– Бондарь шаром сомкнул ладони, чтобы показать, какие именно ромашки прорастают сквозь шпалы железных дорог Италии.
– Какая прелесть... – вздохнула Тамара. – Я вообще люблю железную дорогу. Сама не знаю почему...
– Мне всегда казалось, – задумчиво начал Стас, глядя на показавшуюся за окном густую рельсовую развязку вокзала в Генуе, которую в этот момент проезжал поезд, – что железная дорога – это некая проекция человеческих судеб.
– Безусловно, – согласился Бондарь.
– Вот смотрите, – Стас указал на путаницу рельсов за окном, – вон идет путь. Допустим, это одна человеческая судьба. Другие пути – другие судьбы. Вот две судьбы идут рядом, потом сходятся на какой-то случайной стрелке и некоторое время они идут вместе, один в другом. Но вот второй путь решил отделиться, он уходит в сторону. А там...
– А там – тупик, – тихо произнесла Тамара, глядя на полосатый баннер поносящегося мимо тупика.
– Вот именно... – продолжал Стас. – А тот, первый путь, продолжается – он сливается с другими, врывается в хитросплетения чьих-то судеб на узловых развязках, потом опять остается в одноколейном одиночестве. Или в паре – кому как повезет...
– Вы как хотите, друзья мои, но эти пейзажи навеяли мне жгучее желание послушать итальянскую оперу. – С этими словами Бондарь достал из сумки портативный CD-плеер. – Никто не желает присоседиться ко второй паре наушников?
– Я хочу! – воскликнул Вовка.
– Куда тебе! Это тебе не «Скутер» и не Земфира! – наперебой закричали Юра и Стас.
– Не мешайте ребенку приобщаться к шедеврам мировой культуры, – объявила Тамара, и Вовка радостно нацепил наушники на голову.
Бондарь аккуратно вставил в плеер диск, на котором уместились фрагменты оперы с труднопроизносимым названием «Навуходоносор», и нажал «play». В наушниках возникли сладкозвучные гармонии раннего Верди. Живописные цветущие равнины за окном сменялись зелеными холмами. В наушниках томные арии и дуэты чередовались с хорами, – когда спокойными и торжественными, когда порывистыми и страстными, но одинаково ласкающими и слух, и душу. Бондарь прикрыл глаза, а Вовка поймал себя на мысли, что получает от услышанного определенное удовольствие. Юра и Стас уткнулись в купленный на лотке в Милане косноязычный путеводитель на русском языке и регулярно похохатывали. Путеводитель носил гордое название: «Пиза. Ее история и кулЮтура». Собственно, эта самая «кулЮтура» и была последним аргументом в споре «купить – не купить» между Тамарой и Стасом: Стас при этом называл себя коллекционером всяческих курьезов, а Тамара уверяла, что она, как филолог, считает, что над ними просто издеваются. «Ух, ты моя кулЮтурная!», – завершил дискуссию Стас, и путеводитель благополучно перекочевал с лотка в его сумку.
– Ладно, мальчишки, я подремлю немного... – Тамара слегка откинулась на своем кресле и закрыла глаза.
Юра поймал себя на том, что поглядывает на нее чаще, чем это позволяют правила приличия, но бороться с собой не стал. Кроме нежных чувств, которые он испытывал при каждом взгляде на Тамару, сейчас Юра получал еще и эстетическое удовольствие просто от созерцания красивой женщины.
Время мягко перетекало из одной минуты в другую с неизменным равнодушием вечности. Поезд плавно остановился. Через некоторое время Бондарь приоткрыл осоловелые глаза, взглянул в окно, и вдруг заорал дурным голосом:
– П-и-и-за-а-а-а!
Все испуганно подскочили. Тамара спросонья не сразу сориентировалась и, резко поднявшись на ноги, крепко встретилась лбом с наклонившимся за упавшим путеводителем Юрой.
– Господи, Юрка, да что же нас как магнитом притягивает... – Тамара захныкала и стала потирать лоб. – Вскочит теперь шишка!
– Ско-ре-е! – орал Бондарь, срывая наушники с обалдевшего Вовки, который, полузакрыв глаза, отдавался власти волнующих унисонов знаменитого «Хора пленных евреев». – Он здесь стоит всего три минуты!!
В страшной спешке, сдирая с полки вещи, вся компания вырвалась в коридор и семимильными шагами устремилась к выходу, периодически наступая на чьи-то ноги, извиняясь, поправляя беспрерывно сползающие очки и сумки, толкаясь, извиняясь снова и снова.
Последним вывалился из вагона Бондарь, так и не сумевший запихать в сумку опутанный проводами плеер. Через секунду поезд плавно тронулся с места.
– Уфф... Слава Богу! – Бондарь утер лицо платком. – Простите старого идиота. Заслушался и потерял чувство реальности. Как тебе Верди?
– Прикольно, – серьезно ответил Вовка, потерев левое ухо, которое слегка саднило от сорванных Бондарем наушников.
Хозяин маленькой гостиницы «Isola Verde», уютно разместившейся недалеко от набережной реки Арно, встретил гостей из России широкой белозубой улыбкой: «Benvenuti a Pisa!». Пока Бондарь занимался поселением, Тамара и Вовка расположились на громадных кожаных креслах у столика с пестрыми туристическими проспектами, а Стас и Юра ходили по уютному вестибюлю, рассматривая копии известных картин итальянских мастеров с любовью развешанные по стенам. Через несколько минут хозяин проводил всю компанию на второй этаж, где показал номера. Вовка, как обычно, поселился в одном номере со Стасом, Юра – с Бондарем, а Тамаре вновь повезло на отдельные хоромы.
– До обеда объявляется свободное время, – сказал Бондарь.
– Только умоляю, – театрально взмолился Юра, – Григорий Ефимович, не засните.
– А позже, – Бондарь сделал вид, что не обратил внимания на этот укол, но все с трудом сдерживались от смеха, – мы совершим небольшую экскурсию по городу и обязательно – к Падающей Башне. Я никогда не прощу себе, если вы ее не увидите.
– Но ведь она закрыта, – сказал Вовка.
– Как можно закрыть Северное Сияние? – искренне удивился Бондарь, – Это ведь... Подняться наверх мы, конечно, не сможем, но увидеть это чудо воочию с расстояния пятнадцати метров нам никто не запретит. В определенном понимании это место святое и посетить его мы просто обязаны. В конце концов, должны же мы заручиться благословением и этого славного города.
Все разбрелись по номерам. Вовка почти сразу же на цыпочках вернулся к двери номера и прислушался. В коридоре было тихо. Вовка осторожно приоткрыл дверь, выглянул из номера м посмотрел по сторонам. Коридор был пуст.
– Чисто! – прошептал Вовка. – Валим!
– Не шали, оставлю дома, – пригрозил Стас.
Вовка демонстративно подошел к креслу и, плюхнувшись в него, принялся смотреть на Стаса в ожидании команды «на выход». Ждать ему пришлось недолго.
Первым профессора заметил Вовка. Он сидел за столиком в полупустом кафе «OPERA» и медленно помешивал ложечкой кофе. Как только он поднял глаза и посмотрел в сторону приближавшегося Стаса, тот сразу понял, что случилось что-то неладное.
– Здравствуйте профессор, – сказал Стас, опускаясь на стул.
– Salve... – ответил Торо.
– Что-то случилось?
– Профессор Гримольди погиб.
Стас хотел сказать что-нибудь, но так и не нашел слов. Вовка не понимал, о чем они говорят, но по лицам догадался, что случилось что-то нехорошее. Торо помолчал немного и продолжил:
– В тот же день когда вы пришли ко мне в университет, Гримольди сгорел вместе со своей виллой. Наверное, он узнал, что чувствовал в последние минуты Джордано Бруно. Как это страшно – сгореть заживо...
Чтобы не показать слез, появившихся в уголках глаз, профессор отвернулся в сторону и посидел так с полминуты, пытаясь взять себя в руки.
– Я совершил большую глупость, втянув Вас в эту историю, – сказал Стас.
– Перестаньте, – уныло возразил Торо. – Я не ребенок и привык сам отвечать за свои поступки. Тем более что Гримольди и без Вас давно уже «втянулся» в историю с поездом. Но... неужели Вы думаете, что это не случайность?
– Частая случайность, профессор, называется закономерностью. Слишком много за последнее время я видел «случайных» смертей. Увы, но это так.
– А что случилось-то? – не выдержал Вовка.
Стас рассказал Вовке о Гримольди и дальше разговор пошел с кратким переводом на русский язык.
– Мне очень жаль, Станислав, что я не смогу вам быть полезным.
– Вам не в чем себя винить. Вы не могли повлиять на ход событий.
– Когда я последний раз разговаривал с Гримольди по телефону, наш разговор зашел о новых документах, касаемых Джордано Бруно – они были найдены в архивах Венецианской и Римской инквизиций. Вы, наверное, ничего не слышали об этом.
– Нет, ничего, – с настороженным интересом ответил Стас.
– Открылись новые сведения, и Гримольди сказал, что мир просто еще не представляет насколько важно для него то, что в них рассказывается. Отчасти это открывает совершенно новый взгляд на проблему пропавшего поезда. Гримольди прислал мне кое-что по электронной почте, чтобы я ознакомился в дороге. Я тут подготовил Вам компьютерный перевод. Он довольно косноязычен, но, думаю, суть будет ясна.
Торо достал зеленую папку и передал Стасу. Стас открыл ее и бегло просмотрел первый лист.
– Занятно.
– Предвидя Ваш вопрос, сразу скажу: подлинность этих документов подтвердила специальная международная комиссия под руководством профессора Луки Сарачено – персоны буквально харизматичной в университетских кругах. Так что версия о возможной подделке или мистификации отпадает – перед нами бесспорное свидетельство реальных событий. Но... – профессор Торо вздохнул, – появились непонятные препятствия на пути к обнародованию всех этих данных.
– Почему?
– Не знаю, Станислав. Для меня это загадка. Может быть, просто не хотят преждевременной сенсации... Потом, конечно, вы внимательно изучите эти бумаги, но сейчас я, если позволите, вкратце изложу главное.
Профессор достал из портфеля такую же папку, какую передал Стасу, и раскрыл ее.
– Джордано Бруно, как вы знаете, родился в 1548 году в Ноле, небольшом городке, что в Неаполитанском королевстве, в семье военного. С детства мальчик проявляет недюжинные интеллектуальные способности. Например, в двенадцать лет он серьезно изучает древнюю и новейшую философию, а в пятнадцать поступает в доминиканский монастырь и получает там обширнейшие знания по множеству направлений. В том числе Бруно знакомится с Каббалой и системой тайных знаний. Читает и цитирует Фому Аквинского, Николая Кузанского, арабских мыслителей и первых гуманистов. Тогда же он знакомится с книгой Коперника «Об обращении небесных тел»... В двадцать четыре года он принимает обет и получает сан священника.
Вскоре церковному начальству становится известно об увлечениях Бруно, и тому приходится бежать в Германию, а оттуда опять в Нолу. После – на север Италии, в Турин, затем в Тулузу. Начинаются скитания... В тот период им написана книга «О свойствах Времени», позднее бесследно исчезнувшая. По прибытию в Тулузу Бруно удается получить случайную вакансию на кафедре философии местного университета. Затем, после пары случившихся там скандалов, он перебирается в Париж. В то время, если помните, во Франции правил король Генрих III – человек довольно экзальтированный, но отличающийся расположением к наукам и искусствам. Однако из-за открытого конфликта со сторонниками Аристотеля Бруно вскоре приходится покинуть и Париж. В итоге, в 1583 году он отправляется в Англию с прекрасными рекомендательными письмами короля Франции. Благодаря этим рекомендациям его берут в Оксфордский университет. Но, как напишет потом Джорж Смитт: «От того, что говорит Джордано Бруно, краснеют стены богословской аудитории». В конце концов, и там он вынужден прекратить свои лекции. Изгнание из Оксфорда Бруно ознаменовывает книгой, в которой резко осуждает грубость, с какой с ним обошлись. В этой книге Оксфорд удостоился эпитета «вдова здравого знания», – профессор криво усмехнулся. – В ней Джордано Бруно подробно изложил разнообразные взгляды на строение Вселенной. Говорят, когда ученый Кеплер читал этот труд, то испытывал настоящее головокружение. Позже он напишет: «Тайный ужас охватывал меня при мысли, что я блуждаю в пространстве, где нет ни центра, ни начала, ни конца!».
Профессор отпил кофе, промокнул губы салфеткой с розовым клеймом «OPERA», и продолжил:
– Вскоре Бруно вернулся в Лондон и в течение двух лет написал еще несколько трудов. «О Причине, Начале Всего и Едином», «О бесконечном и Вселенной», «Тайное учение Пегасского коня с присоединением такого же учения Силенского осла», и многие другие, где, не таясь, отстаивает свои убеждения. Точно не определено, по каким причинам он покидает Лондон и переезжает в Венецию. Впрочем, Станислав, простите меня – все это общеизвестные факты... – профессор торопливо перелистнул несколько страниц.– В Венеции Бруно берет в ученики патриция Джованни Мочениго, тайным желанием которого, как теперь выяснилось, было приобрести от него некие тайные знания. Не получив их, ученик совершает предательство – приводит в дом учителя инквизицию. Бруно арестовывают и отправляют в тюрьму.
– А что за тайные знания хотел получить Мочениго?
Профессор перевернул еще несколько страниц и начал читать:
– "Я учу множественности миров как результату действия бесконечной Божественной Силы. Ибо было бы недостойно Творца ограничиться созданием конечного мира, в то время как Он обладает возможностью творить все новые и новые бесчисленные миры. Я утверждаю, что рядом с нашим миром существует бесконечное множество других миров, и все они населены. Бесконечное множество миров, находящихся рядом в безграничном пространстве, и образует Вселенную".
Профессор поднял от текста усталые глаза и посмотрел на Стаса.
– В этом-то и весь вопрос – что хотел Мочениго? Полагаю, ответ кроется в том, что философию Бруно можно с одинаковым успехом рассматривать и как учение о мирах-планетах, и как концепцию параллельных миров – четкой границы здесь нет.
– Теория параллельных пространств? Признаться, до истории с «поездом-призраком» она казалась мне полным бредом.
– Официальная наука предпочитает, как известно, первую, «планетарную» трактовку идей Бруно, но многое говорит и в пользу второй. Особенно в свете новых документов, – профессор характерным итальянским жестом указал на листы в папке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30