Убедившись, что вокруг все спокойно, он сел за
руль и направился в холмы к востоку, выбирая место поспокойнее. Через
полчаса ему удалось найти запущенную дорогу, ведущую к брошенной ферме.
Пустые кусты надежно закрывали ее со всех сторон. Остановившись так, чтобы
его не было видно с главной дороги, Хачмен сразу же принялся перекрашивать
машину, пользуясь аэрозольными баллонами с краской. Чтобы сделать все как
полагается, следовало бы сначала закрыть стекла и хромированные детали, но
он счел, что для его целей будет достаточно просто протереть случайные
пятна Носовым платком, смоченным в растворителе. Экономно расходуя краску
и не обращая особого внимания на детали, Хачмен меньше чем за двадцать
минут превратил свою машину из светло-голубой в черную. После этого он
выбросил пустые банки в канаву, поменял номера на машине и спрятал старые
в багажник.
Как только он закончил работу, голод вернулся с новой силой. Хачмен
быстро проглотил бутерброды, запивая их жадными глотками "Гиннеса", затем
развернул машину и выехал на дорогу. С трудом сдерживая желание прибавить
скорость, чтобы наверстать упущенное время, он вел машину осторожно, ни
разу не превысив сто километров в час. Деревни и города проносились за
окном, и к сумеркам характер местности заметно изменился. Появились дома
из темного камня; растительность, вскормленная насыщенным сажей воздухом
промышленного севера, приобрела темно-зеленую окраску. Останавливаясь
ненадолго в городах покрупнее, Хачмен отправлял партии писем прямо с
центральных почтовых отделений, чтобы сократить срок их доставки
адресатам.
К вечеру он добрался до Стокпорта и, опустив последнюю пачку
конвертов, понял, что эти разъезды со всеми их краткосрочными целями были
единственных, что держало его в собранности. Теперь же оставалось только
ждать часа, когда нужно будет возвращаться на юг, в Хастингс, для встречи
с его "мегажизненной" машиной. С уходом необходимости действовать на
Хачмена нахлынула волна печали и жалости к себе. Воздух на улице был
холодный, но сухой, так что он решил спуститься на набережную, окаймляющую
черные воды Мерси, и обдумать свое положение.
Напряжение росло в нем, напряжение, которое женщины обычно снимают
плачем, когда ситуация становится совсем непереносимой. А почему бы и нет?
Мысль была странная, отталкивающая, но он теперь один, он свободен от
общественных предрассудков, и если это поможет... Он сел на деревянную
скамью на краю небольшого пустыря, опустил голову на руки и попытался
заплакать. Вспомнилась Викки, и рот медленно скривился в обиде. В мозгу
закружились обрывки образов прежней жизни, окрашенных непереносимой
ностальгией: улыбка Викки, запах еловых игл и мясных пирожков в рождество,
свежий запах выстиранной рубашки, совместные походы по магазинам за
какими-нибудь мелочами, друзья-книги, с которыми он засиживался допоздна,
взгляд, брошенный на мишень для стрельбы из лука, когда на траве еще лежит
роса...
Боль усиливалась, но слезы не приходили. Наконец, чувствуя себя
обманутым, Хачмен встал и темными переулками, где кружились приливы
холодного воздуха, направился к автомобилю. На мгновение знакомый запах
собственной машины успокоил его. Он заправил бак на бензоколонке
самообслуживания и, сделав над собой усилие, попытался придумать
что-нибудь полезное.
Эпизод на берегу казался теперь бессмысленным и тщетным. Последние
конверты, включая и те, что предназначены адресатам в Англии, отправлены,
и уже завтра люди, занимающие высокие посты, их прочтут. Какое-то время
уйдет, пока квалифицированные специалисты проверят математические выкладки
и физики подтвердят, что цестроновый лазер действительно может быть
построен, но наступит момент, когда будет отдан приказ. Простой приказ:
"Найти Лукаса Хачмена и, если у него и в самом деле есть эта машина,
уничтожить его и аппаратуру!"
За эти несколько относительно безопасных часов он должен найти
надежное убежище, спрятаться и затаиться. Тут же пришло в голову, что в
Стокпорте оставаться нельзя: Стокпорт - последняя, самая горячая точка
совершенного им почтового круиза. Охотники будут знать, что антиядерную
машину едва ли можно с легкостью транспортировать, а значит, если она
существует, она должна быть спрятана где-нибудь на юге, не очень далеко от
дома Хачмена. И вероятно, они догадаются, что их жертва, совершив поездку
на север Англии, скорее всего вернется, чтобы сбить их со следа и быть
поближе к машине. Рассудив таким образом, Хачмен решил, что лучше всего
двигаться на север.
Он добрался до Манчестера, обогнул его по кольцевой дороге и
проследовал через Ланкашир с намерением к вечеру прибыть в район озера
Кумберленд. Но тут на ум пришли другие соображения: озеро находится
довольно далеко от Хастингса, и в таком месте, особенно в это время года,
властям будет очень легко проконтролировать въезд и выезд. Будет гораздо
лучше, если он затеряется в большом населенном центре. И, чтобы не
въезжать подозрительно поздно, ему стоит выбрать что-нибудь поближе.
Хачмен остановился на обочине и сверился с картой. Ближайшим относительно
крупным городом оказался Болтон, и Хачмену подумалось, что именно такое
место могло бы послужить классическим образцом традиционно-скучной
провинциальной Англии. Название города не вызывало в памяти никаких
ассоциаций, ни фрейдистских, ни любых других, связанных с "типично
шпионской фантазией" Кромби-Карсона, и, с точки зрения Хачмена, это тоже
был плюс. Кроме того, насколько он помнил, здесь не мог жить никто, с кем
он был знаком: охотники наверняка будут концентрировать поиски там, где у
него есть друзья или родственники.
Решившись, он выехал на шоссе Сэлфорд-Болтон, осматривая окрестности
со ставшей уже привычной внимательностью. Легче всего, конечно, было бы
устроиться в отеле, но это, очевидно, и опаснее всего. Нужно исчезнуть из
вида начисто. Добравшись до Болтона, он немного покружил по улицам, пока
не оказался в одном из обязательных для любого города полузаброшенных
кварталов, где большие неряшливые дома, получая минимальную заботу от
постояльцев, арендующих по одной комнате, постепенно проигрывают битву с
запустением. Хачмен остановился на улице, обсаженной нервозно шелестящими
вязами, и, прихватив пустой чемодан, пошел пешком, пока не увидел дом с
висящей в окне первого этажа табличкой: "Сдается комната. Предлагается
горячий завтрак".
На звонок открыла полногрудая женщина лет сорока с лишним, в розовой
полупрозрачной кофточке, едва скрывающей сложное переплетение шелковых
лямочек. Обхватив ее сзади руками, из-за юбки выглядывал бледный мальчишка
лет семи-восьми в полосатой пижаме.
- Добрый вечер, - произнес Хачмен неуверенно. - Я ищу комнату, увидел
у вас объявление...
- Да?.. - Женщина, казалось, удивилась, услышав про объявление.
Мальчишка разглядывал Хачмена настороженно.
- У вас сдается комната? - Хачмен взглянул мимо нее в плохо
освещенный коридор с коричневым линолеумом и темной лестницей, ведущей
наверх, и ему страшно захотелось домой.
- Комната есть, но обычно этим занимается мой муж, а сейчас его нет.
- Ладно, - с облегчением вздохнул Хачмен. - Попробую где-нибудь в
другом месте.
- Впрочем, я думаю, все будет в порядке. Мистер Этвуд скоро будет
дома.
Она сделала шаг в сторону и жестом пригласила его в прихожую. Хачмен
вошел. Заскрипели доски под ногами. В воздухе чувствовался сильный запах
цветочного освежителя.
- Как долго вы собираетесь у нас жить? - спросила миссис Этвуд.
- До... - Хачмен вовремя опомнился. - Недели две точно.
Он поднялся наверх, где, как и следовало ожидать, была сдаваемая
площадь. Комната оказалась маленькая, но чистая. На кровати лежали два
матраса - немного высоко, но удобно. После непродолжительных переговоров
он выяснил, что может питаться здесь же все три раза в день, и, кроме
того, за небольшую дополнительную плату миссис Этвуд согласилась
позаботиться о стирке.
- Отлично, - стараясь, чтобы в голосе прозвучал энтузиазм, сказал
Хачмен. - Я согласен.
- Уверена, вам будет здесь удобно, - произнесла миссис Этвуд,
поправляя волосы. - Все мои постояльцы всегда довольны.
Хачмен улыбнулся.
- Я пойду принесу чемодан.
За дверью послышался шум, и в комнату вошел мальчишка с чемоданом.
- Джеффри! Тебе не следовало... - Миссис Этвуд обернулась к Хачмену.
- Он не совсем здоров, знаете... Астма.
- Он пустой, - оправдался Джеффри, лихо забрасывая чемодан на
кровать. - Я вполне могу поднять пустой чемодан, мам.
- Э-э-э... - Хачмен встретился взглядом с хозяйкой. - Он не совсем
пустой, но большинство моих вещей в машине.
Она кивнула.
- Вы не возражали бы заплатить что-нибудь вперед?
- Нет, конечно. - Не вынимая руки из кармана, Хачмен отделил от пачки
три пятифунтовые бумажки и передал ей.
Как только она вышла, он запер дверь и с удивлением заметил, что ключ
погнут. Обычный длинный ключ. Но в месте сгиба остался легкий голубоватый
оттенок, словно металл нагрели и погнули специально. Покачав в недоумении
головой, Хачмен сбросил куртку и прошелся по комнате, подавляя в себе
вернувшуюся тоску по дому. С трудом открыв окно, единственное в комнате,
он высунул голову наружу. От сырого вечернего воздуха голова слегка
закружилась, создавая у него ощущение полета. Ему представилось, что она
сама по себе висит в темноте над незнакомым расположением канав, труб и
подоконников. Вокруг светились окна, часть из них с закрытыми шторами или
жалюзи, другие с открытым видом в чужие незнакомые комнаты. Простояв так,
пока холод не пробрал его до костей и он не начал дрожать, Хачмен закрыл
наконец окно и лег спать.
Эта комната должна была стать его домом на всю следующую неделю, но
уже сейчас он начал думать, что долго этого не выдержит.

11
Эд Монтефьоре был достаточно молод, чтобы начать свою карьеру работой
с компьютерами, и в то же время достаточно зрел, чтобы занять высший пост
в своем безымянном отделе министерства обороны. То, что он стал известен -
насколько может быть известен человек в его положении - как компьютерный
гений, явилось следствием скорее экономических причин, чем его собственных
наклонностей. Он обладал инстинктом, талантом, даром, позволяющим ему
устранять практически любые неполадки в машинах. Если он не был знаком с
данным типом устройств или даже не знал, для чего машина предназначена,
это не имело никакого значения. Если машина не работала, он клал руки на
пульт, "совещался с духами людей, ее создавших" и находил неисправность.
Обнаружив ее, он с легкостью устранял причину, если был в настроении. Если
же нет, то объяснял, что необходимо сделать, и уходил удовлетворенный.
Когда он совсем перестал заниматься починкой, эту уникальную способность
приходилось использовать не так часто, но диагностика и поиск ошибок
приносили денег куда больше, чем их исправление.
Из всех областей, где Монтефьоре мог применить свой талант,
компьютерный бизнес казался ему наиболее привлекательным. Несколько лет
подряд он выполнял поручения крупных консультативных фирм, мотаясь по
свету на реактивных самолетах, вылетая сразу же по получении задания,
исцеляя компьютеры и целые компьютерные сети от недугов, с которыми не в
состоянии были справиться штатные специалисты, накапливая деньги и проводя
свободное время словно наследный принц.
И как раз когда подобная жизнь ему стала приедаться, министерство
сделало ему осторожное предложение относительно проекта "Ментор". Как
человеку, Монтефьоре казалась отвратительной идея огромного компьютерного
комплекса, содержащего в своих банках данных весь объем информации -
военной, социальной, финансовой, криминальной, промышленной, одним словом
любой информации, необходимой правительству для управления делами страны.
Но как специалист, обладающий неукротимым талантом, которому требовались
новые горизонты свершений, он целиком отдался этому замыслу.
Проектирование и производство не представляли для него интереса. Впрочем,
компоненты "Ментора" были достаточно обычными и становились интересными
лишь в комплексе. Зато задача поддержания этого огромного компьютерного
тела в полной взаимосвязи и добром здравии доставляла Монтефьоре
своеобразное удовлетворение. Кроме того, она принесла ему продвижение по
службе, чувство ответственности и определенную власть. Ни один
человеческий мозг не в состоянии воспринять даже крошечную долю
информации, хранимой "Ментором", но Монтефьоре был единственным человеком
с неограниченным доступом к этим сокровищам, и он умел выбирать. Он знал
все, что стоило знать.
И сейчас, стоя у окна своего кабинета, он знал, что начинается что-то
очень серьезное.
Часом раньше позвонил личный секретарь министра и передают самое
простое сообщение: Монтефьоре должен оставаться на месте до получения
дальнейших указаний. В самом сообщении ничего особенного не было, но оно
было передано по красному телефону. Однажды Монтефьоре высчитал, что, если
красный телефон когда-либо зазвонит, шансы будут примерно семь к одному за
то, что через некоторое время сквозь верхние слои атмосферы начнут
продираться межконтинентальные баллистические ракеты. Сообщение Маккензи в
какой-то степени его успокоило, но ощущение обреченности осталось.
Среднего роста, с широкими мускулистыми плечами и мальчишеским лицом
с маленьким подбородком, формой свидетельствующим скорее о
целеустремленности, чем о слабости характера, Монтефьоре оглядел себя в
зеркале над белым камином и мрачно пообещал себе несколько недель подряд
пить меньше пива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20