Он тут же сиганул в сторону и укрылся за деревом. Позади раздался дикий крик кого-то из замешкавшихся на тропе солдат. А с другой стороны тропы уже накатывалось хриплое ункерлантское: «Хох! Хох! Хох-хох-хох-хайль!» И имя конунга Свеммеля. Снова и снова. Вокруг головы Теальдо забегали разряды, и в воздухе запахло паленым.
Из соседнего куста раздался голос Тразоне:
— А я-то, идиот, радовался, что мы очистили лес от этих ублюдков! Прежде чем мы наведем тут окончательный порядок, придется еще попотеть!
— И еще как! — Теальдо приник к земле, поскольку огонь с другой стороны тропы стал еще плотнее. — Они-то всерьез собираются очистить лес от нас !
И вновь грянуло «Хох!», и ункерлантцы пошли на штурм. Теальдо выпустил один заряд и понял, что если немедленно не отползет, то либо попадет в плен, либо его сожгут. Это был момент истины. Только сейчас он осознал, каково приходится фортвежцам, сибианам, валмиерцам, елгаванцам — и, увы, ункерлантцам тоже — всем, кого покоряют войска короля Мезенцио. Но лучше не испытывать это на своей шкуре.
Мезенцио и альгарвейские генералы уже просчитали всех своих врагов и распланировали, как их побить. Но ункерлантцы в своих лесах не пожелали принимать эти расчеты за вышестоящие указания. Они все еще пытались задавить врага массой. Теальдо зацепился о какой-то корень и растянулся на земле. На данный момент лучшей позиции и не придумаешь!
— Все под прикрытие дозора! — откуда-то издалека донеслась команда Галафроне.
— Все ко мне! Ко мне! — А это уже сержант Панфило. Ничему в жизни Теальдо так не радовался, как этому хриплому рыку.
Пока Теальдо пытался пробраться к Панфило, его снова настиг рев Галафроне, призывающий кристалломантов. Теальдо аж зашипел от радости: вот теперь-то ункеры свое получат! Не мытьем, так катаньем!
Однако главное сейчас — чтобы он сам не получил по первое число! Рядом с Тразоне скорчился сержант Панфило. Надо было отступать. И что хуже — еще глубже в гущу леса. При мысли о том, что и там могут прятаться ункерлантцы, Теальдо поежился. Да, крики «Хох!» и «Хайль Свеммель!» будут преследовать его в ночных кошмарах до конца жизни. Оставалось надеяться лишь на то, что он сам проживет еще достаточно долго. Хотя бы до первого ночного кошмара.
Правда, когда на тропе стали рваться альгарвейские ядра, заставившие ункерлантцев отступить, он слегка приободрился. А потом, когда с востока вдруг грянуло «Мезенцио!», а с ункерлантской стороны — вопли отчаяния и разочарования, он вздохнул полной грудью.
Как только альгарвейские силы подкрепления отбросили ункерлантцев, отряду Галафроне стало много легче.
— Силы горние, благодарю за кристалломантов! — выдохнул Панфило, вытирая со лба пот.
— Аминь! — разом выдохнули Теальдо и Тразоне. А Тразоне добавил: — Говорите что хотите про этих долбаных ункерлантцев, но драться с ними не легче, чем с валмиерцами и елгаванцами. Мы их бьем на всех фронтах, а они все никак не поверят, что уже разбиты. Короче, вы поняли, о чем я.
— Ты прав, дружище, — кивнул Теальдо и нервно оглянулся, словно до сих пор ждал нападения ункерланцев со спины. — А это что? — Под кустом он заметил песочного цвета килт. Живые так не лежат, альгарвейский солдат был мертв. Теальдо оглядел всех, кто собрался на зов сержанта: никто не двинулся с места. Тогда он сделал пару шагов вперед — и потрясенно застыл.
Последовавшие за ним Панфило и Тразоне тоже остановились. Тразоне судорожно сглотнул, а Панфило только и прошептал:
— Силы горние!
Под кустом лежало с полдюжины альгарвейцев. Судя по их виду, они были мертвы вот уже как пару суток. Наверное, их захватили в одной из контратак. Дозорные знали, о чем говорили. На телах не было следов огня. Им даже не перерезали горло. Их сознательно и методично изуродовали. У большинства килты были задраны. А что ункерлантцы натворили ниже…
— Мы не сможем долго вести такую войну? — пробормотал Тразоне.
— Но мы уже здесь, — мрачно ответил Теальдо. — Я не хотел бы, чтобы меня взяли живым или даже при смерти. Даже если у меня не хватит сил покончить с собой, я надеюсь, что у меня найдется друг, который не позволит мне пройти через… это .
И все стоящие вокруг альгарвейцы согласно склонили головы.
Ваддо торжественно прошествовал на середину деревенской площади. Наблюдая за ним, прижавшийся к стене Гаривальд отметил, что походка у деревенского старосты более чем странная: он торопливо семенил, приволакивая ногу, словно чего-то боялся, хотя очень старался это скрыть. Но от этого его хромота еще сильнее бросалась в глаза.
Гаривальд даже на минутку пожалел эту сволочь. Похоже, Ваддо собирался сообщить жителям Зоссена полученные по кристаллу новости об очередных безобразиях альгарвейцев. Как и любой из их деревни, еще месяц назад Гаривальд ожидал, что вот-вот придет сообщение о вторжении Ункерланта на территорию оккупированного альгарвейцами Фортвега и, должно быть, даже еще и Янины. Но вместо этого несколько дней назад кристалл сообщил, что альгарвейцы без объявления войны вероломно атаковали ункерлантские войска, вовлекая их в сражение. Дворцовый комментатор объявил, что Альгарве будет с позором разбито. Однако не разъяснил, как, кем и когда.
И с тех пор больше не было ни одного сообщения. Полная тишина.
И эта тишина нависла над деревней, все больше укрепляя страхи ее жителей. Особенно страхи тех стариков, кто помнил, как жестоко тридцать лет назад во время Шестилетней войны прошлась по Ункерланту альгарвейская армия. По Зоссену поползли слухи, сплетни и всяческие мрачные предсказания, как, впрочем, ползли они сейчас по всем деревням Ункерланта. Гаривальд и сам внес в них свою лепту, правда, на всякий случай говорил только с теми, кому доверял.
— Если бы дела шли хорошо, — шептал он Дагульфу, — Котбус давно бы уже трубил о победе. Но он молчит в тряпочку. А стало быть, дела идут совсем не хорошо.
— И я о том же, — кивнул друг, боязливо оглядываясь: не слышал ли их кто. Даже со своей женой он не заговорил бы об эдаком.
И вот теперь Ваддо торчит посреди площади, что твое чучело, ожидая, когда на него обратят внимание. Он и позу принял повнушительнее.
— Друзья мои!
Несколько крестьян обернулись. Но всего лишь несколько — не так уж много было у него друзей в деревне. Но староста, несколько возвысив голос, продолжил свою речь:
— Жители Зоссена, у меня для вас важное сообщение! Ровно через час я вынесу сюда, на площадь, обычно находящийся у меня дома наш драгоценный кристалл, чтобы все могли услышать обращение нашего великого, славного и блистательного сюзерена. Его величество конунг Свеммель лично известит вас о ходе военных действий против гнусной клики альгарвейских варваров!
Возвестив эту поразительную новость, староста, стараясь ступать как можно торжественнее, удалился. И у него были все основания торжествовать: ведь это через его кристалл конунг заговорит с жителями деревни. Раньше Гаривальд о таком и помыслить не смел: если ему удастся подобраться поближе к кристаллу, он наконец-то сможет своими глазами лицезреть самого конунга Свеммеля! Даром что сам конунг его не увидит.
Такое сшибает с ног без всякого самогона! Однако дело непросто: хоть Ваддо и старался хромать как можно торжественней, он то и дело сбивался на семенящий шаг, почти что бег, от которого за версту несло гаденьким страхом. И никак ему, бедному, не удавалось с этим совладать. Гаривальду это было очень не по душе: уж коли староста так сдрейфил, тогда есть чего бояться. И не ему одному. Оставалось только гадать: что ж такое хромоногий Ваддо увидел в кристалле, что боится другим рассказать?
Но что бы там Ваддо ни углядел, уж Гаривальду-то он все одно об этом не скажет. И крестьянин во весь дух припустил домой, чтобы рассказать жене и сыну, что нынче творится.
— Сам конунг?! — воскликнула Аннора, и глаза ее восторженно округлились. Она, как и Гаривальд, была типичной ункерланткой: загорелой, жилистой, и нос у нее был… ну, в общем, не маленький. — Сам конунг Свеммель будет говорить с нашей деревушкой! — повторила она, словно не в силах была поверить в этакое чудо.
— Силы горние! — присоединился к ней Сиривальд, вгрызаясь в горбушку черного хлеба. Другую горбушку жевала Лейба, но она была еще слишком мала, чтобы интересоваться конунгом, и ей было решительно все равно, будет он говорить с ней или нет.
— Полагаю, он будет говорить со всем королевством, — сказал Гаривальд. — В любом случае, со всеми городами и деревнями, где есть кристаллы.
— Так айда слушать! — завопил Сиривальд.
— Да уж пойдем, конечно, — кивнул отец. — Оченно мне интересно, во что это мы влипли. Ты мне всю правду расскажи: что это там у нас с альгарвейцами? — И он замолчал, задумавшись о том, сколько именно и какой правды изволит им сообщить конунг Свеммель
— Ну коли идем, так идем теперь же! — заявила Аннора. — Надо подсуетиться, чтобы занять места поближе к хрусталику. — И перейдя от слов к делу, она подхватила малышку на руки и выскочила за дверь. Мужу и сыну оставалось лишь последовать за ней.
Но эта удачная мысль пришла в голову не только Анноре: на площади уже собралась такая толпа, что Гаривальд уж и не помнил, видел ли он когда-либо столько народу вместе. А если и видел, то и тогда людей все одно было меньше, чем сейчас. И хоть объявление Ваддо слышали не все, но все, кто слышал, не преминули позвать на площадь всех своих родных, друзей и соседей. И теперь там шла своя война — за лучшие места: оттаптывали ноги и вовсю работали локтями. Гаривальду тоже заехали по ребрам, но он от души пнул кого-то в ответ.
— Ну чего мы собачимся! — раздался чей-то голос. — Ваддо-то с кристаллом пока что нету! — Это слегка остудило страсти, толпа притихла, тычков и пинков поубавилось. Но ненадолго.
— Да вон он идет! — одновременно загалдели несколько человек, и толпа разом подалась навстречу старосте. Осторожно ступая, Ваддо благоговейно нес на вытянутых руках узорчатую подушку, вышитую его супругой. На подушке покоился кристалл.
— Дорогу! — снова в один голос закричала толпа.
Никогда еще Ваддо не удостаивался такого восторженного приема. Да Гаривальд и припомнить не мог, когда старосту встречали с такой радостью. Но если уж по чести говорить, то встречали-то не старосту, а кристалл, который он нес.
— Не опускай его! — молил кто-то.
— На кресло, на кресло его возложи! — суетился другой. — Тогда мы его всем миром увидим!
Первое предложение Ваддо принял, второе ровно и не заметил. Дождавшись тишины, он объявил:
— Его величество соизволит обратиться к нам через каких пару минут! Он мысленно воссоединится с нами, дабы разделить со всеми тяжесть наших тревог и забот!
Гаривальду не очень-то верилось, что конунг собирается разделять их, крестьянские, заботы. И все же он усиленно заработал локтями, чтобы пробиться вперед, пока не оказался во втором ряду, откуда кристалл был виден очень даже хорошо.
В неактивном состоянии магический талисман был похож на обычный стеклянный шар. А затем как-то вдруг сразу он… изменился. Конечно, Гаривальд много раз слыхал о том, как работает кристалл, но своими глазами видел такое впервые. Сначала хрустальная сфера вся заполнилась светом. А затем сияние померкло, и на него из шара глянул… сам конунг Свеммель. Длинное лицо правителя было бледным и изможденным. Должно быть, каждому из застывших в благоговейном молчании вокруг кристалла крестьян почудилось, что конунг смотрит в глаза именно ему. Благодаря магии кристалла конунга видели все, и то, что он вдруг оказался таким маленьким (точнее, его изображение), потрясло Гаривальда до глубины души.
Свеммель смотрел так, словно и вправду видел всех и каждого из своих подданных, собравшихся на встречу с ним во всех концах королевства. Когда волнение и непроизвольный трепет слегка поутихли, Гаривальд вдруг подумал: «До чего же он заезженный нынче — сущий доходяга!»
— Да он, небось, уже несколько суток не спал, — донесся сзади шепот Анноры.
— Похоже, с тех пор, как война началась, — кивнул Гаривальд и прикусил язык, ибо конунг заговорил.
«Братья и сестры, крестьяне и горожане, солдаты и моряки — я обращаюсь к вам, друзья мои!» Такое начало речи просто потрясло Гаривальда — он и помыслить не мог, что правитель страны будет говорить с ним такими простыми словами. Но дальше конунг заговорил уже как по-писаному, традиционно заменяя единственное число на множественное:
«В наши земли вторгся враг. Подлая орда короля Мезенцио вонзила свои клыки глубоко в нашу плоть, а альгарвейские шакалы Янина и Зувейза следуют сворой за хозяином. Враг отринул от нас большую часть Фортвега, законно припавшего к нашим стопам прошлым летом. И исконно древние земли наши на юге уже стонут под тяжкой поступью безжалостного врага! — Свеммель картинно глубоко вздохнул и продолжил: — Но мы соизволяем сообщить, что осквернившие наши земли альгарвейцы изведали ярость полков наших. И если часть захваченных земель наших до сих пор бьется в лапах врага, это лишь усиливает нашу доблесть и ненависть к захватчикам для решающего и окончательного удара. Альгарвейцы, да поглотят их силы преисподние, застигли нас врасплох. Настала пора Ункерланта ответить проклятым рыжеголовым мерой за меру и сверх того!»
Гаривальд приподнял бровь: а он-то думал, что это конунг Свеммель готовится пойти войной на Альгарве! Тем временем правитель, отхлебнув из хрустального кубка воды или белого вина, продолжил:
«Наше королевство выступает на битву не на жизнь, а на смерть с омерзительным и вероломным противником. Наши воины героически сражаются против численно превосходящего и лучше вооруженного противника, чья военная мощь усилена бегемотами и драконами. Основные военные силы Ункерланта, все его тысячи бегемотов и драконов уже брошены в бой. И доблестной армии нашей в подмогу весь наш народ, как один, должен подняться на защиту королевства!
Враг жесток и беспощаден. Он желает захватить нашу землю, наши нивы, наши становые жилы и киноварь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98