Краем глаза Эдан заметил, как молодого Гиста сшибли с
коня. Он исчез среди окровавленных тел, и Эдан не видел, чтобы тот смог
подняться. Чуть позже подобное едва не приключилось с ним самим. В
последний момент он успел заметить вражеское копье и отразил удар мечом, а
затем обрушил мощный удар на шлем противника. Тот даже не успел охнуть.
Теперь всем, кто был верхом, стало очень сложно передвигаться. Вокруг
топтались пешие солдаты, и Эдан заметил, как совсем близко от него Микаэл
как сумасшедший пробивался сквозь сражающихся к лорду Эрвину. В свою
очередь, Эрвин также пытался добраться до главного недруга. Их разделяло
теперь не более двадцати ярдов, и все же им никак было не сойтись. Эдан
попытался подобраться поближе. Дыхание его было затруднено, и меч скользил
в его вспотевшей руке, пока он разил врагов направо и налево. Знамя сильно
мешало ему, но он не мог его бросить. Тут Эдан заметил, что пока Микаэл
разбирался с пехотинцем, пытавшемся отрубить ему ногу, с тыла к нему
подобрался конный противник.
- Микаэл, сзади! - крикнул он.
Император покончил с пехотинцем и быстро развернулся, успев в
последнее мгновенье отразить удар, направленный ему прямо в голову.
Всадники обменялись серией ударов, а затем меч Микаэла угодил прямо в шею
противника, и тот упал замертво.
Гильвейн сражался вместе с остальными, одетый не как обычно, а в
боевые доспехи. От магии было немного пользы в такой мясорубке, но Эдан
заметил, что ни одно лезвие не достало эльфа. Когда на него нападали, то
казалось, что их клинки скользят по воздуху, но клинок Гильвейна каждый
раз попадал в цель. Тут на Эдана наехал конный противник, и наблюдать за
Гильвейном стало невозможно. Эдан успел обменяться с врагом серией ударов,
а затем два ануирских пехотинца стащили его с седла.
Сражение продолжалось, и ни одна из сторон не обретала перевеса, хотя
были уже пролиты реки крови. Эдан бился, повинуясь скорее инстинкту,
нежели воле, смутно ощущая, как пот струится по телу под доспехами, во рту
стоит привкус крови и пыли, а в ноздри бьет запах тел, извивающихся
вокруг. Время от времени он замечал Микаэла и прилагал все усилия к тому,
чтобы не терять его из виду, но на самом деле его едва хватало на то,
чтобы защищать свою жизнь.
А затем это наконец произошло. Наступило секундное затишье, и Эдан
отчетливо разглядел Микаэла и Эрвина, которые сошлись в финальной схватке
ярдах в двадцати от него. Те, кто сражался вблизи от них, тут же
прекратили всякие боевые действия, чтобы видеть решающий момент всей
восьмилетней войны. Эдан пришпорил усталого жеребца, из последних сил
пробиваясь вперед.
Бывалый рубака против молодого императора. Оба дали волю
божественному гневу, и все, кто стоял и наблюдал за ними, застыли как
загипнотизированные, пока злейшие враги яростно набрасывались друг на
друга. Они были достойными противниками, и ярость их была так велика, что
щиты обоих разлетелись вдребезги в первую секунду.
Затем Эрвин нанес удар такой силы, что Микаэл чуть не вылетел из
седла, чудом сохранив равновесие. Император покачнулся, и Эрвин занес над
его головой меч, чтобы прикончить императора. Но в ту же секунду Микаэл
неожиданно подался вперед, нанося удар Эрвину прямо в горло.
В этот удар Микаэл вложил всю свою силу, и когда Эрвин повалился на
землю, император по инерции вылетел из седла и последовал за врагом.
Одновременно Эдан и Сильванна бросились вперед, чтобы защитить императора,
а чуть позже подоспел Гильвейн с группой солдат, которые взяли упавших в
кольцо. Микаэл поднялся. Н остался лежать навсегда.
Микаэл поднял меч обеими руками как топор и отсек голову мятежного
герцога. Затем он высоко воздел меч с головой Эрвина и воскликнул:
- Эрвин мертв! Сложите оружие!
Новость мгновенно подхватили все отряды.
Радостное известие распространялось подобно кругам на воде,
постепенно достигая самых отдаленных сражающихся. Снова и снова, подобно
эху звучал крик: "Эрвин мертв!", и постепенно бой начал прекращаться. Шум
битвы стихал, звон клинков замирал и наконец воцарилась тишина. Солдаты
перестали биться и застыли на своих местах, изможденные и ошеломленные,
просто глядя друг на друга, не в силах поверить в то, что война
закончилась.
Пыль постепенно оседала, и единственными звуками остались стоны и
хрипы умирающих и раненных. Несколько конных рыцарей из армии Боруина
начали прокладывать себе дорогу к месту, где стоял император. Они пустили
коней шагом, их мечи были вложены в ножны. Один из них подъехал поближе и
долго глядел на обезглавленное тело Эрвина. Затем он отшвырнул меч и
медленно обнажил голову. Прошло восемь долгих лет с тех пор, как Эдан
видел его в последний раз, но все же он немедленно узнал Дервина, сына
Эрвина и детского товарища по играм Микаэла.
Его лицо напоминало маску скорби. На один краткий миг его взгляд упал
на Эдана, и он кивнул в знак приветствия. Эдан ответил тем же, а затем
Дервин повернулся к Микаэлу. На какое-то время оба просто застыли, глядя
друг другу в глаза, пока вокруг них собирались их воины. Ни один не
проронил ни слова. Дервин высоко поднял голову. В этом жесте не было
вызова, но лишь гордое признание поражения.
- Дервин, - с трудом произнес Микаэл. Он не смог продолжить.
Дервин судорожно глотнул, затем поднял руку и выкрикнул громким и
уверенным голосом:
- Да здравствует император Роэль!
На секунду возникла неловкая пауза, потом возглас был подхвачен
обеими армиями:
- Да здравствует император Роэль! Роэль! Роэль! Роэль!
- Слава богам, - устало произнес Эдан.
- Наконец-то все закончилось. Война окончена, Сильванна.
Но когда он повернулся, чтобы порадоваться вместе с ней, Сильванны
рядом не было. Он в недоумении оглянулся по сторонам, но нигде не было ни
следа ни Сильванны, ни Гильвейна. Ни кого-либо из эльфов. Словно все они
растворились...
- В воздухе, - пробормотал он, и северный ветер тронул траву равнины.


КНИГА ТРЕТЬЯ. ГОРГОН

Глава первая
Зимой Сихарроу производил гнетущее впечатление. С моря постоянно
задувал ледяной ветер, было холодно, сыро, мрачно, и Лэра ненавидела это
место. Летом погоду еще можно было терпеть, кроме того каждый год отмечали
Саммер-Корт, и общество становилось значительно приятней. Но несмотря на
это каждый год к ней возвращались горькие воспоминания вместе с жгучей
обидой и разочарованием, ведь каждый раз ее брат Микаэл приезжал в
сопровождении Эдана Досьера.
Она вернулась к исходной позиции. Здесь все началось. И было вопиющей
несправедливостью то, что она вынуждена оставаться здесь. Не было ни
единого места в замке, куда она могла бы спокойно зайти, не вспомнив былой
тайной связи с Эданом. В коридоре висела штора, за которой находилась
небольшая ниша. В ней она и Эдан частенько предавались любовным
безумствам. Вот сад, где они встречались по ночам, место их первого
свидания, конюшни... и заключительное оскорбление - ее новые покои были
той самой спальней, куда поместили Эдана в тот памятный визит в Сихарроу.
Ее супруг настоял на том, чтобы она заняла именно эту спальню, и что
бы она ни говорила ему, все же пришлось покориться. Он знал. Каким-то
непостижимым образом он узнал ее тайну, хотя она не понимала, откуда ему
это стало известно. Кровать, в которой она спала, была именно той
кроватью, где она занималась любовью с Эданом. Это было непереносимо. Это
сводило ее с ума. И это подливало масла в огонь ее ненависти и наполняло
ее жаждой мести.
Сперва она никак не могла понять, почему Дервин не выдал ее
императору. Когда она узнала о победе Микаэла над Эрвином, ее охватило
горькое разочарование, ибо это означало крушение ее планов мести Эдану. Ее
не взволновало то, что Эрвин погиб, но когда она узнала о том, что
помиловали Дервина, ее охватила паника.
Не считая Калладора, который исчез сразу же после того, как новость о
поражении Эрвина достигла Боруина, Дервин был единственным свидетелем ее
предательства. Когда она узнала, что Дервин присягнул на верность
императору, Лэра подумала, что все кончено. Вне всякого сомнения, он все о
ней рассказал императору. Она готова была спасаться бегством. Но ее
богатый жизненный опыт подсказал ей, что не стоит торопится с выводами, и
когда первый острый приступ страха миновал, она заставила себя успокоиться
и все обдумать.
Конечно, ничто не могло бы помешать Дервину выдать ее, но ведь ему
могли и не поверить. Ее слово имело большой вес, и она была сестрой
императора и принцессой Ануира, хотя они и не часто виделись с Микаэлом.
Вряд ли Дервин станет рисковать своим шатким положением. Он ничего не
выиграет от этого, зато может многого лишиться. Даже если Микаэл поверит
его обвинению, что не исключено, Дервин конечно не скажут спасибо, если он
вынудит императора подвергнуть казни собственную сестру. Это навлекло бы
позор на весь Дом Роэлей, что было бы немыслимым риском, особенно в период
войны.
Правда, Дервин мог не осознавать ситуацию полностью. Она едва знала
его, и не могла с уверенностью предсказывать его действия. Он мог бы
попытаться выставить себя перед Микаэлом в выгодном свете, выдав ее тайну.
Или же выдал ее из желания отомстить за отца. Заранее предполагать
что-либо было невозможно. Но чем дальше Лэра размышляла на эту тему, тем
более росла в ней уверенность в том, что ситуация несомненно таила в себе
угрозу ее положению, но все было не так безнадежно, как показалось в
начале.
Дервин либо выдаст ее, либо нет. Если нет, то все в порядке. А если
да, то она всегда может его опровергнуть. Его слова будут казаться не
более, чем злобной клеветой. Микаэлу самому будет не на руку
прислушиваться к его словам. Тщательно взвесив все за и против, Лэра
пришла к выводу, что сможет все отрицать. Но она оказалась
неподготовленной к тому, что случилось через несколько дней.
На парадной площади Ануира по случаю церемонии в честь победы
собрались все жители столицы, а также воины обеих армий. Микаэл официально
объявил, что война окончена. Земли, захваченные Эрвином, снова
присоединялись к империи. Те, кто воевал против Ануира, теперь должны были
присягнуть на верность императору. В таком случае они не несли наказания.
Гоблины из Туразора навлекли на себя императорский гнев, но возмездие
откладывалось на неопределенный срок, не указанный Микаэлом. Он объявил,
что солдаты заслужили отдых после столь тяжелой и затяжной войны.
Последние слова императора вызвали бурный восторг, но следующее
заявление поразило всех присутствовавших. Микаэл пожаловал Дервина титулом
герцога и восстановил его в наследных правах. Подавляющее большинство было
повергнуто в изумление. Эрвин Боруинский поднял мятеж против императора,
следовательно, он являлся изменником. В соответствии с законом и
традициями империи вся его семья должна была разделить его позорную
участь. Вполне естественно было бы ожидать вынесения Дервину смертного
приговора, поскольку он вслед за отцом поднял оружие на императора. В
лучшем случае ему могла грозить ссылка. Восстановление в правах
наследования и герцогский титул поразили Дервина до глубины души. Но и это
был не последний сюрприз.
- Господа, дамы, собратья по оружию, народ Ануира! - торжественно
произнес Микаэл.
- Как я понимаю, многие из вас шокированы тем, что лорд Дервин
пожалован титулом герцога несмотря на то, что его отец развязал эту
кровавую, жестокую и бессмысленную войну. Для вас было бы вполне
естественно ожидать его изгнания или даже смерти.
В ответ на это послышался хор гневных голосов. Микаэл выждал с
мгновение, а затем простер руки, призывая к молчанию.
- В самом деле, подобное наказание вполне соответствует нашим
традициям. Но все же, не хватит ли смертей? Уверен, что многие из вас
хотят отомстить Дервину Боруинскому за войну, которая опустошила нашу
страну и унесла столько жизней. Но я хотел бы напомнить всем вам, что не
Дервин был зачинщиком этой войны.
- Это Эрвин позволил своему слепому честолюбию победить здравый
смысл. Это Эрвин, движимый жаждой власти, объединился с гоблинами Туразора
и силой вынудил Талини, Тэгас и Бросенгэ присоединиться к его мятежной
армии. Эрвин расплатился за это преступление своей жизнью. Если бы я
должен был покарать Дервина из Боруина, то разве не следовало бы тогда
подвергнуть наказанию Давана из Тэгаса, Рерика из Талини и Лисандера из
Бросенгэ? И в таком случае, в соответствии с нашими традициями, их семьи
должны разделить их судьбу, будь то ссылка или смерть.
В чем же справедливость? У Давана из Тэгаса есть два малолетних сына.
Какое наказание должны понести они? Должны ли мы наказывать детей за
преступления отцов? В таком случае, если простолюдин украдет буханку
хлеба, следует ли наказывать его сына? А как поступить с женами и
дочерьми? И внуками? Где следует остановиться? Если мы накажем графа
Давана, вассала Эрвина, за повиновение своему господину, тогда нужно также
казнить всех его воинов. А что делать с их семьями? Если мы станем так
продолжать, то в недалеком будущем в империи не останется и половины
населения.
- Поэтому я считаю, что достаточно того, что Эрвин, развязавший эту
войну, заплатил за свою ошибку. И нет нужды в том, чтобы еще кого-то
наказывать. Боруин и Талини должны образовать надежную защиту от вторжения
гоблинов Туразора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55