Рядом с колодцем лежал ещё один мертвец, а на лугу паслось примерно двадцать пять лошадей, и их лошади находились среди них. Небо над головой висело низко, оно было холодным и серым, дул сильный ветер.
– Ты там сделала очень хорошую вещь, – сказал Саламандр.
– Правда? Если он врёт, я поставила нас всех в опасность.
– Врёт? Гвин? Клянусь кучей лошадиного дерьма, нет. Может, ты никогда раньше не видела полностью сломленного человека, а я видел. О, он пойдёт за нашим Родри на смерть, и после этого будет смотреть на него, как на бога.
Ветер усилился. Джилл поёжилась и впервые по-настоящему огляделась вокруг.
– А где мы?
– Это ферма в горах. Во время наводнения обитатели, которые живут на таких изолированных маленьких фермах, находят убежище у владельцев их земель в больших деревнях или усадьбах. Когда Гвину и его усопшим, не оплакиваемым друзьям потребовалось место, где бы спрятаться, все, что им оставалось сделать, – это подыскать такую ферму и обустроиться, как у себя дома.
Джилл кивнула, но она его почти не слышала. Она вспоминала глаза Гвина, как они изменили цвет с чёрного на голубой, и огонь, который, казалось, горел за его спиной в её видении. До её щеки дотронулись маленькие мокрые пальчики: дождь, первые крупные капли, предвещающие шторм.
– Боги! – рявкнул Саламандр. – Бежим!
Они рванулись через двор и нырнули в открытую дверь фермы как раз до того, как хлынул ливень.
– Когда в этой отсталой и некультурной стране идёт дождь, то он идёт по-настоящему! – сказал Саламандр, тряся головой. Капли летели с его волос. – Воистину, он сделает путешествие очень неприятным, моя крошечная водоплавающая птичка. Мы вполне можем застрять здесь на день или два. Гвин и его недавно почившие приятели, кажется, сорвали дверь с петель, поэтому в любом случае нам придётся оставить фермеру несколько монет за причинённый ущерб. Можем ещё добавить немного в качестве арендной платы.
– Я думаю, нам нужно выезжать на дорогу и воспользоваться этим дождём. Он даст нам преимущество.
– Преимущество? Какое ещё преимущество? Может, ты видишь преимущество в том, чтобы ехать промокшей до костей, пропитавшейся влагой, когда на тебя капает, и льёт снизу и с боков, и это не говоря о холоде, простуде, замерзании или…
– А как насчёт того, чтобы ехать невидимыми?
Саламандр оборвал свои причитания на полуслове и, моргая, уставился на неё.
– Я не имею в виду – невидимыми для обычного зрения. Ведь именно ты у нас постоянно толкуешь об астральных вибрациях воды, которые мешают заниматься дальновидением, – Джилл махнула рукой на дождь, который шёл стеной. – А как насчёт этого?
– Это может сработать! На самом деле может сработать! По крайней мере, нашим врагам придётся приложить массу усилий, чтобы получить чёткие образы тривиальных маленьких деталей, таких, как, например, где мы находимся и кто это едет с нами.
– Именно так я и думала. Лошадям будет трудно, но нам ведь и не требуется ехать быстро. Если мы сойдём с этой дороги и углубимся в горы перед тем, как они распознают наше местонахождение, то они и впрямь не будут знать, где мы. Вспомни, как ты пытался найти Родри, и все пастбища казались тебе одинаковыми?
– Да, горы отличаются друг от друга не больше – деревья и валуны, валуны и деревья, тут и там очаровательные маленькие ущелья, полные змей, которые в это время года просто ужасны, но могут оказаться очень кстати, если мы проголодаемся.
– Что? Питаться змеями?
– Что? Ехать мокрыми? – Саламандр улыбнулся ей. – – Нас всех ждёт очень неприятное время, моя маленькая коноплянка, но обещаю тебе: это будет гораздо приятнее, чем… это будет подобно жизни в удивительных Залах Красоты в Другой Земле в сравнении с лежанием на столе в комнате пыток в скрытых домах ястребов.
– Странно – но меня посетили сходные мысли. Как далеко отсюда до Пастедиона?
– М-м… ну, если мы поедем прямо туда, – четыре ночи, может, пять, поскольку будем путешествовать по этой мокроте. Если поедем по горам, то дольше, но безопаснее.
– Давай лучше оставаться в безопасности, ладно?
– Не могу не согласиться. Очень хорошо, скажем восемь ночей, в зависимости от погоды и всего остального. Пошли за Родри и Гвином. Чем быстрее мы приведём твой план в действие, чем лучше.

Той самой ночью Барума пытался увидеть их при помощи дальновидения. На протяжении последних нескольких недель он выступал в роли настоящего посыльного и путешествовал вдоль побережья с нужным караваном. К началу зимних дождей караван добрался до Индилы, недалеко от места его назначения, и Барума остановился там в уютной гостинице на два дня, раздумывая, стоит ли сейчас присоединиться к Старцу. Хотя он боялся ехать, он точно также и боялся не ехать. А что если Старец заподозрит его двойную игру? Барума прекрасно знал, что те, кто отправляются в поместье хозяина, иногда больше нигде не появляются. Барума подозревал, что Старец не совершает таких банальностей, как убийство этих несчастных. С другой стороны, если он уклонится от работы на Главного Ястреба, то его положение окажется ещё более опасным. В попытке собрать информацию, которая поможет ему решить, что делать, Барума купил серебряную миску и чёрные чернила, развернул серебряный кинжал Родри, чтобы использовать его для фокусирования, и уселся за низкий столик. Если Главный Ястреб уже взял варвара в плен, то он может быть слишком занят, чтобы беспокоиться о делах Барумы.
Хотя видение пришло сразу же, оно оказалось туманным и искажённым, оно мигало и пузырилось, словно по поверхности чернил пробегал ветер. Барума видел Родри довольно чётко, благодаря злому связующему звену боли, установленному между ними, и мог различить лошадей – слишком много лошадей. Во всяком случае, так казалось во время коротких вспышек видения, которые он получал. Когда Барума попытался расширить видение, чтобы оно включало местонахождение Родри, у него создалось впечатление, что там вокруг скалы и камни, а также огромный серебряный поток эфирной силы, который должен исходить от реки или затопленного оврага. Внутри этого тумана Барума смутно различил пару человеческих форм, которые двигались взад и вперёд. Больше он ничего сказать не мог.
Видение исчезло. Барума долго сидел за столом и смотрел, как трясутся у него руки, а сам думал о судьбе зёрнышка пшеницы, которое попало между двумя жерновами.
Наконец он достаточно успокоился, чтобы вылить чёрные чернила назад в специальную бутылочку. Барума вздохнул в последний раз, потом встал и сразу заметил волка, который разлёгся у него на кровати и лизал лапы. Барума в ярости схватил бутылочку и бросил прямо в голову зверя. Образ исчез, но оказалось, что Барума забыл закрыть бутылку пробкой. Ругаясь всеми грязными ругательствами, которые он только знал, Барума схватил тряпку и стал убирать пятна, затем решил позвать владельца гостиницы, чтобы тот сделал это за него. Барума раскрыл дверь, которая вела в гостиную его номера, и обнаружил, что там его ждут трое мужчин; лицо одного скрывал красный шёлковый капюшон.
– Ты совершенно не беспокоишься о своей безопасности, Барума.
– Я знал, что мне следует об этом позаботиться, – ему удалось выдавить улыбку. – Вы могли бы и постучать.
Когда Главный Ястреб усмехнулся себе под нос, двое сопровождавших его мужчин улыбнулись, обнажив зубы, как животные.
– Мог бы, но не стал. Почему ты ещё не у Старца?
– Он подозревает предательство. Я размышлял, стоит мне ехать или нет.
– В самом деле? Подозревает? О, неужели? И ты мне ничего об этом не сказал?
Барума похолодел от страха, но даже, несмотря на то, что внутри у него все сжалось, а руки тряслись, он попытался говорить ровным голосом:
– А как я мог с вами связаться? Вы бы хотели, чтобы я послал вам сигнал, который любой может перехватить? Или мне следовало отправить посыльного с письмом?
– В данном случае ты прав, я вынужден согласиться. Кроме этого, ты не мог знать, что он нанёс по нам удар.
– Он… что? – Барума завизжал. К этому времени он уже так сильно трясся, что не мог контролировать свой голос.
– Старец отправил своих союзников против моих людей. Именно он должен стоять за этим, именно он! Никто другой не осмелился бы пойти против меня.
Словно по какому-то заранее обговорённому сигналу, два других ястреба шагнули вперёд. Один схватил Баруму за кисти и отвёл его руки назад, скрутив за спиной, второй закрыл ему рот ладонью.
– Ведь это ты предупредил Старца, малыш Барума? – спросил Главный Ястреб. – Один из моих людей мёртв. Я не могу вступить в контакт с другими. Это твоя вина, маленький свиненыш?
Поскольку Баруму держали слишком крепко, и он даже не мог дрожать, то просто разок качнул головой. По его спине стекал пот, на лбу выступила испарина.
– Не знаю, верю ли я тебе, тварь. Ты пытался кусать хлеб с двух сторон одновременно, не так ли? Неужели ты считал себя настолько умным, чтобы провести и меня, и Старца?
Барума выдавил сдавленный приглушённый звук, который означал «нет».
– Мы заберём тебя с собой, свиненыш. Мы заставим тебя ответить на наши вопросы. Я слышал, ты – мастер приносить боль. Интересно, насколько хорошо ты сам её переносишь?
Главный Ястреб протянул руку и схватил локоть Барумы большим и указательным пальцами, повёл их вниз, словно разделяя мышечную массу, затем сильно надавал на обнажённый нерв, прижимая его к твёрдой кости. Барума закричал, точнее, попытался закричать – звук поднялся по глотке в рот, но не смог найти выхода наружу и перешёл в сильнейший кашель, от которого начались спазмы.
– Конечно, если только ты не скажешь мне правду. Пусть говорит, Каррало. Он знает, что если закричит, призывая на помощь, то умрёт прямо здесь.
Когда ястреб убрал руку, Барума какое-то время хватал ртом воздух.
– Я не предавал вас, – всхлипывал он. – Я не мог. Я пошёл против приказов Старца, когда ввёл вас в курс дела, не так ли? Он особо приказывал продать Родри и позволить Судьбе вести его. Я хотел, чтобы он был мёртв или в плену. Не так ли? Ведь так же?
Вместо ответа Главный Ястреб поднял руку и снял шёлковый капюшон. Потрясённый Барума вдруг понял, что этот человек красив, его кожа имела глянцевитый сине-чёрный оттенок уроженца Ористинны, у него был мягкий рот с полными губами, большие чёрные глаза красивой формы. Барума всегда представлял себе Главного Ястреба, как изуродованного шрамами монстра.
– Теперь ты видел моё лицо, малыш Барума. Ты знаешь, что это означает? Теперь ты сможешь уйти от меня только через смерть. Ты меня понимаешь? Ты вязкий, как испорченный сыр, поэтому я думаю, что ты меня понимаешь. Ты остаёшься в живых по единственной причине – потому что я могу тебя использовать. Ты видел этого таинственного Родри и это означает, что я смогу заняться дальновидением через твои глаза. Ты был в поместье Старца и это означает, что ты можешь довести меня туда. Я собираюсь сломать твою волю, как дикую лошадь, и ездить на тебе, как на животном. Пока ты полезен, будешь жить. Но если из-за тебя возникнет хоть малейшая проблема – ты будешь болезненного умирать несколько недель, пока до твоей души доберутся Когтистые.
Барума почувствовал, как по его ногам брызнула тёплая моча. Главный Ястреб рассмеялся, затем схватил его за плечо, чтобы ещё раз причинить адскую боль. На этот раз Барума не мог кричать, он не смел произвести никакого шума, который привлечёт внимание других людей в гостинице, поскольку знал: крик о помощи просто бесполезен. Ястребы утащат его отсюда задолго до того, как прибудет помощь, и начнут медленные пытки этой же ночью. Когда боль уменьшилась, Главный Ястреб уставился прямо в глаза Баруме. Казалось, боль растёт у него в сознании, словно щупики какого-то ядовитого растения, забираясь все глубже и глубже, проникая в каждую щель памяти и мыслей. Она горит и кусает, когда идёт, и тем не менее он не мог отвести взгляд.
– Подчиняйся мне – и спустя какое-то время ты перестанешь быть животным и станешь слугой. Это твоя единственная надежда. Для смелого человека этого никогда не было бы достаточно, но такой трус, как ты, будет живым и послушным и станет ползать у моих ног. Но живым!
В сознании Барумы плавал пьяный дурман. Куда подевался тот тренированный и дисциплинированный ум, которым он так гордился, которым он так хвастался, который казался ему несомненным доказательством его превосходства над простыми людьми! Теперь его разум кружился и шатался, и сам Барума тоже шатался, когда его отпустили ястребы. Он сделал два шага, качнулся вперёд и рухнул на колени у ног Главного Ястреба.
– Забирайте его барахло, – велел главный остальным. – Мы отправимся в более безопасное место. Вставай, свиненыш. Ты сам понесёшь свои пожитки. Нужно беречь силу настоящих мужчин.
Барума покорно встал, у него все ещё кружилась голова. Когда он ухватился за край стола, чтобы удержаться на ногах, головокружение прошло. Вокруг него снова разговаривали ястребы, их слова проходили сквозь его сознание, как едва понимаемая песня.
– Кинжал из серебра – предполагаю, это какая-то ритуальная штучка… нет, дэверрийский… неважно… у нас сегодня вечером ещё есть дела… небольшой сюрприз для людей Старца…
Когда слова слились с завыванием ветра, Барума понял, что околдован и что Главный Ястреб оставил ему достаточно сознания, чтобы знать, как мало свободного рассудка у него осталось. В глубине этого остатка сознания он кипел от ярости. И тем не менее Барума знал: страх смерти и пыток заставит его подчиняться. Благодаря этому ужасу он, Барума, будет тащиться за хозяином – точнее перед хозяином, как мяч катится перед ребёнком, который бьёт его ногой.

В Аберуине, недалеко от гавани, находилась таверна – можно сказать, почти респектабельная. Если бы её хозяйка, вдова Самма, не работала так много, то «Три Лебедя» уже много лет назад опустилась бы за край благопристойности, но Самма вставала до рассвета, чтобы развести огонь и вытереть столы, весь день она находилась на ногах, готовя сытную еду для приличных людей, и подавала хороший эль за справедливую цену, а поздно вечером, при свете затухающего очага и дешёвых сальных свечей, лично мыла пол и готовила все для жаркого, которое будет подавать завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65