https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Kerasan/retro/
обождите, граждане зеки, вот продадим продукцию – и сахар с маслом заработаем.
В тюрьме и зоне, как и на свободе, хорошо живет тот, у кого есть деньги. А деньги есть у того, кому помогают из-за колючки. В зоновских магазинах пользуется спросом дешевый товар: консервы рыбные, повидло, маргарин, сигареты типа «Прима». Однако могут наполнить прилавок такой дорогостоящей дрянью, что никакого «лицевого счета» не хватит… Бывают кризисные периоды, когда та или иная зона испытывает сильнейший дефицит курева, чая и прочего. Начинается всеобщее волнение, могущее при определенных условиях перерасти в бунт.
Зеку положена передача или посылка: это тоже важное подспорье лишними калорями (оговорился: совсем-совсем не лишними). Чесночок, сало, сигареты, карамель какая-нибудь – вот достойный джентльменский набор «мужицкой дачки» – от матери, от жены, от вольного кента.
Иногда вечерний «базар» после чифира соскальзывает на воспоминания о деликатесах «свободной жизни». Так, например, в один зимний вятский вечерок Саня Малыш поведал о посещении им дорогостоящего московского ресторана; Буня припомнил ломящиеся от жратвы столы собственной свадьбы; Жора Лемех на воле объедался черной икрой – потому что браконьерил в Таганрогском заливе… Вдруг заскрипела шконка второго яруса, и слово попросил старый бомж Тихоныч: «А я, пацаны, тоже… ел однажды… макароны, белые… промытые… с маслом…»
Наступила короткая пауза, после которой компания «мемуаристов» закатилась дружным хохотом… Хотя и было это все грустно…
Нельзя, по тюремно-лагерным понятиям, ничего покупать в пищеблоке. Повар не в магазине покупает мясо, а кроит куски от общего стола; он отнимает калории, а значит, и здоровье у того, с кем ты делишь тяготы каторжанского бытия.
Если вернуться к проблеме большой и маленькой пайки, то можно припомнить «кишкометов-проглотов» (обжор) в зоне общего режима, собиравших со столов «шлюмки» с остатками каши и вываливавших ее в свои. Хотя, конечно, были и легендарные зоны, в которых хлеб ставился на столы в нарезанном виде, без нормы, в больших тарелках. Большое количество его и оставалось после еды. Это – сытая зона. В такой зоне можно пообедать с добавкой, но все равно – умный зек не станет злоупотреблять, зная, что перемены к худшему могут произойти неожиданно, а привычка к большому количеству пищи останется надолго и причинит невыносимые муки.
С едой, как и с азартными играми, связаны многие проблемы тюрьмы и зоны. Еда, пища, хавка и как следствие – крысятничество, голодовки, повышенная смертность, бунты и убийства.
Проблема, однако, может быть решена одним только способом – разумным воздержанием. Погоня за все большим количеством поглощаемой пищи ни к чему хорошему в местах лишения свободы еще не приводила.
На грустные размышления наводят, правда, сообщения о нормах на питание в тюрьмах Запада. От зека к зеку давно уже передается байка о бунте в какой-то американской тюрьме: мол, к завтраку им подали черствые булочки и холодный кофе… Зажрались, однако, господа..
А наши родные условия и нормы хорошо иллюстрируются анекдотом.
В одной из тюрем баландер раздает баланду. Плескает черпак и подает в камерную «кормушку».
3ек (удивленно глядя в шлюмку): Эй ты, рожа! Ты чего плеснул сюда? Мне мясо положено.
Баландер (равнодушно): Положено – ешь.
3ек (снова заглядывая в шлюмку): Так не положено ведь…
Баландер (так же равнодушно): Не положено – не ешь…
«Феня» с «пальцами» на корточках
В тюрьме и в зоне говорят, конечно, на русском языке, дополняя его словами и выражениями из языка блатного – т.н. «фени». Не будем касаться происхождения этого языка – оно закономерно вытекает из необходимости тайны в любом преступном ремесле. Нынче же блатной язык, воровской жаргон проникает во все сферы жизни, и никого уже не удивляют слова «крыша», «штука», «стрелка», «разборка» из уст диктора НТВ или правительственного чиновника. Не говоря уже о деятелях культуры и искусства… В общем, смычка сфер происходит на языковом уровне, а это улика посильней любой судебной.
Именно по языку угадывают опытные зеки своего собрата, определяют его принадлежность к тому или иному режиму. Отсидевший чуть больше года первоходочник, нахватавшись верхушек, уже сыплет направо и налево блатными оборотами. Однако использует он их там, где надо и не надо. Напротив, зек с двумя-тремя ходками (и тем более – «полосатик с особого режима») вставляет блатные слова очень и очень точно, не злоупотребляя остроумной и опасной лексикой: за всякое неверное слово зек отвечает немедленно.
Разговору помогают усиленной жестикуляцией, т.н. «гнутыми пальцами». «Гнутые пальцы» тоже вошли в обиход «вольной жизни» и стали непременным атрибутом общения в среде «новых русских». Но появилась эта привычка от «щипачей» (карманников) и «катал» (профессиональных картежников) – это они «гнули пальцы», постоянно их тренируя, дабы не потерять умения осуществить «карманную тягу» с «чердака фраерского» «лепня» (кармана пиджака жертвы) или «передернуть картишки» на глазах у «лоха».
«Феня» постоянно обновляется, обогащается новыми выражениями типа «не дави на блатпедаль», та же «крыша» (бандитское прикрытие). Другие слова типа «голубятник» (вор, похищающий белье с чердаков) – исчезают из «фени» за ненадобностью. Некоторые выражения очень остроумны: «гидрокурица» (селедка), «Иван Тоскуй приехал» (приступ язвы), «Иван с Волги» (хулиган)… Часть оборотов используется как опасный способ припутать новичка или с целью придать презрительный смысл: «просто так» (об игре на «педераста»), «Ага, наркоман… кожаной иглой по тухлой вене…» и т.д. и т.п.
Впрочем, в «обоюдном толковище» (диалоге) подобные выражения не используются ввиду их чревычайной опасности, равно как нецензурщина. Язык тюрьмы и зоны остроумен, точен и страшен. Женщина в этой лексике принижена до «дырки», «кошелки» – в общем, до легкодоступного и несмысленного существа; беззащитный интеллигент («политик») – «Укроп Помидорович»; убийство – «мокруха», «завалили» – как, скажем, свинью… Однако выражение «убить жида» означает всего-навсего «быстро разбогатеть».
Ни в теории, ни в практике невозможны милицейские агенты в камере и в бараке: чтобы научиться естественно владеть «феней», им придется сидеть немалый срок, вписываясь в обстановку. Или каждого агента нужно готовить как Рудольфа Абеля. Поэтому в качестве «наседок» (стукачей) используются сами зеки, которым не нужно входить в образ…
С «феней» всяк сталкивается в первые же минуты пребывания в неволе – в КПЗ. Тюремно-лагерная администрация также общается с зеком на этом языке, сдабривая его официальной терминологией и штампами воспитательной работы.
В условиях свободы, где-нибудь в районе Арбата или на улице Горького (Тверской) в Москве, можно увидеть группы молодых людей, сидящих на корточках. Они мирно беседуют, сдабривая цивильный матерок блатным жаргоном и усиленно помогая себе пальцами.
Сидение на корточках – тоже один из признаков «тюрьмы и зоны», но признак этот не несет никакой особо блатной нагрузки, а вызван к жизни элементарными правилами гигиены. Дело в том, что скамейки и стулья достаточно редки в лагерях, и, как мы уже говорили, беседы и азартные игры проводятся прямо на шконках. На улице (в отрядных двориках) скамеек тоже нет, и если каждый будет садиться на камень, траву или просто на асфальт, а потом водружать пыльную задницу на чужое одеяло или простыню, то никакая баня не справится с всеобщей загрязненностью, никакая прачечная не отстирает зековское белье.
Подражая взрослым, садятся на корточки подростки – неумело гнут пальцы, пытаются «калякать», щеголяя «феней», не подозревая об истинном происхождении этих непременных естественных атрибутов тюремно-лагерного мира.
Амур по переписке
Письмо от родных, от друга, от любимой женщины – немалое событие в жизни зека. Если количество писем ограничено по закону или инструкциям МВД – тем более. Подписание поздравительной открытки – ритуал, требующий больших мыслительных и творческих усилий. Особенно ценятся стихотворные тексты или оригинальные, насыщенные сравнениями, гиперболами и метафорами. Если открытка «складная», то на одной ее части исполняется на заказ тематический рисунок – портрет отправителя или получателя (по имеющейся фотографии), пейзаж на тему, символический натюрморт (Нож, Крест, Уголовный кодекс, Роза). Каждая буква вырисовывается с тщательностью, которой позавидовал бы средневековый монах-перенисчик. Если есть «золотая» краска, то после всех обводов такой открыткой не стыдно приветить и японского императора. Но получит ее, скорее всего, мать, утирающая слезы в московской коммуналке или рязанской избе; или какая-нибудь обойденная к тридцати годам городской любовью Валюха из общежития ткацкого комбината; или кент-подельник, скучающий над преступным замыслом за бутылкой «Абсолюта» или самогона.
Особая статья – переписка с заочницами. У каждого зека есть адреса заочниц. Этими адресами меняются; меняются фотками; узнают друг у друга подробности. Егор и Люба из шукшинской «Калины красной» – вполне реальные люди в зековской жизни. Несомненно, что бывают жестокие обманы (кражи, грабежи и т.д.) в отношении заочниц, но достаточно и иных фактов. С помощью «заочной любви» устраивает свою судьбу не меньшее количество пар, чем, скажем, в газетной «Службе знакомств» на свободе.
При написании текстов подобных писем тоже ценится некоторая дурашливая витиеватость – иногда на грани пошлости. Часто, подобно Егору Прокудину, уставший от босяцкой жизни зек (взломщик, грабитель, мошенник) представляется невинно осужденным «бухгалтером». Но это вовсе не означает, что он имеет какие-то преступные виды на адресатку.
При нынешней нестабильной жизни роль заочниц, видимо, еще более возросла. Неангажированный в мафии профессионал, отсидев свои семь-восемь с гаком, почувствовав возраст, ищет успокоения и отдохновения от неправедных трудов. И тем более ищет того же мужик («мужик»), вообще умеющий лишь вкалывать до седьмого пота и не боящийся никакой работы на свободе с ее «пионерскими» нормами.
Иногда заочницы приезжают в зону на свидание, которое положено только в случае регистрации брака. Брак и регистрируется в присутствии лагерной администрации работником местного загса или инспектором спецчасти. Иногда одному из молодоженов остается еще дотянуть какие-нибудь… пять, шесть, десять лет. При нашем (на свободе) почти повсеместном равнодушии к эпистолярному жанру тюремно-лагерная переписка является воистину уникальным явлением. В зависимости от характера зек в письмах вырабатывает единственный и неповторимый стиль – пошловато-гусарский, аристократический, псевдоинтеллигентский или, на манер Лескова, сказовый с эдакой кажущейся простецой…
Многие пишут стихи, ведут художественные дневники и сочиняют рассказы. Одна из зон города Кирово-Чепецка (строгий режим) подарила читателям России трех активно работающих и издаваемых писателей – о чем, видимо, и не знает администрация «учреждения».
Легенды и мифы
К легендам и мифам тюрьмы и зоны относятся всевозможные личности (в основном – воры в законе), события (приезд вора), сами зоны (сверхголод или сверхсытость), амнистия, побеги и многое другое.
В частности, якобы на одной лесной зоне умелец соорудил вертолет из бензопилы «Дружба» и улетел за предел досягаемости автоматчиков (при рассказе обязательно называется номер зоны, управления, всякий раз – иной); в другом «учреждении» кто-то перепрыгнул запретку на пружинах, прикрепленных к кирзачам; в третьей – сшил мундир, загримировался под самого «хозяина» и ушел куда глаза глядят.
Амнистия 1953 года – самая знаменитая. По мнению большинства зеков, по этому Указу вообще освободили всех, кроме политических. Амнистированные дали, как говорится, шороху близлежащим населенным пунктам, и 90% их снова загудели в лагеря. Такой амнистии больше не было, но опять же по мнению большинства – будет обязательно, стоит только скончаться кому-нибудь равному по значению И. В. Сталину. Правда, чтобы умереть – надо сначала родиться, да…
К легендарным личностям относятся патриархи и теоретики воровской идеи – Бриллиант, Вася Бузулуцкий и другие. Всевозможные рассказы о их тюремно-лагерном бытии давно уже перепутаны и смешаны; деяния одного приписывают другому – и наоборот. Впрочем, «законникам» уже уделено достаточно места в современной литературе, а мы не будем касаться подробно этой темы и отошлем читателя в библиотеку и к книжным лоткам.
В зоне N… голодные зеки завалили, а потом целую неделю ели начальника оперчасти (вот так, ни больше, ни меньше!). А в зоне N… наоборот, целый год кормили как на убой, снизили норму выработки, выдали всем «блатные» черные бушлаты и джинсовые костюмы: ждали приезда министра юстиции США. В зоне особого режима, что в Архангельской области, побывала сама Алла П., спела концерт, «пульнула сеанс» и подарила каждому отряду по телевизору «Шарп» и видеоплейеру «Сони» с набором видеокассет.
В питерской тюрьме «Кресты» стоят унитазы в каждой камере. Это постарался Королев (варианты: Курчатов, Яковлев, Туполев), шибко страдавший во время отсидки из-за отсутствия цивилизованной сантехники. На оборудование «Крестов» унитазами у «Королева» ушла вся Ленинская (вариант – Нобелевская, Сталинская, Государственная) премия.
Почему в тридцатых годах татуировали на груди Ленина и Сталина? Думали, что, когда поведут расстреливать, можно будет рвануть рубаху на груди: «На, стреляй!» А кто б осмелился?
Один зек наколол себе тельняшку с длинным рукавом – и умер от заражения крови.
Много зеков, освобождаясь, получали загранпаспорта с визой: ехали в Германию (Францию, Бразилию, США и т.п.) получать неожиданное наследство (бабка-графиня, дед-купец, дядя-еврей и т.п.).
О трансплантации свежеотрезанных крысиных ушей на член вы уже слышали…
Жизнь тюрьмы и зоны пронизана мифами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
В тюрьме и зоне, как и на свободе, хорошо живет тот, у кого есть деньги. А деньги есть у того, кому помогают из-за колючки. В зоновских магазинах пользуется спросом дешевый товар: консервы рыбные, повидло, маргарин, сигареты типа «Прима». Однако могут наполнить прилавок такой дорогостоящей дрянью, что никакого «лицевого счета» не хватит… Бывают кризисные периоды, когда та или иная зона испытывает сильнейший дефицит курева, чая и прочего. Начинается всеобщее волнение, могущее при определенных условиях перерасти в бунт.
Зеку положена передача или посылка: это тоже важное подспорье лишними калорями (оговорился: совсем-совсем не лишними). Чесночок, сало, сигареты, карамель какая-нибудь – вот достойный джентльменский набор «мужицкой дачки» – от матери, от жены, от вольного кента.
Иногда вечерний «базар» после чифира соскальзывает на воспоминания о деликатесах «свободной жизни». Так, например, в один зимний вятский вечерок Саня Малыш поведал о посещении им дорогостоящего московского ресторана; Буня припомнил ломящиеся от жратвы столы собственной свадьбы; Жора Лемех на воле объедался черной икрой – потому что браконьерил в Таганрогском заливе… Вдруг заскрипела шконка второго яруса, и слово попросил старый бомж Тихоныч: «А я, пацаны, тоже… ел однажды… макароны, белые… промытые… с маслом…»
Наступила короткая пауза, после которой компания «мемуаристов» закатилась дружным хохотом… Хотя и было это все грустно…
Нельзя, по тюремно-лагерным понятиям, ничего покупать в пищеблоке. Повар не в магазине покупает мясо, а кроит куски от общего стола; он отнимает калории, а значит, и здоровье у того, с кем ты делишь тяготы каторжанского бытия.
Если вернуться к проблеме большой и маленькой пайки, то можно припомнить «кишкометов-проглотов» (обжор) в зоне общего режима, собиравших со столов «шлюмки» с остатками каши и вываливавших ее в свои. Хотя, конечно, были и легендарные зоны, в которых хлеб ставился на столы в нарезанном виде, без нормы, в больших тарелках. Большое количество его и оставалось после еды. Это – сытая зона. В такой зоне можно пообедать с добавкой, но все равно – умный зек не станет злоупотреблять, зная, что перемены к худшему могут произойти неожиданно, а привычка к большому количеству пищи останется надолго и причинит невыносимые муки.
С едой, как и с азартными играми, связаны многие проблемы тюрьмы и зоны. Еда, пища, хавка и как следствие – крысятничество, голодовки, повышенная смертность, бунты и убийства.
Проблема, однако, может быть решена одним только способом – разумным воздержанием. Погоня за все большим количеством поглощаемой пищи ни к чему хорошему в местах лишения свободы еще не приводила.
На грустные размышления наводят, правда, сообщения о нормах на питание в тюрьмах Запада. От зека к зеку давно уже передается байка о бунте в какой-то американской тюрьме: мол, к завтраку им подали черствые булочки и холодный кофе… Зажрались, однако, господа..
А наши родные условия и нормы хорошо иллюстрируются анекдотом.
В одной из тюрем баландер раздает баланду. Плескает черпак и подает в камерную «кормушку».
3ек (удивленно глядя в шлюмку): Эй ты, рожа! Ты чего плеснул сюда? Мне мясо положено.
Баландер (равнодушно): Положено – ешь.
3ек (снова заглядывая в шлюмку): Так не положено ведь…
Баландер (так же равнодушно): Не положено – не ешь…
«Феня» с «пальцами» на корточках
В тюрьме и в зоне говорят, конечно, на русском языке, дополняя его словами и выражениями из языка блатного – т.н. «фени». Не будем касаться происхождения этого языка – оно закономерно вытекает из необходимости тайны в любом преступном ремесле. Нынче же блатной язык, воровской жаргон проникает во все сферы жизни, и никого уже не удивляют слова «крыша», «штука», «стрелка», «разборка» из уст диктора НТВ или правительственного чиновника. Не говоря уже о деятелях культуры и искусства… В общем, смычка сфер происходит на языковом уровне, а это улика посильней любой судебной.
Именно по языку угадывают опытные зеки своего собрата, определяют его принадлежность к тому или иному режиму. Отсидевший чуть больше года первоходочник, нахватавшись верхушек, уже сыплет направо и налево блатными оборотами. Однако использует он их там, где надо и не надо. Напротив, зек с двумя-тремя ходками (и тем более – «полосатик с особого режима») вставляет блатные слова очень и очень точно, не злоупотребляя остроумной и опасной лексикой: за всякое неверное слово зек отвечает немедленно.
Разговору помогают усиленной жестикуляцией, т.н. «гнутыми пальцами». «Гнутые пальцы» тоже вошли в обиход «вольной жизни» и стали непременным атрибутом общения в среде «новых русских». Но появилась эта привычка от «щипачей» (карманников) и «катал» (профессиональных картежников) – это они «гнули пальцы», постоянно их тренируя, дабы не потерять умения осуществить «карманную тягу» с «чердака фраерского» «лепня» (кармана пиджака жертвы) или «передернуть картишки» на глазах у «лоха».
«Феня» постоянно обновляется, обогащается новыми выражениями типа «не дави на блатпедаль», та же «крыша» (бандитское прикрытие). Другие слова типа «голубятник» (вор, похищающий белье с чердаков) – исчезают из «фени» за ненадобностью. Некоторые выражения очень остроумны: «гидрокурица» (селедка), «Иван Тоскуй приехал» (приступ язвы), «Иван с Волги» (хулиган)… Часть оборотов используется как опасный способ припутать новичка или с целью придать презрительный смысл: «просто так» (об игре на «педераста»), «Ага, наркоман… кожаной иглой по тухлой вене…» и т.д. и т.п.
Впрочем, в «обоюдном толковище» (диалоге) подобные выражения не используются ввиду их чревычайной опасности, равно как нецензурщина. Язык тюрьмы и зоны остроумен, точен и страшен. Женщина в этой лексике принижена до «дырки», «кошелки» – в общем, до легкодоступного и несмысленного существа; беззащитный интеллигент («политик») – «Укроп Помидорович»; убийство – «мокруха», «завалили» – как, скажем, свинью… Однако выражение «убить жида» означает всего-навсего «быстро разбогатеть».
Ни в теории, ни в практике невозможны милицейские агенты в камере и в бараке: чтобы научиться естественно владеть «феней», им придется сидеть немалый срок, вписываясь в обстановку. Или каждого агента нужно готовить как Рудольфа Абеля. Поэтому в качестве «наседок» (стукачей) используются сами зеки, которым не нужно входить в образ…
С «феней» всяк сталкивается в первые же минуты пребывания в неволе – в КПЗ. Тюремно-лагерная администрация также общается с зеком на этом языке, сдабривая его официальной терминологией и штампами воспитательной работы.
В условиях свободы, где-нибудь в районе Арбата или на улице Горького (Тверской) в Москве, можно увидеть группы молодых людей, сидящих на корточках. Они мирно беседуют, сдабривая цивильный матерок блатным жаргоном и усиленно помогая себе пальцами.
Сидение на корточках – тоже один из признаков «тюрьмы и зоны», но признак этот не несет никакой особо блатной нагрузки, а вызван к жизни элементарными правилами гигиены. Дело в том, что скамейки и стулья достаточно редки в лагерях, и, как мы уже говорили, беседы и азартные игры проводятся прямо на шконках. На улице (в отрядных двориках) скамеек тоже нет, и если каждый будет садиться на камень, траву или просто на асфальт, а потом водружать пыльную задницу на чужое одеяло или простыню, то никакая баня не справится с всеобщей загрязненностью, никакая прачечная не отстирает зековское белье.
Подражая взрослым, садятся на корточки подростки – неумело гнут пальцы, пытаются «калякать», щеголяя «феней», не подозревая об истинном происхождении этих непременных естественных атрибутов тюремно-лагерного мира.
Амур по переписке
Письмо от родных, от друга, от любимой женщины – немалое событие в жизни зека. Если количество писем ограничено по закону или инструкциям МВД – тем более. Подписание поздравительной открытки – ритуал, требующий больших мыслительных и творческих усилий. Особенно ценятся стихотворные тексты или оригинальные, насыщенные сравнениями, гиперболами и метафорами. Если открытка «складная», то на одной ее части исполняется на заказ тематический рисунок – портрет отправителя или получателя (по имеющейся фотографии), пейзаж на тему, символический натюрморт (Нож, Крест, Уголовный кодекс, Роза). Каждая буква вырисовывается с тщательностью, которой позавидовал бы средневековый монах-перенисчик. Если есть «золотая» краска, то после всех обводов такой открыткой не стыдно приветить и японского императора. Но получит ее, скорее всего, мать, утирающая слезы в московской коммуналке или рязанской избе; или какая-нибудь обойденная к тридцати годам городской любовью Валюха из общежития ткацкого комбината; или кент-подельник, скучающий над преступным замыслом за бутылкой «Абсолюта» или самогона.
Особая статья – переписка с заочницами. У каждого зека есть адреса заочниц. Этими адресами меняются; меняются фотками; узнают друг у друга подробности. Егор и Люба из шукшинской «Калины красной» – вполне реальные люди в зековской жизни. Несомненно, что бывают жестокие обманы (кражи, грабежи и т.д.) в отношении заочниц, но достаточно и иных фактов. С помощью «заочной любви» устраивает свою судьбу не меньшее количество пар, чем, скажем, в газетной «Службе знакомств» на свободе.
При написании текстов подобных писем тоже ценится некоторая дурашливая витиеватость – иногда на грани пошлости. Часто, подобно Егору Прокудину, уставший от босяцкой жизни зек (взломщик, грабитель, мошенник) представляется невинно осужденным «бухгалтером». Но это вовсе не означает, что он имеет какие-то преступные виды на адресатку.
При нынешней нестабильной жизни роль заочниц, видимо, еще более возросла. Неангажированный в мафии профессионал, отсидев свои семь-восемь с гаком, почувствовав возраст, ищет успокоения и отдохновения от неправедных трудов. И тем более ищет того же мужик («мужик»), вообще умеющий лишь вкалывать до седьмого пота и не боящийся никакой работы на свободе с ее «пионерскими» нормами.
Иногда заочницы приезжают в зону на свидание, которое положено только в случае регистрации брака. Брак и регистрируется в присутствии лагерной администрации работником местного загса или инспектором спецчасти. Иногда одному из молодоженов остается еще дотянуть какие-нибудь… пять, шесть, десять лет. При нашем (на свободе) почти повсеместном равнодушии к эпистолярному жанру тюремно-лагерная переписка является воистину уникальным явлением. В зависимости от характера зек в письмах вырабатывает единственный и неповторимый стиль – пошловато-гусарский, аристократический, псевдоинтеллигентский или, на манер Лескова, сказовый с эдакой кажущейся простецой…
Многие пишут стихи, ведут художественные дневники и сочиняют рассказы. Одна из зон города Кирово-Чепецка (строгий режим) подарила читателям России трех активно работающих и издаваемых писателей – о чем, видимо, и не знает администрация «учреждения».
Легенды и мифы
К легендам и мифам тюрьмы и зоны относятся всевозможные личности (в основном – воры в законе), события (приезд вора), сами зоны (сверхголод или сверхсытость), амнистия, побеги и многое другое.
В частности, якобы на одной лесной зоне умелец соорудил вертолет из бензопилы «Дружба» и улетел за предел досягаемости автоматчиков (при рассказе обязательно называется номер зоны, управления, всякий раз – иной); в другом «учреждении» кто-то перепрыгнул запретку на пружинах, прикрепленных к кирзачам; в третьей – сшил мундир, загримировался под самого «хозяина» и ушел куда глаза глядят.
Амнистия 1953 года – самая знаменитая. По мнению большинства зеков, по этому Указу вообще освободили всех, кроме политических. Амнистированные дали, как говорится, шороху близлежащим населенным пунктам, и 90% их снова загудели в лагеря. Такой амнистии больше не было, но опять же по мнению большинства – будет обязательно, стоит только скончаться кому-нибудь равному по значению И. В. Сталину. Правда, чтобы умереть – надо сначала родиться, да…
К легендарным личностям относятся патриархи и теоретики воровской идеи – Бриллиант, Вася Бузулуцкий и другие. Всевозможные рассказы о их тюремно-лагерном бытии давно уже перепутаны и смешаны; деяния одного приписывают другому – и наоборот. Впрочем, «законникам» уже уделено достаточно места в современной литературе, а мы не будем касаться подробно этой темы и отошлем читателя в библиотеку и к книжным лоткам.
В зоне N… голодные зеки завалили, а потом целую неделю ели начальника оперчасти (вот так, ни больше, ни меньше!). А в зоне N… наоборот, целый год кормили как на убой, снизили норму выработки, выдали всем «блатные» черные бушлаты и джинсовые костюмы: ждали приезда министра юстиции США. В зоне особого режима, что в Архангельской области, побывала сама Алла П., спела концерт, «пульнула сеанс» и подарила каждому отряду по телевизору «Шарп» и видеоплейеру «Сони» с набором видеокассет.
В питерской тюрьме «Кресты» стоят унитазы в каждой камере. Это постарался Королев (варианты: Курчатов, Яковлев, Туполев), шибко страдавший во время отсидки из-за отсутствия цивилизованной сантехники. На оборудование «Крестов» унитазами у «Королева» ушла вся Ленинская (вариант – Нобелевская, Сталинская, Государственная) премия.
Почему в тридцатых годах татуировали на груди Ленина и Сталина? Думали, что, когда поведут расстреливать, можно будет рвануть рубаху на груди: «На, стреляй!» А кто б осмелился?
Один зек наколол себе тельняшку с длинным рукавом – и умер от заражения крови.
Много зеков, освобождаясь, получали загранпаспорта с визой: ехали в Германию (Францию, Бразилию, США и т.п.) получать неожиданное наследство (бабка-графиня, дед-купец, дядя-еврей и т.п.).
О трансплантации свежеотрезанных крысиных ушей на член вы уже слышали…
Жизнь тюрьмы и зоны пронизана мифами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82