На противоположной двери виднелась табличка с надписью „Выход". Он открыл ее, переступил порог и оказался в начале прохода, упиравшегося в сцену. И его глазам наконец предстал Джон Микали.
Близился финал. Микали разминал пальцы в ожидании, пока оркестр исполнял главную тему. Он всей грудью втягивал воздух, готовясь к тому огромному физическому напряжению, которого требует от музыканта заключительная часть концерта.
Он, не отрываясь, смотрел на дирижера, дожидаясь сигнала, и вдруг за плечом Преви увидел, как в дальнем конце зала приоткрылась дверь и в проеме возникла фигура Моргана.
Потрясение было настолько велико, что на миг он замер, словно обратись в камень. Кэтрин Рили, не сводившая с него внимательных глаз, проследила направление его взгляда, но к тому моменту Морган уже шагнул назад и прикрыл за собой дверь.
„Боже, – подумал Микали. – Он жив. Ухитрился выжить, скотина, и вот теперь пришел за мной". В голове его промелькнула строчка из японского стихотворения: „Никто так не одинок, как самурай. Возможно, только тигр в гуще джунглей".
Он не испугался, напротив – преисполнился злобной радости и какого-то странного восторга. Преви резко кивнул, и Микали, как солдат в атаку, бросился в финал концерта, который, при всем богатстве своего репертуара, любил больше всего. Никогда в жизни он не играл так великолепно.
Когда отзвучали последние аккорды, зал сотрясся от аплодисментов такой силы, каких ему ни разу еще не доводилось слышать за всю карьеру музыканта. Рукоплескали все. Оркестр, Преви, публика. Зрители с протянутыми руками устремились к сцене.
Он глянул в ложу. Кэтрин Рили стояла, вцепившись в перила и не отводя от него потрясенного взгляда. И тут Преви подхватил Джона под локоть и увлек за кулисы.
У порога „Зеленой комнаты" стоял администратор с двумя бокалами шампанского в руках.
– В жизни не слышал ничего подобного, – объявил он, в то время как зрители принялись скандировать имя пианиста.
Микали отпил шампанского и с легкой усмешкой спросил:
– Я хорошо играл, маэстро, или только местами?
Преви, сам немало взволнованный, поднял бокал.
– Друг мой, в жизни время от времени случаются великие мгновения. Сегодня, бесспорно, был один из них. Примите мою глубочайшую признательность.
Микали улыбнулся, отпил шампанского и бросил взгляд через плечо туда, где смыкались два коридора. Где-то там в лабиринте огромного здания, скрывался Морган. Возможно даже, он притаился вон в том темном углу.
Тогда, на вилле, он сказал, что хочет рассчитаться с Микали лично. Не было оснований полагать, что он изменил свое намерение. В конце концов с тех пор ничего не изменилось.
Зал шумел все требовательнее.
– Пошли, Джон, – сказал Преви. – Если мы не вернемся, они полезут на сцену.
Когда они снова возникли в свете юпитеров, зрители принялись выкрикивать имя пианиста и на сцену обрушился поток цветов, студенческих шарфов и шляп. Зал аплодировал стоя, преисполненный благодарности за соучастие в великом событии.
Джон с улыбкой раскланялся, помахал публике, послал Кэтрин Рили воздушный поцелуй. Но его ни на миг не покидала одна-единственная мысль: уйти со сцены можно только через коридор, в конце которого ждет Морган – наверняка ждет.
И вдруг его осенило. Он повернулся, пожал руку первой скрипке и, сделав несколько шагов, оказался на краю сцены. Под ним, на глубине четырех метров, шел проход между креслами, ведущий в главное фойе.
Микали наклонился вперед и, обращаясь к ближайшим к нему зрителям, воскликнул: – Вы прекрасны! Никакие слова не в силах описать моих чувств. Я больше не в силах справляться с волнением.
Он поставил ногу на край сцены и – провалился. В зале раздались вскрики, тут же сменившиеся громовым хохотом. Микали удачно приземлился. Хлопнула дверь, и он исчез.
Теперь хохотали и аплодировали все, даже оркестранты, ибо за всю историю Королевского Алберт-Холла никогда еще ведущий исполнитель не покидал сцену столь необычным образом.
В фойе никого не было, но с минуты на минуту в него хлынет народ, направляясь в буфеты в перерыве между отделениями. Он свернул в третью по счету дверь и выбежал на лестницу, ведущую к запасному выходу. У ее подножья Гарри Бейкер разговаривал с двумя полицейскими. Микали сразу же узнал его и, развернувшись, взбежал вверх по ступенькам.
Неужели он ошибся, и Морган все-таки поступил разумно? Микали помчался по все еще пустому коридору в направлении служебного входа. У последнего поворота он притормозил и осторожно выглянул из-за угла. Под дождем стояли двое полицейских – никогда за все время его выступлений в Алберт-Холл он не был свидетелем ничего подобного.
Увиденного оказалось достаточно. То самое шестое чувство, что так долго оберегало Микали, подсказало ему, что опасность чрезмерно велика. Он повернулся и поспешно зашагал назад – элегантный человек в черном фраке и белой бабочке, странно выглядевший в пустынном коридоре. Внезапно из-за угла возник Андре Преви и сопровождении толпы разодетых в пух и прах людей, моментально окруживших пианиста.
– Чего вы добивались? Хотели сломать себе шею? – спросил Преви, пробившись сквозь восторженных почитателей. – Неслыханный способ прощания с публикой – даже для последнего дня фестиваля.
– Я только надеялся внести свой скромный вклад в формирование новых традиций, – отшутился Микали.
– Ну, хорошо. Вас, между прочим, уже давно ждут в приемной принца-консорта. Герцогиня Кентская, посол Греции, премьер-министр. Не стоит испытывать их терпение. Мы ведь все-таки не где-нибудь, а в Англии, – добавил дирижер со смехом.
Он подхватил Микали под локоть и решительно увлек за собой.
Кэтрин Рили с огромным трудом проталкивалась по запруженной публикой лестнице, ведущей в приемную принца-консорта. Наконец она добралась до стеклянной двери, где путь ей преградил служитель в форме.
– Ваше приглашение, мисс.
– У меня нет приглашения, – ответила она. – Мы с мистером Микали близкие друзья.
– Сегодня все его друзья, – отозвался служитель и указал на переполненную лестницу. Тут же группа студентов принялась скандировать: „Микали! Микали!"
Сквозь стеклянные двери Кэт видела толпившихся в комнате дам в элегантных платьях и мужчин во фраках и смокингах. Исключение составлял только суперинтендант Гарри Бейкер, стоявший спиной к дверям в обычном темно-синем костюме.
Кэтрин протянула руку над плечом служителя и постучала по стеклу. Служитель попытался отстранить ее, но Бейкер уже повернулся. Несколько секунд он смотрел на нее с каменным выражением лица, затем распахнул дверь.
– Все в порядке, я разберусь. – Он взял ее за руку и увлек в угол лестничной площадки. – Бесполезно, доктор. Ему конец. Вам нечего здесь больше делать.
– Я знаю, – ответила она.
Бейкер стоял и смотрел на Кэтрин сверху вниз, а потом вдруг сделал нечто совершенно неожиданное – погладил ее по голове.
– Женщины. Все вы одинаковые. И никогда ничему не научитесь.
Он открыл дверь приемной и, шагнув в сторону, жестом пригласил ее войти.
Премьер-министр Великобритании Эдвард Хит, сам весьма одаренный музыкант, восторженно тряс Джону руку.
– Поразительно, мистер Микали. Такие моменты жизни не забываются.
– Благодарю вас, сэр.
Вслед за Преви Микали перешел к герцогине Кентской, неизменно обворожительной и умной даме.
– По-моему, вы не записывали Четвертый концерт Рахманинова вместе? – спросила она.
Преви улыбнулся.
– Нет, мадам, но можно с уверенностью сказать, что после сегодняшнего выступления Джона это упущение будет исправлено в самом ближайшем будущем.
Микали оставил дирижера беседовать с герцогиней и двинулся дальше, поминутно пожимая десятки рук. По пути он обменялся несколькими фразами с послом Греции, но слова соотечественника едва долетали до его сознания. Глаза пианиста безостановочно рыскали по комнате. Он ничуть не удивился бы, увидев в толпе истощенное лицо Моргана.
Однако вместо полковника он заметил Кэтрин Рили – у дверей, рядом с Бейкером. Микали сухо улыбнулся. Теперь многое стало ясно. Он решительно двинулся ей навстречу. Люди расступились перед ним, и в просвете он увидел, что у стены пьют шампанское Фергюсон и Жан-Поль Девиль.
После короткого колебания Джон подошел к ним.
– Привет, Жан-Поль, – бросил он небрежно.
– Полагаю, вы знакомы с бригадиром Фергюсоном, – отозвался тот.
Микали достал из внутреннего кармана фрака элегантный золотой портсигар и выбрал сигарету.
– Только понаслышке. Вы очень фотогеничны, бригадир, – сказал он и протянул англичанину портсигар. – К сожалению, греческие. Я очень патриотичен в своих привычках. Не знаю, понравятся ли вам они.
– Напротив, я их люблю.
Фергюсон взял сигарету и прикурил от предложенной пианистом зажигалки.
– А где же бессмертный полковник Морган? Разве он не собирается к нам присоединиться?
– Нет, – ответил Фергюсон. – Не могу с уверенностью утверждать, что он сейчас лежит в постели, но то, что он находится под своего рода домашним арестом, не вызывает сомнений. Разумеется, лишь до конца сегодняшнего вечера. Думаю, так надежнее. Видите ли, он слишком уж хотел добраться до вас самолично.
– Под домашним арестом, говорите? – рассмеялся Микали. – Вы меня порадовали, бригадир.
Раздался первый звонок, предвещавший начало второго отделения.
– Надеюсь, вы понимаете, что выхода нет, – заметил Фергюсон. – Если воспользоваться излюбленной фразой британских полицейских, самое лучшее – „проходить спокойненько".
– Дорогой мой бригадир, когда я хоть что-нибудь делал спокойненько?
Посол Греции похлопал Джона по плечу.
– Мы будем очень польщены, если второе отделение вы прослушаете из моей ложи.
– Весьма признателен, господин посол, – отозвался Микали. – Я присоединюсь к вам через несколько минут.
Он снова повернулся к Фергюсону. Тот больше не улыбался.
– Я никогда не забуду вашего сегодняшнего выступления, но мне очень не хотелось бы, чтобы оно стало вашей эпитафией. Подумайте над моим предостережением.
Микали прикоснулся к руке Девиля. Француз печально улыбнулся:
– Я ведь предупреждал вас, Джон. Но вы мне не поверили.
– Потому что вы ошибались, дружище, – усмехнулся музыкант. – Вы говорили: „в следующую среду". А сегодня – суббота.
Собеседники Микали направились к выходу. Он стоял и смотрел им вслед. Толпа рассосалась. Бейкер исчез, но Кэтрин Рили по-прежнему ждала, прислонившись к стене, все еще отрезанная от него людским потоком. Он пробрался к ней и остановился лицом к лицу, засунув руки в карманы, с сигаретой в уголке рта. Когда он улыбнулся, сердце ее замерло.
– Давно знала?
– После Гидры уже не сомневалась. Там, в горах, я нашла тяжело раненного Моргана. Или он нашел меня.
Микали кивнул.
– Ясно. Если тебе не все равно, я не хотел убивать его дочь. Я старался разминуться с ней, но ничего нельзя было сделать.
– Но почему, Джон?.. – вырвалось у нее.
Он прислонился к стене, и на какой-то миг показалось, что между ними пали все барьеры.
– Не знаю. Вокруг меня все время умирали. Полагаю, отсюда все и началось. А еще потому, что я слишком хороший солдат. Впрочем, ты врач, а не я. Вот и объясняй.
– Ты обладал талантом. Таким великим даром. Сегодня ты продемонстрировал его во всем блеске. А в итоге…
– Слова, детка, слова, – прервал он ее. – Ничто не вечно под луной.
Греческий посол с друзьями направились в зал. Микали взял Кэтрин под руку и пошел за ними.
– Знаешь, говорят, это здание – настоящий лабиринт. Здесь километры и километры коридоров, сплошные повороты и закоулки. И за любым из них может прятаться Аза Морган.
– Вряд ли, – отозвалась Кэтрин. – Бригадир Фергюсон изолировал его в своей собственной квартире.
– Только не слишком удачно. Минут двадцать назад я своими глазами видел его в проходе недалеко от твоей ложи, и он глядел на меня отнюдь не дружелюбно. Между прочим, его появление придало дополнительные краски моей игре в финальной части.
Кэтрин вцепилась в руку Микали и застыла как вкопанная.
– Что ты намерен делать?
– Как что? Прослушать второе отделение из ложи греческого посланника. Не нарушать же традиции. Пусть все будет, как всегда. Сначала исполнят Элгара, потом „Фантазию на темы песен британских моряков", и, наконец, все встанут и дружно споют „Иерусалим". Сегодня последний вечер фестиваля, милая. Как я могу пропустить такое событие, даже ради Азы Моргана?
Кэтрин Рили в ужасе отвернулась и бегом бросилась к выходу. А Микали не спеша устремился вслед за компанией посла, приотстав от них на пару шагов. Дойдя до ближайшего поворота, он юркнул в тень и дождался, пока их шаги не замерли вдалеке. После непродолжительного молчания оркестр заиграл марш Элгара.
– Ну ладно, приятель, попробуем отыскать тебя, – пробормотал Микали и, крадучись, двинулся по безлюдному коридору.
16
Кэтрин Рили нашла Гарри Бейкера в фойе за беседой с полицейским инспектором. Не скрывая волнения, она схватила его за руку.
– Что случилось?
– Аза, – выдохнула она. – Он где-то здесь. Микали знает – он видел его в зале перед самым антрактом.
– Боже всемогущий! – воскликнул Бейкер. – А где сейчас Микали?
– Слушает второе отделение в ложе греческого посла.
Бейкер силком усадил девушку в кресло.
– Оставайтесь здесь и не двигайтесь с места.
Обменявшись парой слов с инспектором, Бейкер помчался вверх по ступенькам.
Фергюсон и Девиль ждали развития событий на заднем сиденье лимузина на автомобильной стоянке, когда из штабного фургона выбежал полицейский сержант и позвал бригадира. Через несколько минут тот вернулся.
– Неприятности? – поинтересовался Девиль.
– Пожалуй, да. Похоже, что по зданию бродит Аза Морган.
– Итак, домашний арест не сработал. И вы всерьез на это рассчитывали?
– Критский любовник оказался Джоном Микали, – ответил Фергюсон. – Скоро все неминуемо выйдет наружу. И что его ждет? Его не повесят, но посадят на всю жизнь. Все-таки мы живем в век гуманизма. Представляете, что сделает тюрьма с таким человеком, как он?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28