Поэтому фельдмаршал запросил из ставки фюрера подтверждение приказа, и это подтверждение получил. Приказ есть приказ, и Рундштедт приказал своим танкам остановиться. Лихой Гудериан, который две недели игнорировал все приказы из штаба группы армий и рвался вперед, теперь, когда под гусеницами его танков находилось более трехсот тысяч охваченных паникой англичан, т.е. в преддверии небывалого триумфа, вдруг послушно замер на месте и даже, как свидетельствуют документы, не запросил ни Рундштедта, ни Клейста о причинах этого, мягко говоря, странного приказа. Поскольку никто не мог понять мотивировки подобного приказа фюрера, то на этой основе родилась вторая легенда, любовно слепленная советскими историками.
Беря за основу вранье немецких генералов, новая легенда утверждала, что Гитлер специально дал возможность англичанам эвакуировать свои экспедиционные силы, поскольку уже имел место сговор между ним и «правящими империалистическими кругами» Англии заключить мир и совместно обрушиться на СССР.
В действительности же все было гораздо проще: немцы вошли в зону действия корабельной артиллерии англичан, а для их «картонных» бензиновых танков это было смертельно опасно . Поэтому прямо под носом у немецких танков англичане провели крупную стратегическую операцию по эвакуации своих войск в метрополию. Удары с воздуха не принесли желанного результата – слишком близко были английские аэродромы. Истребительная авиация королевских ВВС надежно прикрыла эвакуацию, что же касается флота, то он так и не появился, и поступил мудро – мощное соединение флота метрополии прикрывало подходы к проливу. Попытка Гудериана прорваться к Дюнкерку была отбита ураганным огнем корабельной артиллерии англичан: 72 немецких танка разлетелись на куски под градом тяжелых снарядов морской артиллерии, и вот тогда-то фельдмаршал Рундштедт доложил фюреру, что дальнейшее продвижение к Дюнкерку чревато большими потерями в танках. Фюрер, едва услышав об английском флоте, немедленно приказал остановить наступление на Дюнкерк. Впрочем, на этот раз никто и не собирался оспаривать его приказа, поскольку немцы уже были остановлены, а Гитлер своим приказом лишь юридически подтвердил эту остановку.
«Господство на море, – философствовал в начале века знаменитый английский адмирал Джон Фишер, – сводится к тому, чтобы в любом районе мирового океана самая проклятая развалюха под нашим флагом могла плавать спокойно и безопасно». Трудно придумать более убедительную иллюстрацию к замечанию лорда Фишера, чем эвакуацию англичанами Дюнкерка под самым носом у немцев.
В период до 4 июня англичане вывезли морем из Дюнкерка 338 226 человек. Отчаянные попытки нескольких дивизионов немецких торпедных катеров прорваться к местам посадки на плавсредства дали ничтожные результаты. Покидая берега Франции, английские солдаты бросали на побережье свои каски, целые горы которых можно было обозревать в окрестностях Дюнкерка. Немецкая, а за ней и советская пропаганда выдавали и продолжают выдавать эти пирамиды английских касок за доказательство паники, охватившей англичан, видимо, не зная, что по традиции, восходящей еще к наполеоновским войнам, брошенная каска означает: «Мы вернемся!» Одновременно с эвакуацией Дюнкерка резко изменившаяся обстановка на континенте вынудила англичан провести эвакуацию и в Норвегии, подтвердив прогноз Гальдера, что ключ к решению норвежской проблемы лежит на Западном фронте.
Деморализованная, разложенная коммунистами французская армия продолжала в панике отступать на юг. 10 июля Муссолини, набравшись храбрости, наконец решил поддержать своего берлинского кумира, объявив войну Англии и Франции. «Я лично с большим удовольствием буду бомбить Лондон», – сказал английскому послу в Риме министр иностранных дел Италии, зять Муссолини граф Чиано, имевший лицензию пилота. «Но только будьте осторожнее, граф, – сухо ответил ему английский посол, – потому что, если вас собьют над Лондоном, я буду безутешен».
Гитлер был вне себя от радости – мощный итальянский флот сулил несколько ослабить то страшное давление, которое английский флот оказывал на Германию. Пока Гитлер тешил себя подобными иллюзиями, немецкие войска продолжали наступление. 14 июня они вошли в Париж, где были восторженно встречены местными коммунистами, почему-то решившими, что за оказанные немцам услуги и в силу искренних отношений между Берлином и Москвой, им будет дозволено легальное существование с разрешением выпуска их любимой «Юманите». Быстро проведенные немцами аресты, разгром штаб-квартир и редакций компартии окончательно сбили с толку французских коммунистов, пребывавших в прострации аж до сентября 1941 года, пока прибывший из Швейцарии Семен Каганович – кузен знаменитого Лазаря – не привез им из Москвы новые инструкции.
Французское правительство запросило Гитлера о перемирии. Призыв Черчилля – отступить в Северную Африку и продолжать войну – был проигнорирован. В Берлин уже летели не просьбы, а мольбы. Мстительный Гитлер согласился на перемирие с условием, что большая часть Франции останется оккупированной и церемония подписания перемирия произойдет в Компьенском лесу, в том самом штаб-вагоне маршала Фоша, хранимом французами в качестве национальной реликвии, где в 1918 году подписали капитуляцию кайзеровские генералы.
20 июня Гитлер прибывает в Компьен. Он взвинчен. Свершилось то, о чем он мечтал годами: отомстить за позор Компьена. Компьен отомщен! Теперь надо отомстить за Скапа-Флоу. Прямо в вагоне Фоша Гитлер отдает приказ о проведении операции «Морской Лев» – операции по вторжению в Англию. Он лично посещает нормандское побережье, раздавая кресты танкистам генерала Гота. В мощную стереотрубу фюрер смотрит через Ла-Манш. В оптической сетке смутно белеют меловые скалы Дувра. Веками неприступный Альбион! Но сейчас-то тебе пришел конец! С трудом оторвав жадный взор от окуляров стереотрубы, Гитлер, вскинув руку в партийном приветствии, идет к автомобилю. Квартет аккордеонистов, составленный из награжденных танкистов, играет любимую Гитлером сентиментальную мелодию «Донны Клары».
В Лондоне Черчилль недовольно пыхтит своей неизменной сигарой. Он был уверен, а данные разведки подтверждали, что Сталин воспользуется ситуацией и нанесет удар по Гитлеру с тыла. Надо быть просто идиотом, чтобы не воспользоваться столь благоприятным моментом. Премьер смотрит на карту Восточной Европы, переводит взгляд на Москву и говорит в адрес Сталина слова, которые буквально не переводятся, но в литературном переводе означают: «Лопух!» Полстакана коньяка возвращают Черчилля к мрачной действительности. Удалось спасти армию, но все тяжелое вооружение пришлось бросить во Франции. Ну, это дело наживное. Главное – жив флот – вековая опора мощи империи. Боже, спаси короля! Боже, спаси нашу страну! Боже, храни наш флот!
За всеми этими событиями, немея от изумления и страха, следили из Москвы. Несмотря на то, что советское правительство было полностью осведомлено о готовящихся событиях, их развитие застало Сталина и его окружение врасплох. В дополнение к исчерпывающей и не оставляющей места сомнениям разведывательной информации Сталин накануне немецкого наступления на Западе получил о нем официальное немецкое предуведомление. 9 мая граф Шуленбург передал Молотову официальное послание своего шефа Риббентропа, в котором говорилось, что Германия вынуждена предпринять оборонительные меры перед лицом явного намерения англо-французов вторгнуться в Рурскую область.
«Молотов не сомневается в нашем успехе», – радостно радировал в Берлин Шуленбург, чья бисмарковская выучка заставляла ликовать по поводу столь искреннего сближения России и Германии.
Пока гитлеровские и сталинские дипломаты обменивались сердечными любезностями, пока Гитлер, напуганный гудериановским прорывом, орал на свои штабы, не успевающие наносить на карту продвижение собственных танков, Сталин, молча попыхивая трубкой, выслушивал страстные призывы Шапошникова, Мерецкова и уже примкнувшего к ним Тимошенко начать немедленное наступление. Данные военной разведки и разведки НКВД совпадали в оценках: координированное наступление советских и англо-французских войск раздавит гитлеровский Рейх как тухлое яйцо. Причем Красная Армия успеет дойти до Эльбы. Начальник главного разведуправления РККА генерал Иван Проскуров, кроме того, указывал, что в восточном направлении у немцев фактически нет никакой обороны.
«А если они сговорятся?» – спрашивал вождь, все еще мыслящий бредовыми ленинскими формулировками неизбежного крестового похода буржуазии против рабоче-крестьянского царства.
Напрасно генерал Проскуров с фактами в руках пытался доказать вождю, что сговор невозможен, Сталин молчал. Молчали Молотов и Жданов, боявшиеся попасть не «в масть». Финская война продолжала давить на Сталина. По большому счету именно доблестные финны спасли Европу от захвата Сталиным в мае 1940 года .
Долгие годы работавший с Троцким маршал Шапошников поймал себя на мысли, которую незадолго до смерти поведал своей жене, что будь на месте Сталина Троцкий, он ни минуты не колеблясь, начал бы наступление.
Уже тогда РККА почти по всем показателям вдвое превосходила вермахт. Генерал Проскуров, искренне веривший, что Красная Армия, если она прекратит беспробудное пьянство, легко может захватить весь мир, а продолжая пьянствовать, все-таки сможет захватить Европу, позволил себе неосторожность процитировать в присутствии вождя Троцкого, впрочем, не называя его по фамилии. «Благоприятный момент для начала войны наступает тогда, когда противник в силу объективных причин поворачивается к вам спиной». Начальник ГРУ не учел, что товарищ Сталин знал всех классиков марксизма наизусть и от изумления, что в его присутствии кто-то осмелился цитировать Троцкого, даже поперхнулся, вынув трубку изо рта, но не сказал ничего.
Бестактность, которую позволили себе маршал Шапошников в мыслях и генерал Проскуров вслух, больно задела вождя. Намек был понят. Тем более, что сам Троцкий из далекого Мехико всеми доступными ему средствами предупреждал человечество, что Сталин уже готов к захвату мира. Автор и теоретик перманентной революции сходил с ума от ярости, что его великими идеями захвата мира с помощью провоцирования социальных, а затем военных конфликтов пользуется жалкий и малограмотный семинарист. Это раздражало Иосифа Виссарионовича, и уже около года многочисленная бригада из ликвидотдела НКВД, раскинув свои сети в США и Мексике, готовилась навсегда оградить великого вождя от обвинений в плагиате.
«Нэ надо спешить, – глубокомысленно изрекал вождь в конце каждого подобного совещания, – посмотрим, как пойдут дела». Разработчики «Грозы», подзадоривавшие Сталина на активные действия, исходили из предпосылки, что бои на Западе примут длительный ожесточенный характер, который позволит Советскому Союзу выбрать оптимальное время для нанесения удара.
Советская военная разведка совершенно правильно определила противостоящие силы. Немцы сосредоточили на Западном фронте 136 дивизий, 2580 танков, 3824 самолета, 7378 орудий. Им противостояли 147 англо-французских дивизий, 3100 танков, 3800 боевых самолетов и более 14500 артиллерийских орудий. Одни эти цифры говорили о том, что неизбежна длительная и кровавая обоюдная мясорубка наподобие верденской.
Беспокоило только, как бы немцы, будучи явно слабее, не истекли кровью в этих боях, оставшись, как и в прошлую войну, без снабжения и боеприпасов. Бодрящим маршем для них был перестук колес бесчисленных эшелонов, везущих в Германию советскую нефть, пшеницу, хлопок, никель, хром и все, что было нужно разраставшейся военной промышленности Рейха. Советские торговые суда с огромными красными буквами СССР на белом фоне бортов – знак нейтралитета – доставляли те же самые грузы в немецкие порты через Балтику, недоступную для английской блокады. Германия остро нуждалась в меди, но СССР производил медь в ничтожных количествах. Выход был найден. Советскому Союзу удалось заключить контракт на закупку меди в США. Эта медь тут же переправлялась в Германию. Только воюйте, ребята, как следует, вам дадим, ничего не пожалеем, крушите капиталистический мир.
В первые дни немецкого наступления, когда противостоящее армии завязали авангардные бои в Голландии и Бельгии, все, казалось, шло по намеченному в Москве сценарию. За железобетонными укреплениями линий Мажино и Зигфрида можно было воевать до бесконечности. Еле сдерживая ликование, «Правда» от 16 мая 1940 года писала:
«В течение первых пяти дней немецкая армия достигла значительных успехов. Немцы оккупировали значительную часть Голландии, включая Роттердам. Правительство Нидерландов уже сбежало в Англию. У англо-французского блока имелись давнишние амбиции втянуть Голландию и Бельгию в войну против Германии… После того как немцы опередили Англию и Францию в Скандинавии, последние две страны сделали все возможное, чтобы втянуть Голландию и Бельгию в войну… Теперь мы видим, как велика ответственность англо-французских империалистов, которые, отклоняя все немецкие предложения о мире, развязали Вторую Империалистическую войну в Европе».
Однако дальнейшее развитие событий заставило онеметь даже столь беспринципную прессу, как советская. Молниеносный разгром французской армии – армии, которую Сталин (и не только он) считал сильнейшей в Европе, отдавая ей ведущую роль в пресловутом крестовом походе против СССР, вызвал в Москве шок.
Когда было объявлено о взятии немцами Парижа, Сталин впервые в присутствии своих сообщников открыл сейф, таинственный сейф, вделанный в стену его кремлевского кабинета, где, к величайшему удивлению всех присутствующих, оказались початая бутылка Кахетинского, две пачки английского трубочного табака и пузырек с бестужевскими каплями. Накапав себе бестужевских капель, Сталин, не говоря ни слова, покинул всех присутствующих и уехал из Кремля на ближнюю дачу, куда срочно вызвали братьев Коганов – неизменных лейб-медиков вождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96