— Я и пытаюсь сказать: если будет так, ни дитя, ни мать не станут ни в чем нуждаться, — повторил Моско. — И покуда они ни в чем не нуждаются, ни слова об этом не достигнет Альгарве. По рукам?
— По рукам, — тут же отозвалась Краста.
Спросить мнения Бауски ей и в голову не пришло: что ей мнение какой-то горничной? Краста едва заметила, как ее служанка кивнула. Маркиза вела сражение с альгарвейцами — и преуспела больше, чем вся армия Валмиеры в борьбе с солдатами короля Мезенцио. «Если бы только мы смогли шантажировать рыжиков, вместо того чтобы драться с ними», — мелькнуло в нее в голове.
Лурканио запоздало сообразил, что они с Моско заняли в этом соревновании второе место из двух возможных.
— Не забудьте, моя дорогая, — промолвил он, погрозив Красте пальцем, — сделку вы заключили с моим адъютантом, а у него были свои причины согласиться. Если вы вздумаете поиграть в подобные игры со мной, то горько пожалеете об этом. Обещаю.
Он и нарочно не смог бы подобрать слов, более способных пробудить в Красте желание наказать его за альгарвейскую наглость… хотя заводить ребенка от полковника — это, пожалуй, слишком. Кроме того, Лурканио уже доказал ей, что не бросает слов на ветер. Упрямая стойкость полковника пробуждала в ней одновременно неприязнь и глубокое уважение.
Краста заставила себя кивнуть.
— Понимаю, — промолвила она.
— Хорошо. — «Нет, все же какая наглость!» — Не забывайте об этом.
Теперь манеры его изменились словно по волшебству, словно полковнику под силу бывало набросить их или скинуть, точно юбку — в спальне маркизы.
— Не желаете ли отправиться со мной на прием не только завтра, но и сегодня, сударыня? Я слышал, виконт Вальню обещал устроить замечательное увеселение для гостей… Впрочем, — он поднял бровь, — если вы обижены, я всегда могу пойти один.
— И вернуться с какой-нибудь претенциозной потаскушкой? — возмутилась Краста. — Никогда в жизни!
Лурканио рассмеялся.
— Неужели я поступил бы так с вами?
— Разумеется, — пожала плечами Краста. — Это ваш Моско плохо знает мужчин, а я — знаю.
Лурканио посмеялся вновь, но возражать не стал.
Пекка сновала по дому, смахивая последние воображаемые пылинки.
— Все готово? — переспросила она в десятый раз.
— Лучше не бывает, — ответил ее супруг, окинув взглядом гостиную. — Правда, мы еще не затолкали Уто в упокойник.
— Ты же говорил, что, если я залезу в упокойник, мне будет плохо! — возмутился Уто. — Так что меня нельзя туда совать! Правда-правда!
Он вытянулся во весь невеликий росточек, будто подзуживая Лейно вступить в спор.
— Взрослым можно много такого, чего нельзя детям, — нравоучительно ответил Лейно.
Пекка откашлялась; вдаваться в тонкости ей сейчас очень не хотелось. Муж ее тоже покашлял стыдливо и сдался:
— Но в данном случае ты прав. Засовывать тебя в упокойник нельзя. — Правда, он тут же добавил вполголоса: — Только очень хочется…
Пекка услышала и многозначительно кашлянула снова. Уто, по счастью, не заметил.
Прежде чем спор разгорелся с новой силой — а Уто притягивал к себе раздоры так же естественно, как песчинка, попав в раковину перловицы, обрастает жемчугом, — в дверь постучали. Пекка подскочила от неожиданности и бросилась открывать. На пороге стояли Ильмаринен и Сиунтио. Чародейка опустилась перед ними на одно колено, словно жилище ее посетил один из семи князей Куусамо.
— Входите, — промолвила она, — и почтите мой дом присутствием своим.
Затертые слова прозвучали в этот раз от всего сердца.
Когда двое пожилых чародеев-теоретиков переступили порог, Лейно тоже поклонился, как и Уто — на миг поздней, чем следовало бы, поглядывая на волшебников из-под густой смоляной челки.
Ильмаринен расхохотался, заметив его пристальный, осторожный взгляд.
— Я тебя знаю, прохвост! Да-да, насквозь вижу! А знаешь, откуда? — Уто покачал головой. — А я в твоем возрасте сам был такой же, вот откуда! — с торжеством возгласил Ильмаринен.
— Верю, — молвил Сиунтио. — Ты и сейчас не слишком изменился.
Ильмаринен просиял, хотя Пекка вовсе не была уверена, что старик-магистр хотел сделать коллеге комплимент.
— Магистр, — промолвила она, взяв себя в руки, — позвольте представить вам моего мужа Лейно и сына Уто. — Она обернулась к родным: — А нас посетили магистры Ильмаринен и Сиунтио.
Мужчины поклонилиь снова.
— Большая честь, — проговорил Лейно, — приветствовать в гостях чародеев столь известных. — Он усмехнулся невесело. — Эта честь была бы еще больше, если б мне дозволено было услышать, что собираетесь вы обсудить с моей женой, но я понимаю, почему это невозможно. Пошли, Уто, мы идем в гости к тете Элимаки и дяде Олавину.
— А почему?! — Уто не сводил глаз с Ильмаринена. — Я бы лучше остался, его послушал. А что тетя и дядя скажут, я и так знаю.
— Мы не можем остаться и послушать, о чем мама говорит с этими чародеями, потому что они будут обсуждать государственную тайну, — ответил Лейно. Пекка испугалась, что теперь Уто еще больше захочет остаться, но муж в одну фразу исправил положение: — Такую большую тайну, что даже мне не положено ее знать.
Уто выпучил глазенки. Он знал, что родители не всегда говорили друг другу — не всегда могли сказать, — над чем работают, но впервые столкнулся с этим так явственно. Без дальнейших споров он послушно пошел с отцом к Элимаки домой.
— Славный паренек, — заметил Ильмаринен. — Не удивлюсь, если каждые пять минут вы мечтаете утопить его в море, но и на руках его носить хочется не реже.
— Правы по обоим пунктам, — отозвалась Пекка. — Садитесь, устраивайтесь поудобнее, прошу вас! Я принесу вам поесть.
Сбегав на кухню, она притащила поднос с хлебом, нарезанным копченым лососем, луком, огурчиками в уксусе и бочонок пива из лучшей пивоварни Каяни.
Когда чародейка вернулась, Сиунтио, водрузив на нос очки, уже читал лагоанский журнал. Магистр безропотно отложил журнал, чтобы взяться за кружку с золотистым пивом и бутерброд, но взгляд его то и дело возвращался к печатным строчкам. Пекка заметила это, но промолчала. Ильмаринен тоже заметил и съехидничал:
— Лагоанцы следят за нами, а ты в ответ почитаешь своим долгом следить за лагоанцами?
— И что же с того? — беззлобно ответил Сиунтио. — Это, в конце концов, имеет отношение к тем причинам, по которым мы явились в Каяни.
Поспорить с этим не мог даже Ильмаринен.
— Слетелись, стервятники, — пробурчал он. — Тушки опубликованных статей они уже расклевали. Теперь, когда новые статьи не появляются, они гложут голые кости.
— А толковый ли чародей этот Фернао? — спросила Пекка. — Судя по вопросам, которые он задавал в письме, он сейчас на том же уровне, что я пару лет назад. Вопрос в том, сможет ли он разобраться, в каком направлении мы продвинулись дальше всего?
— Он чародей первого разряда, — ответил Сиунтио, прихлебывая пиво, — и имеет влияние на гроссмейстера Пиньейро.
— Хитрый сукин сын — вот он кто, — добавил Ильмаринен. — Если бы они с Сиунтио встретились, этот лагоанец обчистил бы нашего магистра до нитки. Он и меня пытался обчистить, но я старый греховодник, и меня надуть не так просто.
— Он явился к нам открыто и чистосердечно, — строго промолвил Сиунтио. Ильмаринен грубо фыркнул. — Во всяком случае, открыто, — поправился магистр. — Но сколько чародеев из скольких держав идут сейчас по нашим следам?
— Даже одного может оказаться слишком много, если этот чародей служит королю Мезенцио или конунгу Свеммелю, — промолвила Пекка. — Нам еще неведомо, какая мощь кроется в соединении двух основных законов и как ее высвободить, но соперники могут обогнать нас в исследованиях, и это будет весьма скверно.
Ильмаринен глянул на восход.
— Арпаду Дьёндьёшскому тоже служат способные чародеи. — Он обернулся к закату. — И в конюшнях Витора Лагоанского Фернао не единственный толковый волшебник. Дьёндьёшцы ненавидят нас, потому что мы соперничаем с ними за владение островами в Ботническом океане.
— Лагоанцы не испытывают к нам ненависти, — напомнил Сиунтио.
— И не надо, — ответил Ильмаринен. — Лагоанцы — наши соседи, так что домогаться наших владений могут спокойно, по-добрососедски. Воевали мы с ними не единожды за прошедшие века.
— Лагоанцы обезумели бы, взявшись сражаться с нами и Альгарве одновременно, — промолвила Пекка. — Мы превосходим их мощью еще более, чем держава Мезенцио.
— Если они достаточно далеко продвинутся по открытому вами пути, это будет не так уж важно, — проговорил Сиунтио.
— Кроме того, идет война, а кровь пробуждает безумие, — добавил Ильмаринен. — И кроме того, лагоанцы в родстве с альгарвейцами. Если кого интересует мое мнение, одно это делает их кандидатами в лунатики.
— Кауниане гордятся древностью своего племени, как и мы, — заметил Сиунтио. — Альгарвейские народы — юностью. Это не делает их безумцами, но определяет некоторую разницу между нами.
— Всякий, кто достаточно отличается от меня, — несомненный безумец… или столь же несомненно в здравом уме, смотря как глянуть, — усмехнулся Ильмаринен.
Отвечать ему Пекка решительно отказалась.
— А ункерлантцы, — подхватила она вместо этого мысль Сиунтио, — гордятся тем, что они не в родстве с каунианами или альгарвейцами. А дьёндьёшцы, думаю, гордятся тем, что вовсе ни на кого не похожи. В этом они, полагаю, близки нам… но только в этом одном!
— Страшные они, как смерть, — проворчал Ильмаринен. Сиунтио бросил на него укоризненный взор, но тщетно. — И пусть кто попробует поспорить — эти их мышцы буграми, лохмы песочные во все стороны торчат, как засохшие водоросли… — Он примолк. — Хотя женщины их посимпатичнее, надо признаться.
«Тебе-то откуда знать про дьёндьёшских женщин?» — готова была поинтересоваться Пекка, но в последний момент сдержалась. В глазах Ильмаринена плясали такие бесовские искры, что чародейка побоялась узнать больше, чем ей хотелось. В конце концов, магистр разъезжал по конференциям волшебников дольше, чем сама Пекка жила на свете.
— Мы должны выяснить больше о природе наблюдаемого эффекта, и с особенной осторожностью, — промолвила она.
— Воистину так, — отозвался Сиунтио. — Можно сказать, что вы уместили причины, по которым мы явились к вам из Илихармы… в крошечный желудь.
Ильмаринен покосился на него.
— А я-то думал, будто мы притащились в Каяни, чтобы нализаться пива и набить животы превосходной стряпней госпожи Пекки!
— Не совсем так, — миролюбиво ответил Сиунтио. — Я размышлял над следствиями вашего поразительного прозрения относительно инверсной природы соотношения между законами сродства и подобия. — Он чуть поклонился, не вставая с кресла. — Мне бы не пришло в голову ничего подобного, даже если бы я потратил сто лет, чтобы осмыслить результаты опытов госпожи Пекки. Но, будучи вооружен озарением, затмевающим мои скромные интеллектуальные способности, я попытался в меру сил прояснить следствия, вытекающие из подобного подхода.
— Поберегитесь! — предупредил Ильмаринен Пекку. — Когда он напускает на себя смиренный вид — тут-то за ним надо глядеть в оба!
Сиунтио не обратил на коллегу никакого внимания — у Пекки складывалось впечатление, что у старого магистра в этом деле большой опыт. Он достал из поясного кошеля три листка бумаги: один оставил себе и по одному раздал коллегам-теоретикам.
— Надеюсь, вы без колебаний укажете на ошибки в моих рассуждениях, госпожа Пекка, — промолвил он. — Ильмаринена не прошу о том же — он и без того не станет колебаться.
— Истина есть истина, — отозвался Ильмаринен, надевая очки. — Все остальное — труха.
Он пригляделся к строкам формул, хмыкнул себе под нос, потом хмыкнул снова и уставился на Сиунтио поверх очков.
— Ах ты, старый лис!
Пекка разбиралась в многоэтажных формулах, написанных убористым почерком, несколько дольше. Одолев треть листка, она воскликнула:
— Но это же значит!.. — и осеклась, потому что выводы, к которым с неизбежностью должен был прийти Сиунтио, представлялись ей совершенно безумными.
Однако магистр кивнул.
— Да, именно. Или должно значить, если бы мы отыскали способ придать формулам воплощение. Поверьте, я удивился не меньше вашего.
— Старый ты лис, — повторил Ильмаринен. — Вот поэтому ты в нашем ремесле лучший. Никто не обращает столько внимания на детали, никто. Я снял бы перед тобой шляпу, будь у меня шляпа.
Пекка добралась до конца выкладок.
— Это поразительно! — воскликнула она. — И так изящно, что просто должно оказаться правдой! Ошибок я не нахожу, ни единой. Но… это не значит, что там нет ошибок. Опыт — лучшее доказательство, чем изящные формулы.
Она запоздало понадеялась, что магистр не обидится, и облегченно вздохнула, когда Сиунтио улыбнулся ей в ответ.
— У вас большие перспективы, госпожа, — промолвил он, и Пекка благодарно склонила голову. — Однако, — продолжил он, — полагаю — нет, уверен, — что достаточно показательный опыт трудно будет провести.
— Почему же? — изумилась Пекка. — Вот хотя бы…
Чародейка пересказала идею, посетившую ее, покуда она разбиралась в последних строках выкладок.
Теперь уже Сиунтио поклонился ей, как и — к великому изумлению Пекки — Ильмаринен.
— Ого! — промолвил тот. — Я бы не догадался.
— Как и я, — согласился магистр. — Госпожа Пекка, вы заслуживаете того, чтобы провести этот опыт лично. А перед тем — вижу, он потребует тщательной подготовки — мы с Ильмариненом ознакомим с нашими достижениями Раахе, Алкио и Пиилиса: судя по всему, мы трое несколько обогнали их. Вы не возражаете?
— Н-нет, — выдавила ошарашенная Пекка.
Двое лучших чародеев-теоретиков Куусамо только что включили ее в свою компанию. Учитывая обстоятельства, она имела полное право несколько ошарашиться.
Бривибас в своем кабинете корпел над очередной статьей о каунианских древностях. Погружаясь в прошлое, дед пытался отрешиться от малоприятного настоящего. Ванаи, к несчастью, не оставалось и этой отдушины.
Отрешиться она хотела бы от многого — от пристального внимания майора Спинелло в первую очередь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98