Проклятие, она даже сказала ему, что, кажется, влюблена в него, не было сомнений, таких слов она не говорила до него ни одному мужчине.
И до него она ни с кем не была так близка. Радость, с какой Лукас следил за невероятными чувственными открытиями Виктории, стала для него самого вершиной чувственного наслаждения.
Рисунок Strelitzia reginae уже висел на стене в его комнате возле зеркала. Он будет смотреть на него каждое утро. Лукас распорядился, чтобы рисунок распаковали в первую очередь. Понимает ли Виктория, как много значит для него этот необычный подарок?
Вероятно, нет. Сейчас она способна думать только о своей раненой гордости.
Но рисунок по-настоящему растрогал его. С тех пор как его мать умерла, Лукас отвык получать подарки, тем более от женщин. Если не считать медальона с прядью волос, который вручила ему четыре года назад Джессика.
Она вложила глупую вещицу в его ладонь в ту самую минуту, когда, всхлипывая, отказалась принять его предложение и объяснила, чего требует от нее долг. Ночью перед атакой Лукас выбросил медальон в какую-то канаву.
Допив портвейн, Лукас посмотрел на пустую бутылку. Впереди его ждала ночь. И холодная постель.
Если бы все произошло не столь внезапно, сейчас он был бы у себя в Лондоне, переодевался, чтобы в полночь вновь перелезть через хорошо знакомую ему стену сада. Его безрассудная и страстная полуночная спутница ждала бы его и новых приключений.
Теперь все переменилось. Он женился на маленькой плутовке, и теперь они должны научиться уважать друг друга. Ему не хотелось прожить всю жизнь с угрюмой и озлобленной женой и меньше всего хотелось проводить в одиночестве одну ночь за другой.
Виктория способна проявить участие к кому угодно, обиженно подумал Лукас, поднимаясь с кресла. Почему бы ей не позаботиться немного и о своем муже? Разве так трудно понять, что он сделал все, что мог, и выбора у него не было.
Человек, оказавшийся в его положении, обязан жениться на богатой невесте. Виктория не маленькая, должна понимать практическую сторону брака. В любом случае дело сделано, и Виктории ничего не остается, как примириться со своим новым положением и выгодно использовать его. Пора кончать с ее дурным настроением. Он больше не позволит ей ворчать.
Он не желает больше оставаться в постели один. Он женатый человек, это дает ему определенные права.
Решившись наконец, Лукас вышел из столовой и начал подниматься по лестнице. Сегодня ночью он попробует еще раз убедить Викторию, но если она вновь откажется выслушать его, найдет другой способ ее утихомирить.
Слуга Лукаса Ормсби возился в его спальне, распаковывая вещи. Он удивленно обернулся, когда хозяин вошел в комнату:
— Добрый вечер, сэр. Вы собираетесь сегодня лечь рано?
— Да, именно так. Сообщите Григгсу, что все могут ложиться спать. Мы все устали в дороге.
Ормсби кивнул:
— Будут ли какие-нибудь особые распоряжения, сэр? Обычно вас беспокоит нога после продолжительной верховой езды.
— Я только что выпил бутылку портвейна. Это должно помочь.
— Хорошо, сэр. — Вышколенный слуга двигался легко, и каждый его жест был рассчитан. — Нэн сказала мне, что леди Стоунвейл тоже отправилась отдыхать. Похоже, здесь, в деревне, у нас будет совсем другое расписание, нежели в Лондоне.
— Тем лучше. Я предпочитаю деревенскую жизнь городской суете. — Лукас рассеянно потер больную ногу. Слава Богу, больше ему не придется взбираться по этой чертовой стене. И он только рад, что ему не придется каждую ночь опасаться за жизнь и репутацию своей отчаянной спутницы, пока она будет радостно порхать из игорного дома в бордель и обратно.
Через несколько минут Ормсби ушел. Лукас подождал, пока шаги слуги затихли в отдалении, потом взял свечу и подошел к двери, соединявшей спальни. Из комнаты Виктории не доносилось ни звука. Должно быть, она уже легла, возможно, даже заснула.
Лукас тихо отворил дверь, убеждая себя, что он имеет законное право входить в спальню своей жены. Ручка двери поддалась легко. Интересно, пыталась ли Виктория запереться от него? Впрочем, он предвидел такую возможность и заранее припас второй ключ.
В комнате Виктории было темно, только слабый лунный свет проникал в окно. Видимо, Виктория любит спать, не опустив шторы, отметил Лукас. Странная привычка.
При свете луны и свечи Лукас разглядел нежные очертания тела своей жены под тонким одеялом. Он почувствовал, как вспыхнуло в нем желание.
К несчастью, свет свечи открывал его взгляду и выцветшие портьеры, грязный ковер, обшарпанную мебель, которой была обставлена спальня. Лукас почувствовал что-то очень похожее на угрызения совести. Новый дом, в который он ввел Викторию, мало походил на то, к чему она привыкла.
Он подошел к постели, гадая, как объявить о своем присутствии, как сказать, что он хочет настоять на своих супружеских правах.
Поднимаясь по лестнице, Лукас успел заготовить речь о правах мужа и обязанностях жены, но теперь она звучала неубедительно даже для его собственного слуха. В растерянности он пытался понять, что же ему делать, если она просто не хочет его.
Но в тот самый миг, когда эта страшная мысль мелькнула в его мозгу, луч света заиграл на янтарном кулоне, притаившемся между ее грудей.
Она по-прежнему его носит!
Он облегченно вздохнул. Значит, еще не все потеряно, радостно подумал он.
Однако не успел он насладиться своей радостью, как Виктория беспокойно пошевелилась и приподнялась на подушках. Ресницы ее затрепетали, она открыла глаза, посмотрела на него и закричала:
— Господи, нет, нет! Оставь меня!
Лукас в ужасе следил, как Виктория выпрямляется, опираясь на подушки. Она вытянула руку, отстраняя его. Значит, он все же ошибся. Она не хотела позволить ему даже подойти к ней. Сердце у Лукаса сжалось, разочарование было слишком велико.
— Викки, Бога ради…
— Нож! Боже милосердный, нож! — Она не сводила широко раскрытых от ужаса глаз с острого пламени свечи. — Нет, пожалуйста, нет!
Наконец Лукас догадался, что она все еще спит. По всей видимости, он застал ее посреди ночного кошмара, и страшный сон не отпускал ее.
Лукас быстро отступил назад, опустил свечу на столик и, вернувшись, обхватил Викторию за плечи. Она приоткрыла рот в крике, глаза ее не отрываясь смотрели на то, что видела только она одна.
Лукас встряхнул ее:
— Викки, успокойся!
В глазах ее не мелькнуло ни искры понимания, и тогда он сделал то, что ему не раз уже приходилось делать, когда солдат посреди сражения впадал в истерику. Чуть отведя руку, он хладнокровно и расчетливо ударил Викторию по щеке.
Это отрезвило ее. Она задохнулась, растерянно заморгала и наконец разглядела его лицо.
— Лукас! — выдохнула она. — Боже, это ты! — Она негромко вскрикнула, скорее от облегчения, и бросилась в его объятия. Она прижималась к нему так, словно он был ангелом-хранителем, избавившим ее от адского огня.
За дверью послышались быстрые шаги, и затем в дверь Виктории Постучали:
— Мэм? Это я, Нэн. С вами все в порядке?
Лукас нехотя высвободился из объятий Виктории. Она жалобно всхлипнула и потянулась к нему, он одним ласковым прикосновением сумел ее успокоить.
— Тише, дорогая моя. Надо отослать твою горничную. Сейчас я вернусь.
Он подошел к двери и отворил ее. В холле в беспокойстве переминалась с ноги на ногу Нэн.
— Я как раз поднималась по лестнице, шла к себе в комнату, а тут миледи закричала. — Нэн посмотрела на него, и Лукас заметил в ее взгляде смутное подозрение. — С ней все в порядке, милорд?
— Нет причин для волнений, Нэн. Это я виноват, я неосторожно разбудил миледи, когда ей приснился дурной сон.
— Я так и подумала. — Подозрение в глазах Нэн исчезло. — Бедняжка. В последнее время ей так часто снятся плохие сны. Я думаю, именно поэтому она стала так много времени проводить на балах. Не ложится до самого рассвета. Теперь вот легла спать рано, и ей опять что-то приснилось. Наверное, мне надо лечь с ней в одной комнате.
— Не стоит беспокоиться, Нэн. У нее теперь есть муж, припоминаете? Я позабочусь о миледи. В конце концов, я ведь тоже могу устроиться у нее в комнате.
Нэн покраснела и торопливо кивнула:
— Конечно, сэр. — Она сделала небольшой реверанс и удалилась.
Лукас затворил дверь и вернулся к кровати. Виктория следила за ним из темноты, обхватив руками колени. Глаза ее казались огромными в призрачном свете луны.
— Прости меня, Викки. Я не думал, что так испугаю тебя, — произнес Лукас.
— Во-первых, я хотела бы знать, с какой целью ты пробрался ко мне в комнату? — резко спросила она.
Лукас вздохнул, понимая, что минута, когда она готова была довериться ему, увы, миновала.
— Конечно, тебе это не понравится, Викки, но у тебя теперь есть муж, а муж имеет право пробираться в спальню своей жены. — Он пересек комнату и присел на край кровати, стараясь не встречаться с ее враждебным взглядом. — Твоя горничная сказала, что в последнее время тебе часто снится дурной сон. На это есть какая-нибудь причина, как ты думаешь?
— Нет.
— Я спрашиваю только потому, что мне иногда тоже снится плохой сон, — тихо продолжал он.
— По-моему, это с каждым бывает время от времени.
— Да, но это особый сон, всегда один и тот же. С тобой тоже так, Викки?
Она помедлила.
— Да, — и тут же, пытаясь переменить разговор, спросила:
— А что тебе снится?
— Мне снится, что я лежу на поле боя, среди мертвых и умирающих солдат. Труп лошади придавил меня к земле. — Лукас коротко вздохнул, оглянулся на пламя свечи. — Некоторые солдаты умирают очень долго. Каждый раз, когда мне снится этот сон, я слышу их предсмертные стоны. Я вновь переживаю смертный страх, потому что не знаю, выживу ли я или тоже умру, или же один из тех мерзавцев, которые приходят грабить мертвецов после битвы, перережет мне глотку — и кончено дело.
Виктория коротко всхлипнула и дотронулась до его рукава. Глаза Лукаса вновь обратились к ней.
— Как это ужасно, — прошептала Виктория. — Боже мой, Лукас, как это страшно. Твой сон еще хуже, чем мой.
— Что тебе снится, Викки?
Виктория вцепилась пальцами в край одеяла, опустила глаза:
— Мне снится… мне всегда снится, что я стою на верхней площадке лестницы. Человек подходит ко мне. В одной руке у него свеча, а в другой — нож!
Лукас помедлил, догадываясь, что она о чем-то умалчивает. Сказав «человек», Виктория сделала паузу, и он понял, что эта фигура в ее ночном кошмаре имеет лицо, и лицо ей определенно знакомо. Однако было совершенно очевидно, что она не хочет больше говорить об этом сне, но Лукас боялся нарушить установившееся между ними хрупкое доверие и невольно заставлял ее говорить еще.
В самом деле, подумал Лукас, за последний час ему удалось добиться большего, чем за все время после той роковой ночи, когда они впервые предались любви. Он должен быть благоразумен, сегодня надо остановиться на достигнутом.
Стратегия! — напомнил он себе. В конечном счете стратегия позволит ему добиться гораздо большего, чем грубая сила.
Подавив вздох, Лукас встал:
— Теперь ты успокоилась?
Виктория коротко кивнула, избегая его взгляда:
— Да, спасибо. Сейчас я чувствую себя хорошо.
— Тогда спокойной ночи. Понадоблюсь — зови. Спи, Викки.
Те несколько шагов, которые отделяли его от собственной спальни, показались Лукасу самым трудным испытанием в его жизни.
Глава 11

На следующий день Виктория, прихватив альбом с акварелями, укрылась в ближайшей роще от любезного и молчаливого противостояния, которое она была не в силах больше выносить.
Она зашла довольно далеко, прежде чем отыскала подходящее место. Виктория выбрала удобную маленькую лужайку на горе под деревьями, откуда открывался малоутешительный вид на разоренную деревню. Она видела домики с прохудившимися крышами, разбитую дорогу, давно нуждающуюся в починке, и запущенные поля. Где-то по этим полям идет сейчас Лукас, подумала она. Осматривает свои земли вместе с управляющим.
Да, здесь работы — непочатый край, признала Виктория. Как бы ни сердилась она на мужа, было ясно, что он хотел использовать ее деньги на доброе дело. Пока ничто не свидетельствовало о его намерениях прокутить ее приданое на женщин, вино и веселье. Несмотря на свою репутацию игрока, Лукас вовсе не был легкомысленным или распутным человеком.
Хмуря лоб от сложных, сбивчивых мыслей, Виктория попыталась сосредоточить внимание на окружавших ее травах и небольших растениях. Как опытный ботаник, она сразу определяла знакомые виды, однако тут на глаза ей попалось довольно редкое семейство грибов, несмотря на мрачное настроение, немедленно возбудившее ее интерес. Виктория раскрыла свой альбом.
Именно это мне и нужно, решила она. Привычная работа поможет ей вновь обрести душевное спокойствие.
Виктория самозабвенно погрузилась в рисование, отделывая мельчайшие подробности изящного строения грибов. Время летело быстро, и пока проблемы ее супружества отступили на дальний план.
Закончив с грибами, Виктория зарисовала еще кучку опавших листьев, сложившихся в изысканную мозаику. После листьев на глаза ей попался замечательный дождевик. С дождевиками всегда проблема: попробуй-ка передать их хрупкость, не упустив при этом ни одной мельчайшей детали. Виктория любила ботанические рисунки за сочетание искусства с научной точностью.
Часа через два Виктория наконец захлопнула альбом и, откинувшись назад, прислонилась к дереву. Чувствовала она себя уже намного лучше. Спокойнее и увереннее. Теплое солнышко пригревало, поля и деревня выглядели уже не так безнадежно. Стоунвейл еще можно спасти, неожиданно для себя подумала она. Лукас сумеет исцелить эту землю. Все, что в человеческих силах, Лукас сделает.
Разумеется, с помощью ее денег.
Но даже эта мысль не казалась Виктории столь отталкивающей, как раньше. Она готова была спорить сама с собой. Наверное, Лукас был прав, когда вчера за обедом упрекнул ее в том, что на не использовала наследство на хорошее дело.
Тем не менее это ее деньги. Нахмурившись, Виктория поднялась и отряхнула платье от листьев. Необходимо помнить, что она все-таки невинная жертва беспринципного охотника за приданым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47