Но тем не менее репрессиям как антикоммуниста и антисоветчика
подвергли именно его и, если это случилось за чужие грехи, то их следует
признать вдвойне несправедливыми.
С 1978 года начинается эмигрантская жизнь А.А. Зиновьева, которая
продлилась 21 год. Все эти годы он жил в Мюнхене, занимаясь научным и
литературным трудом, не имея постоянного места работы и источника
существования. В 1980 году выходит его научный труд "Коммунизм как
реальность", излагавший основы разработанной им теории реального коммунизма
и охарактеризованный известным социологом и советологом Раймоном Ароном как
единственная действительно научная работа о советском обществе. Одновременно
с этим появляется огромное количество научных и публицистических статей,
докладов, интервью, излагающих, уточняющих и развивающих его теоретические и
социальные позиции; они лишь отчасти опубликованы в сборниках "Без иллюзий"
(1979); "Мы и Запад" (1981); "Ни свободы, ни равенства, ни братства" (1983).
Особо следует отметить его научно-литературные произведения, замечательную
серию социологических романов и повестей того периода: "Светлое будущее"
(1978), "В преддверии рая" (1979); "Желтый дом" в 2-х томах (1980); "Гомо
советикус" (1982); "Пара беллум" (1982); "Нашей юности полет" (1983); "Иди
на Голгофу" (1985); "Живи" (1989). В них он продолжает то, что начал в
"Зияющих высотах", - в свойственной ему художественно-сатирической манере
исследует советский социальный и человеческий опыт.
А.А. Зиновьев своим творчеством создал новый жанр {социологического
романа} (социологической повести), в котором научно-социологические
результаты излагаются в художественной форме. Понятия, утверждения, отчасти
даже методы социологии используются как средства художественной литературы,
а последние, в свою очередь, применяются как средства науки. Следует
заметить, что глубокие писатели всегда тяготели к серьезной социальной
теории. И тогда, когда ее не находили в готовом виде, они пытались сами
восполнить этот пробел, чтобы создать полноценные произведения. Типичные
примеры этого: философско-историческая концепция Л.Н. Толстого в IV томе
"Войны и мира", концепция свободы ("Легенда о великом инквизиторе") в
"Братьях Карамазовых" Ф.М. Достоевского, эссе о творчестве Н.Г.
Чернышевского в "Даре" В.Д. Набокова. Во всех этих случаях теоретические
части искусственно вкраплены, по сути дела, просто приложены к
художественным текстам и могут быть изъяты без особого ущерба для последних.
А.А. Зиновьев органически соединяет одно с другим, его социологические
романы принадлежат одновременно и к области науки, и к области
художественной литературы. В результате этого ему удается, с одной стороны,
интегрировать в социологическую теорию человеческий,
индивидуально-личностный аспект жизнедеятельности, а с другой - изобразить
индивидуальные человеческие типы, отношения между ними с учетом их глубокой
социальной обусловленности. Социологический роман - знаменательное явление
культуры, требующее специального изучения.
После 1985 года начинается новый период в творчестве А.А. Зиновьева. На
горбачевскую перестройку он откликнулся тем, что расширил исследовательскую
тематику, обратившись к изучению современного Запада, и одновременно с этим
изменил акценты и тональность в описании и оценке советского коммунизма.
Свой талант социального сатирика он теперь направил в сторону Запада, а при
анализе советского опыта в его трудах стало доминировать заинтересованное
понимание. Все началось с того, что А.А. Зиновьев с самого начала обозначил
свое резко отрицательное отношение к перестройке, которую он тут же окрестил
катастройкой. Следует обратить внимание: он сделал это тогда, когда и в
Советском Союзе, и во всем мире перестройка воспринималась как эпоха
гуманистического обновления социализма, когда многие ученые, писатели,
философы, деятели культуры, журналисты, прочие известные люди через
бесчисленные средства массовой информации в состоянии всеобщей эйфории
приветствовали перестройку, когда миллионы людей пришли в состояние
радостного возбуждения - ходили на митинги, спорили, строили планы,
лихорадочно что-то делали. Чтобы пойти против такого потока, недостаточно
одного мужества. Надо еще иметь знание истины. И, как показал опыт, к
сожалению подтвердивший все печальные прогнозы Зиновьева, он имел такое
знание. Его позиция, если ее выразить предельно кратко, состояла в
следующем. Кризис, в котором оказался к середине восьмидесятых годов
Советский Союз, есть специфический кризис коммунистической системы, кризис
управления. Он требует своих особых средств разрешения. Рыночная реформа и
либерализация для этих целей не подходят, они являются сугубо западными
методами и могут привести лишь к краху советского социального строя, а
вместе с ним и к краху страны. Чтобы обосновать эту свою позицию, он, с
одной стороны, провел исследование эволюции социальной системы современного
Запада. Его результаты опубликованы в изданных теперь уже в Москве работах
"Запад" (1995) и "Глобальный человейник" (1997). Первая из них написана в
форме научного эссе, а вторая представляет собой социологический роман и
удачно автором предисловия и редактором Л.И. Грековым была названа "зияющими
высотами" капитализма (западнизма). И для существа дела, и для биографии
А.А. Зиновьева показательно, что его работы, критически анализирующие
советский коммунизм, впервые появились на Западе, а работы, посвященные
исследованию Запада, - в России. С другой стороны, А.А. Зиновьев стал
показывать скрытые угрозы и неадекватность методов перестройки, выявляя
одновременно с этим огромный для истории России, по его мнению ничем не
заменимый потенциал коммунистической системы. Об этом - его многочисленные
работы этих лет: "Горбачевизм" (1988), "Катастройка" (1988), "Смута" (1994),
"Русский эксперимент" (1994). А.А. Зиновьев свою позицию также активно
заявлял в многочисленных научных и публицистических статьях, интервью,
выступлениях на радио и телевидении, которые лишь отчасти собраны в сборнике
"Посткоммунистическая Россия" (М., 1996).
Перестройка, как бы ее ни ругал А.А. Зиновьев, имела, по крайней мере,
одну положительную сторону, которую не может отрицать даже он. Она дала
возможность ему вернуться на родину, в Россию, хотя, правда, уже и в другую
Россию, чем та, которую он покинул. Если выдворение А.А. Зиновьева из страны
государство взяло целиком на себя, то его возвращение оно интерпретировало
как его личное дело, ограничившись официальным актом восстановления в
гражданстве (1990). Как показывает опыт, А. Зиновьев - человек, который
умеет писать книги, но не умеет устраиваться в жизни И ему понадобилось
много лет, чтобы создать практические предпосылки для возвращения. В июне
1999 года А.А. Зиновьев вернулся на постоянное жительство в Россию, в
Москву. Начинается новый этап его жизни и творчества.
Такова биография А.А. Зиновьева в ее самом общем, событийном аспекте
(хочу обратить внимание, что речь идет именно об общих контурах его
биографии, так как многие факты, аспекты жизни, труды остались за скобкой,
плохо изучены, и об общих контурах его деятельности как ученого и отчасти
писателя, в своих заметках я не касаюсь его поэзии, драматургии,
изобразительного искусства). Что касается ее внутреннего, психологического,
личностного аспекта, то он отражен в литературных произведениях автора, в
которых под тем или иным именем, часто под многими, он выводит самого себя,
а также в очень выразительных художественных автопортретах. Иногда об этом
он высказывается в интервью, побуждаемый вопросами собеседника. Отмечу
только некоторые его суждения о самом себе.
Самое броское и часто повторяемое из них; "Я сам есть суверенное
государство из одного человека". Все видят эпатирующую дерзость этого
утверждения, но не замечают его полемической заостренности против
упрощенного толкования суждения, согласно которому нельзя жить в обществе и
быть независимым от него. Можно, говорит А.А. Зиновьев. А в своей социологии
он даже доказывает, что только обретя такую независимость человек становится
Человеком. Речь идет не о независимости пренебрегающего общественными
условностями циника, или все себе подчиняющего хозяина жизни, или
спрятавшегося в свой уютный изолированный мирок мещанина, или увлеченного
собиранием бабочек чудика и т.п. Его независимость есть независимость
бунтаря, который не хочет признавать над собой ничьей власти и меньше всего
власть общественного мнения, и независимость идеалиста, который заново, по
своим образцам перепроектировал мир и живет по его канонам, по которым,
собственно, никто другой и не может жить, так как это - его мир, его
выдумка; поэтому, между прочим, утверждение А.А. Зиновьева можно обернуть и
сказать, что в его государстве есть только один гражданин - он сам.
Зиновьев называет себя человеком из Утопии, имея в виду и советскую
реальность с ее жестокостями, и советскую идеологию с ее высокими
гуманистическими ценностями. Он умеет их соединить таким образом, что второе
не является лицемерным прикрытием первого. Зиновьев лучше, чем кто-либо
другой, понимает, что утопия коммунистической идеологии имела мало общего с
реализовавшейся утопией советской действительности. Но если общество нельзя
переделать в духе утопии, то это вовсе не означает, что и отдельный индивид
не может сделать этого в отношении своей жизни.
Еще Зиновьев называет себя искусственным созданием, результатом
эксперимента, который он всю жизнь совершает над самим собой. Такой человек,
как он, считает Зиновьев, не может сложиться естественным образом. А в одном
из романов ("Глобальном человейнике") он появляется в образе инопланетянина.
В "Зияющих высотах" он, помимо Болтуна, является еще Крикуном, Шизофреником,
Неврастеником, Уклонистом, Учителем. Зиновьев - парадоксалист и большой
острослов. Все эти самоаттестации можно было бы считать шуткой, если бы мы
не узнали вдруг от него (в "Русском эксперименте"), что он вообще не умеет
шутить. И я ему склонен верить. Дело в том, что банальность жизни, на
которую натыкаются высокие стремления, что и составляет основу комикса,
шутки, он рассматривает как ее самую серьезную и существенную
характеристику. Он не умеет шутить в том смысле, что для него нет ничего
более серьезного, чем шутка. В его шутках нет ничего шутливого. Например,
все мы думали, а многие до настоящего времени думают, что в "Зияющих
высотах" он шутил, высмеивал, сатирически изобличал. А сам Зиновьев считает,
что это - самое серьезное, более того - научное, хотя и выполненное в
художественной форме, исследование советского общества. Здесь, может быть,
уместна аналогия с С. Паркинсоном, "Законы Паркинсона" которого почему-то
все воспринимают как английский юмор, а не точный и глубокий анализ
бюрократического механизма.
Чаще всего, и прямо и косвенно, через литературные образы, А.А. Зиновьев
характеризует себя как исследователя. Логик по изначальной профессии, он
остается им и по жизни, стараясь руководствоваться аристотелевским принципом
"Платон мне - друг, но истина дороже". Если бы Зиновьев не был столь чуток к
нарушениям логических правил, я бы сказал, что он верит в истину.


II

Книга А.А. Зиновьева "На пути к сверхобществу" в систематической форме
излагает оригинальную социологическую теорию автора. Она является итоговой
по отношению ко всем его предшествующим исследованиям в этой области.
Зиновьевым впервые рассмотрены методологические и логические основы его
социологии, окончательно оформляется категориальный аппарат, позволяющий
охватить ход истории в целом, обобщенно суммируются, уточняются и
развиваются теория реального коммунизма, теория западнизма, современные
тенденции развития человечества.
Изложить взгляды Зиновьева популярней и короче, чем это сделал он сам в
данной книге, невозможно. Его текст является предельно ясным, точным и
популярным (кстати, одно из требований отстаиваемого им научного подхода и
состоит в том, чтобы "сделать тексты осмысленными сами по себе, вычитывать в
них то, и только то, что в них содержится без всяких интерпретаций и
примысливаний" (1); он популярен в том же смысле, в каком можно считать
популярной, например, таблицу умножения. Одновременно с этим он настолько
краток, экономичен и лишен беллетристичности, что в этом отношении,
-------------------------------------------(1) Здесь и далее цитируется
настоящее издание, кроме случаев, оговоренных особо. на мой взгляд,
достигнут максимум возможного. Поэтому, представляя книгу читателю, я
ограничусь некоторыми идеями, с моей точки зрения наиболее неожиданными и
потому особенно важными для осуществления того "поворота мозгов", которого
требует и на который нацеливает социология Зиновьева.
Начнем с самого понятия "поворот мозгов". Еще в "Зияющих высотах"
высказана мысль, что социальные законы порождают тенденцию к одноплановой
ориентации сознания и "возникают своего рода силовые линии, разворачивающие
мозги людей в одном и том же направлении" (Зияющие высоты, т. 1. М., 1990,
с. 34). Для научного взгляда на социальную жизнь необходимо вырваться из
этого силового поля. Чтобы понять социальные законы, надо взглянуть на них
со стороны, не изнутри, а извне, не жить в них и ими, а подойти к ним так,
как если бы человек от них не зависел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16