Хортон выстрелил поверх голов женщин, боясь задеть Дитса, который находился в середине свалки. Выстрел отозвался в помещении оглушительным громом, и он увидел, как от дальней стены откололся кусок штукатурки. Но женщины этого даже не заметили. Они продолжали свирепо терзать Дитса, он уже был погребен под ними, и Хортон увидел кровь. Вначале капли, затем поток.
Он осознал, что совсем не слышит криков Дитса. Раздавались лишь вопли женщин.
Инстинктивно он понимал, что Дитс мертв, и ему захотелось остаться здесь и стрелять. Разрядить в этих тварей весь пистолет, убить как можно больше, сколько сможет. Но он был испуган, как никогда в жизни, и разум подсказывал, что надо спасаться. Причем немедленно, иначе живым ему отсюда не выбраться.
И Хортон побежал.
Он не мог бежать в том направлении, откуда пришел, поскольку там находились женщины. Но выбора у него не было, и он ринулся в глубину здания в надежде, что там тоже есть выход.
Они двинулись следом. Его собственное судорожное дыхание и стук ботинок о цементный пол не заглушали топота босых ног преследовательниц. Он его отчетливо слышал. Они дико смеялись и что-то бормотали на незнакомом иностранном языке. Хортон попытался открыть одну из дверей в коридоре, она вроде бы даже подалась, но времени не было, и он устремился дальше.
Коридор поворачивал то направо, то налево, и вот в конце его он увидел дверь. Он взмолился, чтобы она была не заперта, чтобы вела наружу, и понял, что молиться нет смысла – через небольшое оконце в металле двери был виден оранжево-пурпурный закат.
Ему удалось добежать.
Он почти врезался в дверь, повернул ручку, и она открылась.
Лейтенант обернулся и поднял пистолет. Не представляло никакого труда перестрелять этих чудовищ – главное, чтобы хватило патронов на всех.
Но, кажется, их не так уж и много. Он заметил, что его преследуют только три женщины. Но ведь их было больше?
Да.
И тут его неожиданно ударили в спину. Ах вот оно в чем дело. Они, видимо, разделились. Часть продолжала погоню за ним, а остальные прошли обходным путем через дом и теперь напали сзади. А он оказался таким дураком, что не предусмотрел этого и сам попался в ловушку.
«Так мне и надо, – подумал он. – Я заслужил все это».
Но в тот миг, когда в его плоть впились ногти, а горло разорвала разбитая бутылка, в голове в последний раз вспыхнуло: «Нет, это несправедливо».

Глава 39

Они стояли рядом с забором и смотрели на лес.
Лес.
Даже само это слово казалось каким-то зловещим, угрожающим, и Диону внезапно расхотелось идти туда вдвоем с Пенелопой. Хорошо бы взять с собой Кевина и Веллу а еще лучше, подождать до утра.
Уже приближалась ночь. Солнце село неожиданно быстро, и только слабо светила бледная луна. В лесу было темно, силуэты деревьев мрачно выделялись на фоне гор. По другую сторону окаймляющих долину гор мир был желтый и оранжевый. Где-то там находился Тихий океан.
Юношу лес страшил, но это не имело ничего общего с Пенелопой и ее матерями, и вообще ни с чем, что он видел, слышал или мог вообразить. Это была инстинктивная реакция, некое физическое ощущение того, что находится там, за этими деревьями. Это нечто за деревьями, казалось, звало его, обращаясь непосредственно к подсознанию.
Нечто за деревьями.
Он не был уверен, где именно это находится и почему ему пришла в голову такая мысль. Его туда манило. Он боялся этого, но в то же самое время чувствовал его привлекательность, его тянуло к нему.
Господи, как же ему хотелось сейчас выпить!
– Дион.
Он посмотрел на Пенелопу. Она была бледна, но он знал, что не лунный свет, падающий на нее сейчас, был тому причиной.
– Да, – отозвался Дион.
Он ждал, что она произнесет что-нибудь серьезное и глубокое, как-то выразит словами весь комплекс противоборствующих эмоций, которые охватывали их обоих, но, когда она заговорила, он услышал обыденную фразу и был разочарован.
– Нам следовало захватить с собой фонари.
Он принужденно кивнул.
– Ага. Следовало.
Не произнеся ни слова, они пролезли под забором. Он поднял колючую проволоку так, чтобы она могла проскользнуть под ней, и схватил за руку. Они начали углубляться в лес. Ладонь Пенелопы была теплая и слегка влажная, и это ему понравилось. Значит, она боится, и этот ее страх каким-то образом его возбудил. Он снова почувствовал знакомое томление в паху.
О своих чувствах Дион пытался не думать, не хотел их анализировать, но они его пугали, как и этот лес вокруг. Он хотел сказать об этом Пенелопе, дать ей знать, что здесь что-то не так, и не столько с этим местом, с этим лесом, сколько с ним самим, но не сказал ничего. Просто держал ее за руку и продолжал идти.
Мир вокруг был безмолвен. Шум машин и прочие городские звуки сюда не проникали, а сам лес тоже был абсолютно спокоен, будто в нем никого не было – ни насекомых, ни птиц, ни животных. Слышалось только их собственное дыхание да похрустывание веток и камешков под кроссовками. В этом отсутствии звуков было что-то знакомое, что-то такое, чего он не мог определить.
Рука Пенелопы одеревенела. Он остановился, повернулся и посмотрел на нее. Стволы и кроны деревьев почти не пропускали сюда лунный свет. Только кое-где были освещены небольшие участки, но Пенелопа оставалась в тени, ее бледное лицо было едва различимо во мраке.
– Что случилось? – спросил он.
– Может быть, нам следует возвратиться назад?
– Я думал, что ты хочешь…
– Я боюсь.
Дион обвил руками ее талию и притянул к себе. Он знал, что она ощущает его эрекцию, и прижался к ней еще плотнее.
– Но здесь ничего нет, поэтому и бояться нечего. – Он не верил в то, что сказал, но все же произнес снова: – Здесь, кроме нас с тобой, никого и ничего нет.
И она снова повторила:
– Я боюсь.
Он пожалел, что они не взяли с собой вина. Набрать бы фляжку этого вещества из чана. Несколько глотков, и она бы больше не трусила. Черт побери, всего несколько глотков, и она бы сейчас была уже без штанов, на четвереньках и, черт бы ее побрал, умоляла бы…
Он отстранил ее и сделал глубокий вдох.
– Может быть, нам действительно следует возвратиться назад?
– Тебе тоже так кажется?
Он кивнул, понимая, что она не может видеть его лица.
– Да, – произнес он.
Она нашарила его руку.
– Давай… – начала Пенелопа, и у нее перехватило дыхание. Она сжала его локоть. – Посмотри.
– Куда?
– Вон туда. – Она потянула его налево, и он только сейчас заметил, как что-то просвечивает за кустами и деревьями. Луг. Он не хотел туда идти, на этот луг, вместо этого ему хотелось повернуть назад, на дорогу, по которой они пришли сюда, но он позволил ей увлечь себя вперед. Они дошли до опушки леса и остановились.
– О Господи, – вскрикнула Пенелопа. Она тяжело, прерывисто дышала. – Господи!
Диону внезапно стало холодно.
Луг был весь усеян разбитыми винными бутылками, и на осколках стекла играл лунный свет. То там, то здесь, среди этого моря разбитых бутылок, как темные китовые туши, выделялись поломанные бочонки литров на сорок. Среди осколков были разбросаны небольшого размера человеческие кости. Вначале ноги то и дело задевали за оторванные кисти рук, фаланги пальцев и прочее. Но вскоре они наткнулись на скелеты десятков, а может быть, и сотен людей, похоже, здесь произошла когда-то чудовищная бойня.
Но даже не это привело Диона в ужас.
А кровь.
Трава под осколками бутылочного стекла, смешанными с костями – да что там трава, вся земля, – была пропитана чем-то черно-красным. Это была целая река крови, протекавшая по лугу. Даже стволы деревьев здесь были темнее, чем обычно, и небольшие кустики, обрамляющие луг, имели отчетливый красно-коричневый оттенок, как будто кровь всосалась в них через корневую систему и заменила в листьях хлорофилл.
Дион нерешительно шагнул вперед, ноги начали вязнуть в чем-то липком.
– Не надо, – выдохнула Пенелопа, оттаскивая его назад.
Но он должен был двигаться вперед, должен был увидеть. Открывшееся перед ним приводило его в ужас, представить себе что-либо подобное никогда прежде он не мог… но в то же время что-то здесь казалось ему знакомым. И не бутылки сами по себе, не кости и не кровь. Все, что было навалено сверху, наоборот, только скрывало то, что действительно было здесь существенным, и именно это он должен был распознать. Луг – вот что было здесь главным.
Но зачем, спрашивается, все это ему нужно? Ведь раньше он никогда здесь не был.
Они направились к центру луга. Пенелопа держалась рядом, не отпуская его руку. Луг оказался больше, чем им показалось вначале. Можно только вообразить масштабы событий, которые здесь разыгрались. Они осторожно ступали по замусоренной земле, старательно обходя кости.
«Какие-то из них, наверное, принадлежат отцу Пенелопы», – подумал он.
Но не сказал ничего.
Зловещая тишина начала давить все сильнее и сильнее. Она будто сжимала воздух подобно гигантскому компрессору, отчего появился легкий звон в ушах. На противоположном конце луга, прямо перед ними, у деревьев, что росли у подножия гор, они увидели небольшое возвышение – что-то вроде невысокого холма.
Черепами и костями со следами остатков засохшего мяса была выложена надпись на манер рунической, Рунические письмена – древнейшие германские письмена; сохранились на камнях и металлических предметах. Применялись для культовых и памятных надписей.

которая отгораживала небольшую часть луга. В центре возвышался квадратный камень, размерами с кровать, на котором были выставлены древние инструменты смерти. С веток дерева, стоявшего рядом, на цепях свисали жуткие крюки. А сзади сквозь ветви просвечивала, вернее, светилась, темная, вырезанная из камня фигура какого-то идола. Когда они подошли ближе, Дион увидел, что божок этот весь украшен останками скорее всего недавнего ритуального убийства. Это были человеческие скальпы, уши, пальцы, пенисы.
Но самое главное… самое главное, у этого бога было лицо Диона.
Ногти Пенелопы впились в его ладонь.
– О черт!
Дион попятился назад.
– Нет, – прошептал он, тряся головой.
– Мы должны вызвать полицию, – сказала Пенелопа, оттаскивая его назад. – С этим нам самим не справиться.
Дион молча, заторможенно кивнул.
Откуда-то из леса, с горы, послышались крики и вопли, пение и смех. Все это, вначале еле слышное, стремительно приближалось, становясь с каждой секундой все громче и громче. Они переглянулись, и хотя оба понимали, что пора отсюда убираться, и как можно скорее, никто из них даже не пошевельнулся. Они не могли определить, откуда исходил нарастающий шум, и поэтому не знали, куда им двигаться, чтобы избежать встречи с приближающейся толпой.
В том, что это толпа, сомнений не было. Этот усиливающийся беспорядочный шум приводил в отчаяние и одновременно – Дион это чувствовал – успокаивал его. Люди, которые смеялись, кричали, пели и вопили, могут его убить, но неизвестно почему он их понимал и знал, кто они и откуда.
Неужели знал?
Он это знал.
Они оба знали, кто они, эти люди.
Матери Пенелопы.
Группа появилась в дальнем конце луга, в том самом месте, где они стояли некоторое время назад. Это были женщины. Обнаженные женщины. Это были матери Пенелопы. Они несли двух полицейских в форме. Пьяные, они двигались рывками, некоторые несли штыри, напоминающие дротики. Несмотря на беспорядочные движения, они шли вперед хорошим шагом, твердо держа курс по направлению к алтарю.
Ну конечно же, это был алтарь.
– Нам надо бежать отсюда, – крикнула Пенелопа.
Дион кивнул. Он не был уверен, заметили их уже или нет, но если они сейчас не укроются, то вскоре их обнаружат. Он схватил Пенелопу за руку и потащил ее к деревьям справа от каменного идола.
Но их увидели.
Раздался крик. Нет, не крик, а высокий пронзительный вой. Пять женщин завопили в унисон, и Дион оглянулся, посмотрел через плечо. К ним остервенело спешили матери Пенелопы, продолжая все так же громко вопить и пересмеиваться, не выпуская из рук тел полицейских в форме.
– Бежим! – снова крикнула Пенелопа.
Они оба попытались стронуться с места. Но матери оказались проворнее, а кроме того, их вопли дезориентировали, деревья оказались густыми, кусты непроходимыми и…
Он желал… чтобы его поймали. По крайней мере этого жаждала какая-то часть его существа.
Вот в чем заключалась загадка. Он был напутан больше, чем когда-либо в жизни, он стремился спастись. Крепко держа руку Пенелопы, он вначале побежал и вдруг понял, что не так уж и хочет избавиться от матерей. Не очень-то и боится, что его поймают. В голову пришла неожиданная мысль: «Не мешало бы узнать, что будет после». Он дрожал, но в то же самое время чувствовал странный прилив энергии и силы. Дион вдруг осознал, что независимо от того, насколько это будет уродливо и ненормально, он это выдержит.
Он хотел это выдержать.
Матери были от них всего в нескольких метрах. Сильные руки схватили его предплечья, острые ногти впились в кожу, его грубо повернули, и он оказался лицом к лицу с плотоядной, пьяной матерью Марго.
Нет. На самом деле к этому он не был готов. И уже не ощущал себя таким храбрым и сильным, каким только что воображал. Он вскрикнул, и женщины поволокли его вперед по направлению к квадратному алтарю на вершине холма. Он услышал, как слева от него застонала Пенелопа, но не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, что с ней происходит.
В рот ему впихнули горлышко фляжки, и потекло прохладное вино. Большая часть его струилась по подбородку, но кое-что все же попадало и в глотку. Он сразу почувствовал себя хорошо, странно успокоившись.
Диона подняли в воздух и швырнули на бетонную плиту. У него перехватило дыхание, спину и голову пронзила боль, но в глотку еще насильно влили вина, и боль исчезла. Вскоре возвратилась сила, причем сейчас она перешла в странное холодное возбуждение. Он сел – или ему позволили это сделать – и увидел, что мать Маргарет и мать Шейла держат его за руки. Именно они. А может быть, мать Фелиция? Он не мог вспомнить, которая из них.
Остальные матери находились у подножия холма. Они истерически захохотали, когда мать Марго всадила увенчанный сосновой шишкой дротик в обнаженный живот старшего полицейского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54