https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/
Что это все-таки наше дело. Дело человечества, а мы тоже часть человечества. И если сейчас мы все откроем? Речь уже давно идет не о том, кто первым раскопает подземную пирамиду, а о том, какое все это будет иметь значение для человечества.
– Вы можете решить? – спросил Осима. Селия потрясла головой.
– Я нет. Но они решат…
– Кто? – недоуменно поднял голову Карабинас.
– Те, кто спустился к нам с неба. Иму и остальные.
– Но ведь Иму мертв, и остальные тоже!
– Тогда решат те, кто еще не умер.
– Это не совсем ясно…
– Что не ясно? Речь идет просто о том, что мы должны выполнить программу, завещание Иму. Средства для этого в наших руках. Мы можем сделать все, что только захотим. Я считаю, что это единственно возможное решение.
Я снова почувствовал, что обязан вмешаться.
– Спокойно, только спокойно, – поднял я вверх указательный палец.
– Итак, мисс Джордан предлагает, чтобы мы выполнили программу. Хорошо. А принятие решения мы потом предоставим тем, кто родится в соответствии с программой. А не дерзость ли это? Безответственно поставить на карту судьбу человечества? Ведь мы даже не знаем, кто они такие. А если они со своей мощной суперкультурой уничтожат человечество или, по крайней мере, обрекут его на рабство? Это, к сожалению, тоже не исключено…
Селия решительно потрясла головой.
– Не верю. Нет и нет!
– Почему же нет?
– Ну, во-первых… Они были носителями суперкультуры и три тысячи лет назад. Не говоря уже о том, на каком уровне развития находилось человечество. Если они тогда не причинили зла, то почему они должны это сделать теперь… Ведь они и Эхнатону желали только добра. Очевидно, что самое развитое государство древности было создано благодаря их советам.
– Но в конце концов всем пришлось за это поплатиться!
– Так ведь… это было тогда.
– С тех пор человечество многому научилось…
– Позвольте, но это просто смешно, Селия, – сказал Хальворссон. – Человечество как раз имеет ту особенность, что оно совершенно неспособно хоть чему-то научиться. Нигде и никогда!
– Кроме того? – спросил я.
– Кроме того, – продолжала Селия, – я считаю, что и они в своем развитии прошли по тому же пути, по какому идем мы. Возможно, что для всех разумных существ – это единственный путь развития во вселенной. Очевидно, и они балансировали на краю пропасти, убивали друг друга в мировых войнах и прочее. И наверняка достигли той стадии, когда сумели возвыситься над самими собой. Невозможно, чтобы, обладая такой технической базой, они относились враждебно к другим разумным существам.
– Я думаю, Селия, что вас слегка заносит, – сказал я задумчиво. – У нас нет никаких доказательств тому, что вы говорите, хотя звучит это чрезвычайно привлекательно. Значит, для всех разумных существ во вселенной должен наступать такой момент, когда они осознают бессмысленность злобных чувств и враждебных намерений. Не забывайте, что это всего лишь теория. Мы скорее располагаем доказательством противного.
– Что вы говорите!
– То, что вы слышите.
– И какие это доказательства, если позволите спросить?
– Сам Иму и его товарищи. Если я верно понял их послание, в той сцене, которую мы видели, они как раз тем и занимались, что приканчивали друг друга. А что вы скажете на такие слова, как «я был беден, но хочу быть богатым?» Это звучит совсем не так, как слова человека, возвысившегося над человеческими слабостями!
– Вы можете говорить, что хотите, а я настаиваю на своей теории!
– И это ваше право, Селия. Вопрос лишь в том, достаточно ли этого для продолжения опытов. Вспомните только ту вспышку, после которой мужчина в кожаном пиджаке сильно уменьшился в размерах. И подумайте о голографической технике скарабея. А с тех пор тот мир продвинулся еще на три тысячи лет в своем развитии!
– Не исключено также, что они давно уже все погибли… Уничтожили сами себя.
– Может быть, это были беглецы. Может быть, они спасались от какой-то естественной катастрофы.
– Или разведчики.
– Или преступники, – сказал я. – Похитили космический корабль и улизнули от правосудия.
– Как только вам могли прийти в голову такие глупости? – сверкнула на меня глазами Селия.
– Я только прикидываю возможности.
– Хорошо же вы прикидываете!
– Давайте-ка остановимся! – воскликнул Карабинас, прерывая нас. – Ну, а что будет, если мы заявим о нашем открытии компетентным органам?
– Произведут нас в почетные генералы. А потом у нас будет великолепная возможность наблюдать до самого конца, как одна половина человечества с «благословения» открытой нами суперкультуры истребляет вторую половину. С другой стороны, если мы не заявим и сами ничего не сделаем, то, может быть, упустим единственную великую возможность для нашего мира.
– Ну, Иму, и задачку ты нам задал! – погрозил Йеттмар скарабею.
Селия протянула в мою сторону руку.
– А вы, Петер? Что вы решили?
Все повернулись ко мне и затихли. Стало так тихо, что действительно слышно было бы, если бы в комнате пролетела муха.
– У меня тоже, пожалуй, есть предложение, программное предложение. На основе всех тех фактов и идей, которые были здесь высказаны. Я тщательно и основательно продумал все, все pro и contra1. Я много размышлял над такими понятиями, как неосмотрительность, безответственность, халатность, но и над такими, как дерзание, риск, гипотеза. И принял следующее решение: эти опыты должны довести до конца мы и только мы!
– Браво) Боже, как я рада, Петер! – просияла Се лия – Мотивы общеизвестны. Мы не можем упустить такую грандиозную возможность, но и не можем допустить, чтобы кто бы то ни было наживался на этом открытии. Оно должно послужить всему человечеству, объединить народы, а не увеличивать их противостояние. Мы действуем беспристрастно. Мы ученые, которых интересует польза, приносимая нашими опытами, и, подчеркиваю, польза для всего человечества. Вот именно поэтому довести до конца этот великий эксперимент должны мы!
Мы немного помолчали, потом Карабинас поднял голову,
– Скажи, Петер, ты вообще когда-нибудь задумывался над тем, в чем заключается этот эксперимент?
– Задумывался.
– И к какому выводу пришел?
– Мы возродим Иму. То есть его сына…
– Конкретно?
– Способность семенных клеток к оплодотворению в норме. Сейчас они хранятся в морозильной камере в своем собственном сосуде. Таким образом, оплодотворение возможно.
– Хорошо. Оставим пока в стороне связанные с этим проблемы. А когда родится?
– Сын Иму?
– Да.
– Тогда он вернется на родину Иму в солнечной ладье.
– В солнечной ладье? А где эта солнечная ладья?
– Под захороненной пирамидой. Ее видел Субеси-пу. Ты знаешь, что такое подземная пирамида?
– Догадываюсь.
– Я не удивлюсь, если под ней мы найдем солнечную ладью… и готовую к старту.
– Итак, твой план состоит в том, что мы отправим сына Иму в солнечной ладье туда, откуда прибыли… его предки. А если солнечная ладья неисправна?
– И тогда мы ничего не теряем. То есть теряем, конечно. Но, по крайней мере, совесть наша будет чиста: мы сделали все, что могли сделать. Впрочем, почему ей быть неисправной?
– Потому что Иму и остальные не улетели на ней назад!
– Да, это несомненно. Но, может быть, они хотели улететь.
– Так почему же не улетели?
– Может быть, ожидали чего-то. Может быть, некоторые из них не хотели возвращаться. Вспомните-ка слова того в кожаном пиджаке: «Я был беден, а теперь я богат. Уничтожу тебя и останусь здесь». Как будто они из-за чего-то поссорились. Возможно, они были простыми астронавтами, из которых двоих опьянило богатство новооткрытой планеты.
– Но они убили человека в кожаном пиджаке, а второй смирился. Почемуже они не вернулись после этого?
– Ты серьезно полагаешь, что я могу ответить на этот вопрос?
– А когда сын Иму вернется? – спросил Миддлтон. – Что будет тогда?
– Если нам повезет, он свяжет человечество с той неизвестной суперкультурой. А это откроет перед нами необозримые перспективы.
– Может быть, необозримые перспективы смерти, -сказал Осима. – Предположим, что он вернется к нам, когда достигнет своей цели на солнечной ладье. Вернется и приведет с собой колонистов. Ведь что такое для него Земля? Чужая планета, где по воле случая он провел детство. Ничего больше. У него ведь будет их кровь, а не наша!
– Встроим в него предохранитель, чтобы он думал иначе.
– Предохранитель?
– Дело в том, что у сына Иму будет земная мать. И в генах его будет заложена также и земная программа.
– И этого, по-вашему, достаточно?
– Должно быть достаточно… В нем будут в равновесии как земные, так и внеземные свойства. Он станет связующим звеном между нами и ими. Это наша единственная возможность понять друг друга.
– А если и ему не удастся установить мирные контакты?
– В этом-то и заключается тот риск, о котором я говорил. Но я не хочу, чтобы снова начался спор о том, имеем ли мы право идти на риск от имени всего человечества. Я иду на этот риск, и баста! Теперь вопрос лишь в том, берете ли и вы на себя этот риск.
– Я беру, – сказал Карабинас.
– И я тоже, – поднял руку Йеттмар,
– Если руководить программой будете вы, – улыбнулся Осима.
Миддлтон молча кивнул.
Тут все повернулись к женщинам. Лицо Селии раскраснелось от воодушевления. Побледневшая же Роза-Линда теребила бахрому скатерти. Но обе сказали да.
И твоя мама тоже, Ренни. 11 ноября Вчера я женился на Розалинде Хубер. Я бы не сказал, что это стало большой сенсацией, ведь все знали, что фактически она уже несколько месяцев была моей женой.
Для нашего бракосочетания было несколько серьезных причин. Первой причиной была, пожалуй, необходимость соблюдать благопристойность. Кто не знает жизни в американском университетском городке, тому трудно представить себе, насколько каждый, кто там живет, становится ее рабом. На нашем знамени начертано: безупречная мораль. Говоря проще и короче: если бы я не взял свою подругу в жены, то вылетел бы из университета, не коснувшись ногами земли. Какие нравственные устои я могу прививать молодому поколению, если сам…и т. д. В общем, примерно так.
Кроме того, Розалинда забеременела. Хотя еще ничего не было заметно, нам нельзя было терять времени. Бракосочетание университетского профессора, руководителя института с невестой в положении выглядело бы достаточно шокирующе. Таким образом, нужно было поторопиться.
Мне не очень хотелось бы называть третью причину, поскольку кто-нибудь еще обвинит меня в том, что я женился на Розалинде из меркантильных соображений. Но я должен быть честным перед ней и перед тобой тоже, Ренни.
А дело в том, что Розалинда получила наследство, и немалое. На Среднем Западе умер какой-то ее дядюшка, о котором она ничего не знала, и оставил Розалинде несколько громадных ферм, завод по производству кукурузного масла, акции и кучу денег на банковских счетах. В одно мгновение мисс Хубер поднялась в высшие слои капиталистов.
Нельзя также забывать и о том, что, собственно говоря, это она взяла меня в мужья, а не наоборот.
Конечно же, я был счастлив, что в конце концов все завершилось благополучно.
Еще и сейчас я с трепетом вспоминаю тот чудесный вечер. Мы возвращались с консультации и шагали вдвоем по платановой аллее к дому, Розалинда тогда уже знала о наследстве, и это делало наши отношения несколько натянутыми. Эх, когда в деле замешаны деньги…
Был прохладный вечер, как по заказу, выплыла большая, круглая луна, и мы, совсем одни, остановились под платанами. Розалинда прижалась ко мне и взяла меня за руку.
– Петер, – сказала она своим теплым, хрипловатым голосом. – Я чувствую, что наступил решающий момент.
А я стоял и думал о чем-то совсем другом: может быть, о нашем будущем, может быть, уже и о тебе, Ренни. Я пришел в себя от того, что она нетерпеливо дергала меня за руку.
– Слышишь? Вот он – решающий момент!
– Какой момент, дорогая? – спросил я тупо.
– Ну, просить моей руки… Я бы хотела выйти за тебя замуж, если ты не возражаешь.
Вот так это случилось. На свадьбу к нам пришли все, кто участвовал в нашем заговоре. И, конечно, ты тоже уже был с нами.
И, в кармане у Карабинаса, – скарабей. 17 июля Ты родился в этот день и вместе с этим днем, Ренни. Когда над краем пустыни поднялся красный диск солнца, будто заливая песок свежей кровью, в больнице услышали твой первый плач.
Нас было трое в комнате для посетителей: Селия Джордан, Карабинас и я. И когда солнечный свет расплескался по пустыне и сестра с глазами косули поздравила меня с сыном, я был вне себя от радости.
Я радовался тебе так, как если бы в тебе текла моя кровь. 18 июля Сегодня в больнице мне в первый раз показали тебя, Ренни. Ты был самым обыкновенным младенцем с красным личиком, несколько угловатой головой. И кожа твоя как будто была темнее, чем у остальных, хотя в наших местах это обычное явление.
Сестра с глазами косули высоко подняла тебя, и ты улыбнулся мне с экрана. Конечно, я знаю, что та гримаса, которая появилась у тебя на лице, могла быть чем угодно, только не улыбкой, но я был уверен, что кто-то в эту минуту улыбается мне. Может быть, из другого времени и из другого мира. Но откуда-то мне должны были улыбаться!
Экран потемнел, чтобы вспыхнуть снова, показывая лицо другого ребенка, и я собрался уходить, но появившаяся тем временем медсестра с глазами косули смущенно улыбнулась мне.
– Мистер Силади?
– Да… Это я.
– С вами хотел бы поговорить господин директор. Если не возражаете, я провожу вас.
Передо мной все еще стояло твое лицо, Ренни, и я не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя. В конце концов, у меня родился сын. И, пожалуй, даже Изабелла не имела бы никаких возражений, если бы…
Я отогнал от себя эту не приличествующую материалисту мысль, и когда опомнился, уже стоял перед директором Карпентером.
Сестричка удалилась бесшумно, как дуновение весеннего ветерка. Только тихий стук двери снова вернул меня к действительности.
Доктор Карпентер поздравил меня со здоровым мальчиком, предложил выпить, стал говорить о том, о сем, и, если бы, Ренни, он не усыпил мою бдительность, я сразу почувствовал бы неладное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Вы можете решить? – спросил Осима. Селия потрясла головой.
– Я нет. Но они решат…
– Кто? – недоуменно поднял голову Карабинас.
– Те, кто спустился к нам с неба. Иму и остальные.
– Но ведь Иму мертв, и остальные тоже!
– Тогда решат те, кто еще не умер.
– Это не совсем ясно…
– Что не ясно? Речь идет просто о том, что мы должны выполнить программу, завещание Иму. Средства для этого в наших руках. Мы можем сделать все, что только захотим. Я считаю, что это единственно возможное решение.
Я снова почувствовал, что обязан вмешаться.
– Спокойно, только спокойно, – поднял я вверх указательный палец.
– Итак, мисс Джордан предлагает, чтобы мы выполнили программу. Хорошо. А принятие решения мы потом предоставим тем, кто родится в соответствии с программой. А не дерзость ли это? Безответственно поставить на карту судьбу человечества? Ведь мы даже не знаем, кто они такие. А если они со своей мощной суперкультурой уничтожат человечество или, по крайней мере, обрекут его на рабство? Это, к сожалению, тоже не исключено…
Селия решительно потрясла головой.
– Не верю. Нет и нет!
– Почему же нет?
– Ну, во-первых… Они были носителями суперкультуры и три тысячи лет назад. Не говоря уже о том, на каком уровне развития находилось человечество. Если они тогда не причинили зла, то почему они должны это сделать теперь… Ведь они и Эхнатону желали только добра. Очевидно, что самое развитое государство древности было создано благодаря их советам.
– Но в конце концов всем пришлось за это поплатиться!
– Так ведь… это было тогда.
– С тех пор человечество многому научилось…
– Позвольте, но это просто смешно, Селия, – сказал Хальворссон. – Человечество как раз имеет ту особенность, что оно совершенно неспособно хоть чему-то научиться. Нигде и никогда!
– Кроме того? – спросил я.
– Кроме того, – продолжала Селия, – я считаю, что и они в своем развитии прошли по тому же пути, по какому идем мы. Возможно, что для всех разумных существ – это единственный путь развития во вселенной. Очевидно, и они балансировали на краю пропасти, убивали друг друга в мировых войнах и прочее. И наверняка достигли той стадии, когда сумели возвыситься над самими собой. Невозможно, чтобы, обладая такой технической базой, они относились враждебно к другим разумным существам.
– Я думаю, Селия, что вас слегка заносит, – сказал я задумчиво. – У нас нет никаких доказательств тому, что вы говорите, хотя звучит это чрезвычайно привлекательно. Значит, для всех разумных существ во вселенной должен наступать такой момент, когда они осознают бессмысленность злобных чувств и враждебных намерений. Не забывайте, что это всего лишь теория. Мы скорее располагаем доказательством противного.
– Что вы говорите!
– То, что вы слышите.
– И какие это доказательства, если позволите спросить?
– Сам Иму и его товарищи. Если я верно понял их послание, в той сцене, которую мы видели, они как раз тем и занимались, что приканчивали друг друга. А что вы скажете на такие слова, как «я был беден, но хочу быть богатым?» Это звучит совсем не так, как слова человека, возвысившегося над человеческими слабостями!
– Вы можете говорить, что хотите, а я настаиваю на своей теории!
– И это ваше право, Селия. Вопрос лишь в том, достаточно ли этого для продолжения опытов. Вспомните только ту вспышку, после которой мужчина в кожаном пиджаке сильно уменьшился в размерах. И подумайте о голографической технике скарабея. А с тех пор тот мир продвинулся еще на три тысячи лет в своем развитии!
– Не исключено также, что они давно уже все погибли… Уничтожили сами себя.
– Может быть, это были беглецы. Может быть, они спасались от какой-то естественной катастрофы.
– Или разведчики.
– Или преступники, – сказал я. – Похитили космический корабль и улизнули от правосудия.
– Как только вам могли прийти в голову такие глупости? – сверкнула на меня глазами Селия.
– Я только прикидываю возможности.
– Хорошо же вы прикидываете!
– Давайте-ка остановимся! – воскликнул Карабинас, прерывая нас. – Ну, а что будет, если мы заявим о нашем открытии компетентным органам?
– Произведут нас в почетные генералы. А потом у нас будет великолепная возможность наблюдать до самого конца, как одна половина человечества с «благословения» открытой нами суперкультуры истребляет вторую половину. С другой стороны, если мы не заявим и сами ничего не сделаем, то, может быть, упустим единственную великую возможность для нашего мира.
– Ну, Иму, и задачку ты нам задал! – погрозил Йеттмар скарабею.
Селия протянула в мою сторону руку.
– А вы, Петер? Что вы решили?
Все повернулись ко мне и затихли. Стало так тихо, что действительно слышно было бы, если бы в комнате пролетела муха.
– У меня тоже, пожалуй, есть предложение, программное предложение. На основе всех тех фактов и идей, которые были здесь высказаны. Я тщательно и основательно продумал все, все pro и contra1. Я много размышлял над такими понятиями, как неосмотрительность, безответственность, халатность, но и над такими, как дерзание, риск, гипотеза. И принял следующее решение: эти опыты должны довести до конца мы и только мы!
– Браво) Боже, как я рада, Петер! – просияла Се лия – Мотивы общеизвестны. Мы не можем упустить такую грандиозную возможность, но и не можем допустить, чтобы кто бы то ни было наживался на этом открытии. Оно должно послужить всему человечеству, объединить народы, а не увеличивать их противостояние. Мы действуем беспристрастно. Мы ученые, которых интересует польза, приносимая нашими опытами, и, подчеркиваю, польза для всего человечества. Вот именно поэтому довести до конца этот великий эксперимент должны мы!
Мы немного помолчали, потом Карабинас поднял голову,
– Скажи, Петер, ты вообще когда-нибудь задумывался над тем, в чем заключается этот эксперимент?
– Задумывался.
– И к какому выводу пришел?
– Мы возродим Иму. То есть его сына…
– Конкретно?
– Способность семенных клеток к оплодотворению в норме. Сейчас они хранятся в морозильной камере в своем собственном сосуде. Таким образом, оплодотворение возможно.
– Хорошо. Оставим пока в стороне связанные с этим проблемы. А когда родится?
– Сын Иму?
– Да.
– Тогда он вернется на родину Иму в солнечной ладье.
– В солнечной ладье? А где эта солнечная ладья?
– Под захороненной пирамидой. Ее видел Субеси-пу. Ты знаешь, что такое подземная пирамида?
– Догадываюсь.
– Я не удивлюсь, если под ней мы найдем солнечную ладью… и готовую к старту.
– Итак, твой план состоит в том, что мы отправим сына Иму в солнечной ладье туда, откуда прибыли… его предки. А если солнечная ладья неисправна?
– И тогда мы ничего не теряем. То есть теряем, конечно. Но, по крайней мере, совесть наша будет чиста: мы сделали все, что могли сделать. Впрочем, почему ей быть неисправной?
– Потому что Иму и остальные не улетели на ней назад!
– Да, это несомненно. Но, может быть, они хотели улететь.
– Так почему же не улетели?
– Может быть, ожидали чего-то. Может быть, некоторые из них не хотели возвращаться. Вспомните-ка слова того в кожаном пиджаке: «Я был беден, а теперь я богат. Уничтожу тебя и останусь здесь». Как будто они из-за чего-то поссорились. Возможно, они были простыми астронавтами, из которых двоих опьянило богатство новооткрытой планеты.
– Но они убили человека в кожаном пиджаке, а второй смирился. Почемуже они не вернулись после этого?
– Ты серьезно полагаешь, что я могу ответить на этот вопрос?
– А когда сын Иму вернется? – спросил Миддлтон. – Что будет тогда?
– Если нам повезет, он свяжет человечество с той неизвестной суперкультурой. А это откроет перед нами необозримые перспективы.
– Может быть, необозримые перспективы смерти, -сказал Осима. – Предположим, что он вернется к нам, когда достигнет своей цели на солнечной ладье. Вернется и приведет с собой колонистов. Ведь что такое для него Земля? Чужая планета, где по воле случая он провел детство. Ничего больше. У него ведь будет их кровь, а не наша!
– Встроим в него предохранитель, чтобы он думал иначе.
– Предохранитель?
– Дело в том, что у сына Иму будет земная мать. И в генах его будет заложена также и земная программа.
– И этого, по-вашему, достаточно?
– Должно быть достаточно… В нем будут в равновесии как земные, так и внеземные свойства. Он станет связующим звеном между нами и ими. Это наша единственная возможность понять друг друга.
– А если и ему не удастся установить мирные контакты?
– В этом-то и заключается тот риск, о котором я говорил. Но я не хочу, чтобы снова начался спор о том, имеем ли мы право идти на риск от имени всего человечества. Я иду на этот риск, и баста! Теперь вопрос лишь в том, берете ли и вы на себя этот риск.
– Я беру, – сказал Карабинас.
– И я тоже, – поднял руку Йеттмар,
– Если руководить программой будете вы, – улыбнулся Осима.
Миддлтон молча кивнул.
Тут все повернулись к женщинам. Лицо Селии раскраснелось от воодушевления. Побледневшая же Роза-Линда теребила бахрому скатерти. Но обе сказали да.
И твоя мама тоже, Ренни. 11 ноября Вчера я женился на Розалинде Хубер. Я бы не сказал, что это стало большой сенсацией, ведь все знали, что фактически она уже несколько месяцев была моей женой.
Для нашего бракосочетания было несколько серьезных причин. Первой причиной была, пожалуй, необходимость соблюдать благопристойность. Кто не знает жизни в американском университетском городке, тому трудно представить себе, насколько каждый, кто там живет, становится ее рабом. На нашем знамени начертано: безупречная мораль. Говоря проще и короче: если бы я не взял свою подругу в жены, то вылетел бы из университета, не коснувшись ногами земли. Какие нравственные устои я могу прививать молодому поколению, если сам…и т. д. В общем, примерно так.
Кроме того, Розалинда забеременела. Хотя еще ничего не было заметно, нам нельзя было терять времени. Бракосочетание университетского профессора, руководителя института с невестой в положении выглядело бы достаточно шокирующе. Таким образом, нужно было поторопиться.
Мне не очень хотелось бы называть третью причину, поскольку кто-нибудь еще обвинит меня в том, что я женился на Розалинде из меркантильных соображений. Но я должен быть честным перед ней и перед тобой тоже, Ренни.
А дело в том, что Розалинда получила наследство, и немалое. На Среднем Западе умер какой-то ее дядюшка, о котором она ничего не знала, и оставил Розалинде несколько громадных ферм, завод по производству кукурузного масла, акции и кучу денег на банковских счетах. В одно мгновение мисс Хубер поднялась в высшие слои капиталистов.
Нельзя также забывать и о том, что, собственно говоря, это она взяла меня в мужья, а не наоборот.
Конечно же, я был счастлив, что в конце концов все завершилось благополучно.
Еще и сейчас я с трепетом вспоминаю тот чудесный вечер. Мы возвращались с консультации и шагали вдвоем по платановой аллее к дому, Розалинда тогда уже знала о наследстве, и это делало наши отношения несколько натянутыми. Эх, когда в деле замешаны деньги…
Был прохладный вечер, как по заказу, выплыла большая, круглая луна, и мы, совсем одни, остановились под платанами. Розалинда прижалась ко мне и взяла меня за руку.
– Петер, – сказала она своим теплым, хрипловатым голосом. – Я чувствую, что наступил решающий момент.
А я стоял и думал о чем-то совсем другом: может быть, о нашем будущем, может быть, уже и о тебе, Ренни. Я пришел в себя от того, что она нетерпеливо дергала меня за руку.
– Слышишь? Вот он – решающий момент!
– Какой момент, дорогая? – спросил я тупо.
– Ну, просить моей руки… Я бы хотела выйти за тебя замуж, если ты не возражаешь.
Вот так это случилось. На свадьбу к нам пришли все, кто участвовал в нашем заговоре. И, конечно, ты тоже уже был с нами.
И, в кармане у Карабинаса, – скарабей. 17 июля Ты родился в этот день и вместе с этим днем, Ренни. Когда над краем пустыни поднялся красный диск солнца, будто заливая песок свежей кровью, в больнице услышали твой первый плач.
Нас было трое в комнате для посетителей: Селия Джордан, Карабинас и я. И когда солнечный свет расплескался по пустыне и сестра с глазами косули поздравила меня с сыном, я был вне себя от радости.
Я радовался тебе так, как если бы в тебе текла моя кровь. 18 июля Сегодня в больнице мне в первый раз показали тебя, Ренни. Ты был самым обыкновенным младенцем с красным личиком, несколько угловатой головой. И кожа твоя как будто была темнее, чем у остальных, хотя в наших местах это обычное явление.
Сестра с глазами косули высоко подняла тебя, и ты улыбнулся мне с экрана. Конечно, я знаю, что та гримаса, которая появилась у тебя на лице, могла быть чем угодно, только не улыбкой, но я был уверен, что кто-то в эту минуту улыбается мне. Может быть, из другого времени и из другого мира. Но откуда-то мне должны были улыбаться!
Экран потемнел, чтобы вспыхнуть снова, показывая лицо другого ребенка, и я собрался уходить, но появившаяся тем временем медсестра с глазами косули смущенно улыбнулась мне.
– Мистер Силади?
– Да… Это я.
– С вами хотел бы поговорить господин директор. Если не возражаете, я провожу вас.
Передо мной все еще стояло твое лицо, Ренни, и я не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя. В конце концов, у меня родился сын. И, пожалуй, даже Изабелла не имела бы никаких возражений, если бы…
Я отогнал от себя эту не приличествующую материалисту мысль, и когда опомнился, уже стоял перед директором Карпентером.
Сестричка удалилась бесшумно, как дуновение весеннего ветерка. Только тихий стук двери снова вернул меня к действительности.
Доктор Карпентер поздравил меня со здоровым мальчиком, предложил выпить, стал говорить о том, о сем, и, если бы, Ренни, он не усыпил мою бдительность, я сразу почувствовал бы неладное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55