это много ума не нужно.
Дело в том, как после этого жить", - читаем мы в "Зияющих высотах" (т. 1, с.
296). Одна из парадоксальных особенностей социологии Зиновьева состоит в
том, что она отвлекается от внутренней жизни человека, обходится без понятия
личности, а в сознательном характере деятельности видит лишь фактор,
усиливающий социальную детерминированность поведения. Тут-то и возникает
вопрос, как же жить после этого? Куда девать идеалы? Ответ на него, который
объективно вытекает из всей логической социологии, Зиновьев формулирует сам.
Жизнь в идеале вовсе не лишена смысла. Она и есть истинно человеческая
жизнь. Но возможна она за пределами социальности. Внутри человейника, но не
по его правилам Она возможна как исключение, редкий случай и всегда как
индивидуальный героизм. Где-то у Зиновьева есть фразы: когда хотят плюнуть
на законы тяготения, тогда строят самолеты. Эту формулу можно считать
типовой для его нравственной позиции.
Вот цельное рассуждение А.А Зиновьева на эту тему: "У меня нет никакой
позитивной программы социальных преобразований. Но не потому, что я не
способен что-то выдумать на этот счет, а в принципе. Любые положительные
программы социальных преобразований имеют целью и отчасти даже результатом
построение некоего земного рая. Но опыт построения земных раев всякого рода
показывает, что они не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий.
Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые устойчивые и
скверные недостатки общества порождаются его самыми лучшими достоинствами,
что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных идеалов. Нельзя
устранить недостатки того или иного общественного строя, не устранив его
достоинства...
А раз так, то главным в моей жизни должна быть не борьба за
преобразование общества в духе каких-то идеалов, а создание идеального
общества в себе самом, самосовершенствование в духе моего идеала человека.
По этому пути я фактически и шел до сих пор" (Русский эксперимент. М., 1995,
с. 122).
А.А. Гусейнов




ПРЕДИСЛОВИЕ

Интерес к социальным проблемам у меня возник еще в ранней юности. Но
обстоятельства сложились так, что моей профессией стала логика и методология
науки. В течение нескольких десятилетий я разрабатывал свою логическую
теорию. Результаты моих исследований я опубликовал в многочисленных работах,
в том числе - в книгах "Основы логической теории научных знаний" (1967),
"Логика науки" (1971) и "Логическая физика" (1972). Одной из особенностей
моей логической теории является то, что она охватывает логические проблемы
эмпирических наук, к числу которых относятся и науки социальные.
Мой интерес к социальным проблемам не ослаб. Но я стал их рассматривать
как профессиональный логик, интересующийся социальными проблемами просто из
личного любопытства, а не как профессиональный социолог, каковым я не был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16