- В Бирмингем, - ответила одна из них, - но у нас нет денег на такси.
- Для этого такси вам не понадобятся деньги.
- А что понадобится? - потребовала вторая, и вся троица захихикала.
- Послушайте, я еду в аэропорт Рингуэй встречать пассажира и решил
предложить вам прокатиться, но если вас это не устраивает, то... - Хачмен
сделал вид, что закрывает дверь, и девицы с визгом бросились в машину,
рассаживаясь на повернутых назад сиденьях. По дороге они болтали между
собой, словно Хачмена рядом не было, и из их разговора он понял, что они
едут на демонстрацию протеста по поводу взрыва в Дамаске. С удивлением он
обнаружил, что уже несколько дней не вспоминал о разрушенном городе, о
тысячах невинных жертв... Теперь все его помыслы сосредоточились на
антиядерной машине.
У кордона стояла довольно длинная очередь автомобилей, но полицейские
пропустили такси Хачмена вперед, лишь мельком взглянув на него и его
пассажиров.

16
С поезда в Хастингсе Хачмен сошел уже после полуночи.
Болтонским такси он добрался до Суиндона и около полудня бросил его
на безлюдной стоянке. Оставить столь очевидный след ближе к своей цели он
не решился. Оттуда Хачмен доехал поездом до Саутгемптона, пересел в
направлении Хастингса, и остаток дня поделился у него между нервным
ожиданием и изматывающе медленными переездами.
Сознание того, что до назначенного им срока осталось меньше тридцати
шести часов, тяжким грузом давило его, когда он наконец вышел из здания
вокзала. Утренний серый туман сменился чистым холодным дождем, шумно
стекавшим по водостокам, и Хачмен промок до нитки почти сразу же, едва
вышел на улицу. Рядом с вокзалом дежурили несколько такси, но он не стал
рисковать, прошел мимо и двинулся в направлении Чаннинг-уэй. Дорога заняла
пятнадцать минут, и к тому времени, когда он добрался до коттеджа, он
промок, словно его окунули в море, и весь дрожал, не в силах справиться с
ознобом.
Он открыл входную дверь маленького темного дома, но остановился,
охваченный странной робостью. Последняя черта, за которой нет возврата, за
которой только черная кнопка, приводящая машину в действие. У него отнюдь
не было подсознательного желания, чтобы кто-то посторонний увел его от
намеченного курса - его жизнь стала настолько изломанной, чужой, что в
возвращении к прошлому едва ли было больше смысла, чем в продолжении. Нет.
Но войдя в дом, в эту обволакивающую темноту маленького холла за закрытой
дверью, он порвет последнюю связь с миром. Даже если его выследят теперь и
кто-то попытается ворваться в дом, единственным результатом будет то, что
он нажмет кнопку чуть раньше. Он достиг эпицентра...
Дверь разбухла от сырости, и, чтобы плотно прикрыть ее, Хачмену
пришлось надавить плечом. В размытом свете уличного фонаря он нашел дорогу
наверх. Свет не зажегся, когда он нажал кнопку выключателя, но он и так
определил, что в комнату после него никто не заходил. Все осталось
по-прежнему. То же зеленое кресло с гнутыми подлокотниками и компоненты
его Машины. Он снова спустился вниз, хлюпая мокрыми ботинками, нашел
распределительный щит под лестницей и включил рубильник. Ежась в мокрой
холодной одежде, Хачмен прошел по всем комнатам, зажигая свет и опуская
шторы. В результате его крошечное владение приобрело еще более безотрадный
и угнетающий вид. Выйдя на крытый хозяйственный двор, где дождь
беспрерывно стучал по стеклянной крыше, он заглянул в угольный подвал.
Угля оказалось едва-едва на одно ведро, но нигде не было лопаты. Хачмен
нашел старую клеенку, собрал весь уголь и отнес в камин. Зажигалки у него
не было, поскольку он не курил, но ему удалось поджечь кусок бумаги от
автоматической плиты на кухне. Клеенка горела плохо, и, даже когда он
подбросил бумаги, уголь все равно не загорелся. Хачмен поколебался, а
затем, удивляясь собственной заторможенности, принес ящик от кухонного
стола, разбил его и скормил щепки в огонь. На сей раз уголь занялся,
обещая маленькую порцию тепла по крайней мере на час.
Он снял с себя мокрую одежду, завернулся в покрывало с дивана -
единственное, что он смог найти, - и приготовился ждать тридцать пять
часов. При мысли о теплой светлой комнате на глаза навернулись слезы.
Утром, когда Хачмен проснулся, у него сильно болела голова и саднило
горло. Каждый вздох врывался в легкие сгустками ледяного воздуха. Он сел,
превозмогая боль, и оглядел комнату. В камине осталась лишь горстка серого
пепла, а одежда все еще была сырая. Превозмогая дрожь, он собрал смятые
вещи, отнес на кухню, зажег духовку, все четыре конфорки, развесил одежду
над огнем и сел рядом, чтобы хоть немного обогреться. Очень захотелось
чаю. Не того, изысканного индийского чаю, к которому он привык дома, а
дешевого, крепкого чаю, горячего и с сахаром. Назойливая мысль о том, что
зрячий чай избавит его от головной боли, от простуженного горла и ломоты в
суставах, не давало покоя. Он обыскал всю кухню, но неизвестные
домовладельцы не оставили там ни крошки.
"Что ж, - подумал он. - Если в доме нет чая, придется сходить
купить". Эта мысль наполнила его лихорадочным детским восторгом. И хотя он
пообещал себе, что не откроет входную дверь, пока не выполнит задуманное,
на тот случай, если за домом наблюдают, но, может быть, он был чересчур
осторожен? Если бы за ним следили до самого дома, он бы уже знал об
этом...
Он быстро оделся, обдумывая выгоды этого нового решения. Надевая
куртку, он вдруг заметил свое отражение в зеркале. Спутанные волосы,
небритое лицо, словно смертная маска Христа. Грязный, измятый, больной, с
воспалившимися глазами - одним словом, подозрительный. Именно
подозрительный. Он непременно привлечет внимание бакалейщика, да и вообще
любого, кто ему встретится по Дороге. Выходить из дома нельзя.
Он пошел наверх, к Машине, упал на лестнице, схватился за перила и
удивленно подумал: "Я болен. Я действительно болен". Это открытие
наполнило его страхом. Вдруг он не сумеет собрать Машину в правильной
последовательности? Или потеряет сознание в тот момент, когда придет время
ее включать? Он расправил плечи, прошел в спальню и принялся за работу.
Несколько раз он забывался, и руки, казалось, работали сами по себе,
проверяли генератор или выполняли точную работу по установке лазера и
настройке оптики. Другие задачи, которые раньше казались Хачмену легкими,
наоборот, давались с трудом. Например, труба излучателя, которая с помощью
двигателя и системы передач наводилась в направлении Луны - естественного
отражателя, выбранного Хачменом для эффективного рассеивания излучения по
всей поверхности Земли. Руки автоматически справились со сборкой узлов,
но, когда он открыл заранее приготовленный астрономический альманах, чтобы
определить координаты Луны, цифры запрыгали перед глазами в бессмысленной
пляске.
Временами он совсем слабел, отключался, и тогда ему либо мерещился
горячий чай, либо в памяти вставали картины прошлого... Викки, безутешная
после ссоры: "Когда люди злятся, они иногда говорят, что действительно
думают". Прогулка по Бонд-стрит, когда женщина на противоположной стороне
улицы неожиданно раскрыла красный зонт - точка, вдруг расцветшая в большой
красный круг. Хачмену, заметившему это краем глаза, показалось, что это
приближающаяся ракета; он тогда инстинктивно пригнулся и впервые в жизни
понял, почему нельзя раскрывать зонт рядом с лошадьми... Дэвид, засыпающий
у него на руках: "Почему единица и нуль значит десять, а две единицы
значит одиннадцать, а не наоборот?.."
Когда сборка Машины была наконец закончена, время потекло быстрее,
чем ожидал Хачмен. Он перетащил кресло в кухню и устроился рядом с плитой,
засунув ноги почти в самую духовку. Простуда и духота постепенно усыпили
его, и он то погружался в забытье, то вновь возвращался в реальность. В
снах к нему приходили светлые, теплые картины воспоминаний, он скользил
над ними. И, словно ныряльщик, подбирающий со дна разноцветные камешки и
бросающий их обратно, он выбирал и обследовал события прошлого. Где-то
после полуночи его разбудила сухая боль в горле. Он нашел во дворе пустую
банку из-под джема, нагрел в ней немного воды, выпил и попытался снова
заснуть. Однако сознание того, что до назначенного времени осталось меньше
двенадцати часов, не давало ему покоя. И кроме того, мешала мысль о том,
что надо подняться к Машине, где его с меньшей вероятностью смогут застать
врасплох. Но если он пойдет наверх, он замерзнет и его снова свалит
болезнь. Уговорив себя таким образом, он свернулся калачиком в кресле,
укрылся грязной накидкой с дивана и попытался представить себе
убыстряющийся темп деятельности тех, других людей. Поиски, конечно, в
самом разгаре, но это уже не имеет значения, поскольку он рядом с Машиной
и запустит ее, если придется, даже до срока. Гораздо важнее, что сейчас
происходит во всех этих секретных уголках планеты, где хранится ядерное
оружие. До Хачмена вдруг дошло, сколь много он на себя взял. Он
практически ничего не знал о конкретном устройстве ядерных зарядов. Вдруг
указанного им времени недостаточно, чтобы разобрать содержимое боеголовок
на элементы докритической массы? Но даже если он дал достаточный срок
людям, работающим в нормальных условиях, что будет с подводными лодками,
находящимися под арктическими льдами? А вдруг кто-то из тех, кто давно
замыслил первый удар, под давлением обстоятельств поддастся искушению,
пока еще есть время?..
Утром он с трудом поднялся, напуганный звуком собственного дыхания,
выпил еще немного теплой воды и взглянул на часы. Осталось меньше трех
часов. Держась за стену, а потом за перила, Хачмен поднялся наверх и
уселся в кресло перед Машиной. Нагнувшись, он включил замыкатели,
запускающие Машину, затем убедился, что легко и свободно достает рукой до
черной кнопки.
Теперь он был готов.
Он закрыл глаза и представил себе лицо Викки, когда она наконец все
поймет.
Какой-то резкий звук с улицы вернул его к действительности. Он замер,
положив палец на кнопку, и прислушался. Через несколько секунд послышался
знакомый стук каблучков по мостовой - бегущие женские шаги - затем стук в
дверь. Хачмен все еще не двигался, не решаясь убрать палец с кнопки.
- Лукас, - послышался снизу слабый голос. - Лукас!
Это была Викки.
Поддавшись новому приступу страха, Хачмен, шатаясь, сбежал по узкой
лестнице вниз и рывком открыл дверь. На пороге стояла Викки. Ее лицо
оплыло, словно воск, когда она увидела его.
- Уходи! - закричал он. - Немедленно уходи отсюда!
Он взглянул мимо нее вдоль улицы и увидел две машины, столкнувшиеся
на углу. Люди в темных костюмах и плащах бежали в их сторону.
- Господи, Лукас, что с тобой случилось? - Она совсем побледнела.
Хачмен втянул ее в холл и с силой захлопнул дверь. Таща ее за собой,
он взбежал по лестнице и рухнул в кресло.
- Зачем ты здесь? - спросил он между хриплыми болезненными вздохами.
- Почему ты сюда пришла?
- Но ты один, - слабо произнесла Викки, обегая взглядом комнату. - И
ты болен!
- Я в порядке, - тупо произнес он.
- Ты хоть видел себя? - Викки закрыла лицо руками и всхлипнула. - О,
Лукас, что ты с нами сделал?
Хачмен завернулся в покрывало потуже.
- Хорошо, я расскажу тебе. Но ты должна слушать внимательно и должна
верить мне, потому что времени осталось мало.
Викки кивнула, все еще не отрывая от лица рук в перчатках.
- Я сделал вот эту машину, - печально произнес он. - И когда я
приведу ее в действие - а я собираюсь сделать это сегодня в полдень, - все
ядерное оружие на Земле взорвется. Именно этим я и занимался, когда ты
думала... - Хачмен умолк, когда она опустила руки, и он увидел ее лицо.
- Ты сумасшедший, - прошептала она сдавленно. - Ты действительно
сумасшедший!
Хачмен убрал со лба спутанные волосы.
- Ты в самом деле еще ничего не поняла? Почему, по-твоему, они
охотятся за мной? - Он махнул рукой в сторону улицы.
- Ты болен, - объявила Викки со столь знакомой ему уверенностью в
голосе. - Тебе нужна помощь.
- Нет, Викки! Нет!
Она повернулась и побежала к лестнице. Хачмен бросился было за ней,
но запутался в своей импровизированной накидке и растянулся на полу. Когда
он подбежал к лестнице, Викки уже была в дверях.
Она толкнула дверь и налетела на двоих мужчин в темных костюмах. Один
из них держал в руке тяжелый пистолет. Он оттолкнул Викки в сторону, и
Хачмен увидел, что рука укоротитесь, не понимая еще, что в него целятся.
Викки вцепилась ногтями в лицо человека, но второй развернул ее и ударил
ребром ладони по шее. Даже с верхней ступеньки Хачмен услышал хруст
позвонков. Он повернулся, но в этот момент пистолет рявкнул, и его рука
онемела. Пол лестничной площадки поднялся и ударил его в лицо. Хачмен с
криком пополз назад, в спальню, и положил палец на кнопку.
Держа палец на месте, он подтянулся, упираясь в подлокотник, и сел в
кресло лицом к двери.
Когда те двое поднялись по лестнице и вошли в комнату, он улыбался.

17
Решение было не из легких, но теперь, когда оно принято, президент
почувствовал себя спокойнее. Он подошел к бару, налил себе ликера и
вернулся к столу. За тройными оконными стеклами кабинета над кипящими
джунглями, словно агат, сверкала горная вершина. Президент задумчиво
отхлебнул из рюмки и нажал кнопку вызова.
Генерал вошел тут же. Его обычно безукоризненный китель был испорчен
симметричными пятнами пота.
- Все подтверждается, - произнес он без формальностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20