Кевин нагнулся, пытаясь разглядеть что-нибудь внизу, и сразу же быстро выпрямился.
– Линяем отсюда, – быстро проговорил он.
Там внизу кто-то застонал.
Они переглянулись.
– Кто-то из них ранен, или это ловушка, – предположил Кевин. – Одно из двух.
– Что ты предлагаешь?
Он снова посмотрел вниз, в темноту, и глубоко вздохнул.
– Заводи машину. И будь готова отвалить.
Она кивнула.
– И не жди. Если что-то не так, отваливай не раздумывая. Ты это хотел сказать?
Он улыбнулся:
– А это уже на твое усмотрение.
Пенелопа бросилась по коридору, а Кевин собрал все свое мужество и начал спускаться вниз.
– Холбрук! – выкрикнул он. – Джек!
Снова послышался стон.
Он спустился по лестнице и остановился внизу. В полумраке, в противоположном конце подвала он увидел троллей: коротконогие, волосатые существа сжимали в лапах дротики, увенчанные сосновыми шишками. Он на секунду зажмурился, затем снова открыл глаза и увидел, что это вовсе не тролли.
Это матери Пенелопы.
Все, разумеется, голые. Сплелись в одну отвратную массу. Покрытые грязью, кровью, вином и прочей мерзостью. Их распущенные нечесаные волосы дико торчали в разные стороны, и именно поэтому в темноте у них был какой-то нечеловеческий вид.
Если бы это были действительно не люди, если бы это были какие-то монстры, например, он бы, наверное, сообразил, как реагировать. Но в их виде было что-то гораздо более страшное, апокалипсическое, и Кевин обнаружил, что не в состоянии двигаться. В шоке он просто прирос к месту.
На полу за ними виднелась пульпообразная красная масса, которая была либо Джеком, либо Холбруком.
Либо ими обоими.
Женщины смеялись и о чем-то болтали друг с другом на незнакомом языке.
Он быстро прикинул свои возможности: можно попытаться найти оружие и сразиться с ними, а можно бежать.
И он выбрал последнее. Побежал.
Перепрыгивая через три ступеньки, Кевин выскочил в коридор, а менады что-то кричали ему вслед. Он бросился во двор, захлопнул за собой входную дверь и ринулся к Пенелопе, которая ждала в машине.
– Поехали! – крикнул он.
Она тут же тронулась с места.
Машина рванула вдоль улицы, да так быстро, что его отбросило на спинку сиденья прежде, чем он успел пристегнуть ремень безопасности.
– Куда? – спросила она.
Он все еще тяжело дышал, сердце колотилось. Не в силах выговорить ни слова, Кевин только покачал головой.
– Не беспокойся, – сказала она. – Найдем что-нибудь.

* * *

Пенелопа лежала в темноте и смотрела вверх.
Они заняли небольшой домик в северной части города, последний из комплекса одноэтажных построек, обращенных лицом к улице. Отвертка Кевина оказалась в машине, но все остальное осталось в доме Холбрука, и они не смогли найти никакого другого оружия, кроме пары ножей для масла и ножниц.
– Как ты думаешь, сколько у нас еще дней? – спросил Кевин, когда они объезжали округу, чтобы найти место, где можно остановиться на ночь. – Сколько?
Она промолчала, но его слова глубоко запали ей в душу, и, несмотря на весь оптимизм, она теперь уже не была уверена, что им удастся выжить.
Вот почему она решила с ним переспать.
Соблазнять его не пришлось, потому что и невооруженным глазом было видно, что он ее хочет. Пенелопа довольно часто замечала эрекцию, оттопыривающую его штаны, – но лучше от этого ей не становилось. С одной стороны, она хотела вознаградить его за испытания прошедших дней, дать ему наслаждение. Много ли ему осталось в жизни? А то, что им удастся пройти через все это и остаться живыми, было очень маловероятно. Но, с другой стороны, что-то удерживало ее от импульсивных действий.
«Странно, – подумала она, – как могут измениться за такой короткий промежуток времени чувства одного человека по отношению к другому. Кевина Харта я знала практически всю жизнь. Училась с ним с первого класса. И никогда он мне особенно не нравился, я всегда считала его кем-то вроде жлоба, растяпы, а вот теперь ближе его у меня никого среди оставшихся в живых нет. И самое главное, я ему полностью доверяю.
Может быть, жизнь похожа на кино больше, чем я предполагала?»
Они ехали в машине и слушали по радио сообщения о событиях в Напе. Передавали новости из Сан-Франциско. Репортер сказал, что на шоссе № 29 случилось происшествие, связанное с утечкой радиоактивных материалов, поэтому все дороги, ведущие в долину Напы, закрыты.
Утечка радиоактивных материалов?
Она посмотрела на Кевина.
Он пожал плечами.
– Это, наверное, их стандартная выдумка, когда они не знают, что происходит. Кому захочется приезжать и проверять, есть ли тут радиоактивные материалы? Кому захочется хватать рентгены? Это удержит на расстоянии любопытных.
– Но как они собираются объяснять то, что действительно здесь случилось?
Кевин снова пожал плечами.
– Бактериологическим заражением, я полагаю. Они скажут, что ветром принесло какую-то заразу, которая вызвала галлюцинации и массовую истерию.
– Ты думаешь, это сработает? Ведь Дионис собьет своими световыми лучами все вертолеты, если они прилетят расследовать. Как они объяснят это?
– Не беспокойся, – сказал Кевин, – как-нибудь выкрутятся.
Некоторое время они ехали молча, высматривая место, где провести ночь. Наконец остановились вот на этом домике.
И вот теперь она лежала в постели и глядела вверх на темный потолок. Ей хотелось представить, как бы получилось у них с Дионом, если бы ничего этого не произошло. Пенелопа не была наивной. Она знала, что большинство романов старшеклассников после окончания школы долго не длятся. И она понимала, что они с Дионом не так уж много времени знали друг друга и не так уж хорошо. Но любовь, которую они испытывали, была достаточно сильной, поэтому она допускала, что они бы все же не расстались, а поступили вместе в колледж. Они оба были не глупые, оба хорошо учились, и не было никаких причин особенно сомневаться, что они смогут поступить в один и тот же университет.
Единственное, что ее беспокоило, – это мысль, что их тяга друг к другу возникла не в них самих, а была заложена генетически, запрограммирована. Она не знала, как это влияет на их чувства – подлинные они или нет, – но все это немного портило дело, вызывало у нее неудовлетворение тем, что она не властна контролировать свою жизнь, что она не имеет свободы воли.
Дион бы понял, если бы она была в состоянии с ним поговорить, и, может быть, то, что они оба сознавали это, позволило бы им обойти все ловушки и перепрыгнуть все барьеры, воздвигнутые на их пути.
Она вспомнила, как он выглядел, когда они познакомились тогда, в очереди, в кафетерии. Неловкий и явно рефлексирующий, но одновременно очень привлекательный. Приятный – вот точное слово. Она не забыла, как испугалась, когда он упал в обморок тогда на ярмарке, не забыла охватившее ее чувство паники и одновременно нежности, которое она испытала, когда склонилась над ним, беспомощно лежащим на земле. Она припомнила звук его голоса, тепло кожи под ее руками.
И заплакала.
Она пыталась выбросить это из головы, думать о чем-нибудь другом, но в памяти всплыло детство, дом, где родилась и выросла. Теперь его нет, он сгорел до основания, и Пенелопа зарыдала еще сильнее.
В темноте мелькнула тень, а затем рука погладила ее лоб и мягкий голос Кевина прошептал на ухо:
– Вся в порядке, дорогая. Все хорошо. Не плачь.
Она перевернулась, потянулась и обвила руками его шею. Он тоже ее обнял, и она приникла к его плечу, сотрясаясь от рыданий.
– Все будет в порядке, – повторял он. – Все будет в порядке.
Они оставались в таком положении еще долгое время, пока ее слезы не высохли, и заснули, обнимая друг друга.
Во сне она была на лугу, на спине перед Дионисом, ноги подняты вверх. Он был огромный, и она чувствовала, что разрывается пополам, когда он в нее входит, но одновременно это было приятно. Она потянулась к нему, стараясь усилить ощущение, сделать так, чтобы он глубже вошел в нее.
Его оргазм был диким извержением семени, которое обожгло все ее нутро, как кислота.
И почти сразу же в ее животе зашевелилось страшное существо, получеловек-полумуравей.
Она с криком проснулась.

Глава 17

«Мне нужен Зевс. Я это наконец понял. Я никогда не думал, что управлять будет так трудно. Я часто раздражался из-за правил, установленных Зевсом, его ограничений, часто страдал от капризов Геры, и у меня не раз возникало желание стать правителем на Олимпе, вызывать громы и молнии и принимать судьбоносные решения.
Но у меня не было и нет ни организаторских, ни административных способностей. Это надо признать. Олимп всегда был свободным объединением свободных индивидуальностей, но лично я переносить все это мог с трудом. Я просто не способен достаточно долго действовать рационально или вести себя хоть как-то ответственно. Все это просто-напросто не для меня.
К тому же начало сказываться напряжение. Я чувствую себя усталым, головная боль не проходит. Я могу убить все, что двигается, трахнуть все, что ходит по земле и летает в воздухе, произвести столько вина, что можно опоить им целую армию, но ничто не приносит мне облегчения. Ответственность за правление тяжелым бременем давит на плечи и не дает как следует разогнуться.
И вот теперь мои запасы вина уничтожены.
Менады могут сделать еще вина, но на это потребуется время. А пока они перешли на нектар. Доставили другое вино, я выпил литров десять, но это не мое вино. Оно не дает такого же кайфа, не обладает такой же силой.
Нужно, чтобы возродились все остальные боги.
В этом-то и вся загвоздка. Я попытался сделать все сам и потерпел неудачу. Зевс, наверное, накажет меня за это, а эта сука Гера скорее всего будет помнить мне до бесконечности и ставить палки в колеса, где только возможно, но все равно дело стоит того, чтобы их возродить.
И остальных богов тоже.
Но как это сделать? Пенелопа? Пенелопа меня не хочет. Она хотела меня прежде. И я обладал ею прежде. Но это было тогда, когда я еще не был собой. Теперь же она меня ненавидит, боится и хочет убить.
Конечно, я могу заставить ее силой. Могу просто взять и изнасиловать, наполнить своей божественной спермой. Но мне не хочется это делать».
Дионис был наполнен глубоким, болезненным чувством потери.
Все не так должно было случиться. Совсем не так.
Он посмотрел в небо.
«Дионис влюблен? Это невозможно. Четыре тысячи лет я не испытывал никаких эмоций по отношению к любой женщине, которую имел.
Но это чувство не мое.
Оно его».
Он опустил голову. Женщина выставляла напоказ для него свои пышные формы. Увидев, что он обратил на нее внимание, она немедленно предложила себя.
И он взял ее. Схватил за плечи и притянул к себе.
И женщина начала меняться.
Он упивался тем, что делает, смаковал каждый ее крик, каждый нюанс этой пытки-трансформации, но в то же время ужасался собственной жестокости, полному отсутствию каких-либо чувств по отношению к этой женщине.
К тому времени когда он кончил, она была уже козой. Он стащил ее с себя, разорвал пополам и дал кровавому дождю пролиться на свои волосы, омыть свои щеки и лоб.
Но сколько бы он ни старался, полного удовлетворения не получал. Даже кровь не помогала. Облегчение не приходило.

Глава 18

Утром она почувствовала себя иначе. Это было странное ощущение, но тем не менее мрачный пессимизм ночи сменился осторожным оптимизмом. У нее было впечатление, как будто вчерашние слезы смыли прочь все страхи и сомнения.
И принесли новую способность проникновения в суть.
Пенелопа села. Кевин еще спал. Видимо, на свою постель он перебрался ночью. Она сползла на пол, прокралась к окну, отодвинула штору и выглянула на улицу. Утро было на редкость ясным и солнечным, и от этого на душе стало еще светлее.
Пройдя через все эти ужасы, сопротивляясь им, Пенелопа все время заставляла себя забыть, что она менада, пыталась отказаться от этого и подавить в себе.
Но теперь она поняла, что именно это их и спасет.
Что происходит с Дионисом каждую осень? Его в кровавой оргии разрывают на части. Кто? Менады.
Пенелопа посмотрела на небо.
Она знала, что надо делать.

* * *

Кевин проснулся через час или больше того. Стоило Пенелопе встретиться с ним глазами, как он тут же оказался с ней рядом.
– Знаешь, – проговорила она, – а ведь ты мне никогда не нравился.
Кевин отпрянул, шутливо обидевшись.
– Я? Неужели?
Она замялась.
– Ты казался мне таким… Я не знаю. Таким грубым.
– Грубым? – Кевин засмеялся. Смех прозвучал почему-то слишком громко и неестественно, оказался каким-то удручающе неуместным в данных обстоятельствах. – Ты, наверное, думала, что я один из тех, кто тусуется в этих в шайках?
– Не совсем так. Ты мне казался… я даже не знаю…
– Ну а теперь ты по-прежнему считаешь, что я грубый?
Она покачала головой и кокетливо улыбнулась.
– Ты лапочка.
Он снова засмеялся и начал надевать рубаху.
– Давай-ка возвратимся к действительности. И обсудим животрепещущий вопрос: что делать?
– Мы должны его убить.
Он пристально посмотрел на нее.
– Мне показалось, что совсем недавно ты говорила, что он все еще Дион, что ты не можешь его убить и не позволишь нам.
– Это единственный выход. – Она глубоко вздохнула. – Дион больше не вернется.
– Но…
– Я думаю, он хочет, чтобы мы так сделали.
Кевин на мгновение задумался.
– Но как мы это сделаем? Ведь мы не сможем даже приблизиться к нему.
– Я думаю, – медленно произнесла она, – что нам нужно напиться.
– Нет!
– Ну, может быть, не совсем напиться, – согласилась она. – Но я думаю, мне немного вина следует принять обязательно. Это единственный путь, чтобы я влезла в… во все это.
– Ты будешь….
– Такая же, как они? – Она покачала головой. – Не думаю. Столько, чтобы потерять над собой контроль, я пить, конечно, не собираюсь. Выпью так, чтобы возбудить свои способности в достаточной степени. И не больше.
– Но что это даст?
– Это поможет мне стать такой, какой я должна быть.
– Менадой?
– Менадой.
– Ну и что тогда?
– Я разорву, уничтожу его.
В комнате повисла тишина. Кевин откашлялся, начал что-то говорить, затем снова замолк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54