OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Сольная партия»: Вагриус; Москва; 1995
ISBN 5-7027-0156-9
Аннотация
Концертные залы Берлина, Лондона и Парижа рукоплещут пианисту Джону Микали. Однако одновременно с его выступлениями в этих городах происходят террористические акты – убийства видных политических деятелей правого толка. Есть ли связь между солистом-виртуозом и зловещим террористом в чёрной маске, также "работающим соло"?
Джек Хиггинс
Сольная партия
Посвящается моей дочери Рут Паттерсон, которая считает, что время уже наступило.
Месть – это правосудие без закона.
Френсис Бэкон
ПРОЛОГ
Критянин свернул в калитку в высоком кирпичном заборе, окружавшем дом у Риджентс-парка, и юркнул в кустарник, растворившись среди теней. Он бросил взгляд на светящийся циферблат часов. Без десяти семь. Значит, у него еще есть немного времени.
Из кармана темной куртки с капюшоном он извлек „маузер" с шарообразным глушителем, проверил оружие и снова спрятал его.
Особняк выглядел внушительно, что, однако, не удивляло, – ведь он принадлежал Максвеллу Якобу Кохену или, для друзей, Максу Кохену, помимо всего прочего, председателю крупнейшей в мире компании по производству одежды и одному из самых влиятельных евреев в Великобритании. Человеку любимому и уважаемому всеми, кто имел счастье быть с ним знакомым.
К несчастью, он являлся еще и ярым сионистом – серьезный недостаток в глазах определенных людей. Впрочем, Критянина это ничуть не волновало. Политика – ерунда. Игрушки для детей. Он никогда не интересовался целью, только деталями, а в данном случае он самым тщательным образом их продумал. Сейчас в особняке Кохен, его жена и служанка – более никого. Остальная прислуга на ночь разъехалась по домам.
Он вытащил из кармана черный шлем-маску и натянул на голову, оставив неприкрытыми лишь глаза, нос и рот. Затем поднял капюшон куртки, вышел из кустов и зашагал к дому.
Когда раздался звонок, служанка Кохенов – испанка Мария – находилась в гостиной. Открыв дверь, она испытала самый большой шок, который ей когда-либо доводилось пережить. Возникший перед ней призрак сжимал в правой руке пистолет. В кошмарной прорези шерстяной маски шевельнулись губы, и до нее донеслись слова, сказанные по-английски хриплым голосом с сильным акцентом.
– Отведи меня к мистеру Кохену. – Мария открыла было рот, чтобы запротестовать. Но, угрожающе направив на нее пистолет, Критянин шагнул в прихожую и закрыл за собой дверь. – И быстро, если хочешь жить.
Девушка повернулась к лестнице, Критянин последовал за ней. Когда они поднимались по ступенькам, приоткрылась дверь в спальню, и оттуда вышла миссис Кохен. Уже много лет она жила в постоянном страхе, что случится нечто подобное. И вот теперь, увидев Марию, человека в маске, пистолет, она инстинктивно шагнула назад, захлопнула дверь, повернула ключ в замке и бросилась к телефону набрать три девятки.
Критянин толкнул Марию в спину. Служанка пошатнулась. Туфля соскочила с ее ноги. Она остановилась у двери в кабинет хозяина и после некоторого колебания постучала.
Макс Кохен открыл на стук, хотя и удивился, ибо в доме существовало строжайшее правило: до восьми вечера никому не позволять беспокоить его в его кабинете. Перед ним предстала Мария в одной туфле и с лицом, искаженным ужасом, затем ее отпихнули в сторону, и на ее месте возник неизвестный с пистолетом. Оружие коротко кашлянуло один-единственный раз.
В молодости Макс Кохен занимался боксом, и на какой-то миг ему показалось, что он снова на ринге и противник нанес ему сокрушительный удар в челюсть, от которого он оказался на полу собственного кабинета.
Его губы дрогнули в попытке произнести слова молитвы, которую читают на смертном одре все евреи: „Слушай, Израиль: Господь – Бог наш, Господь один!" Но слова застряли в горле. Свет вокруг становился все слабее и слабее, а потом и вовсе опустилась темнота.
Когда Критянин выбегал из парадной двери особняка, первая из спешащих на вызов полицейских машин уже появилась в конце улицы, сирены остальных быстро приближались. Он метнулся в тень сада и перемахнул через стену в соседний двор. Несколько минут спустя он приоткрыл калитку и выскользнул на узкую улочку. Там он опустил капюшон, стянул с головы маску и поспешил прочь. Служанка уже описала его внешность прибывшим на место убийства полицейским, и сейчас данные о нем звучали в эфире. Неважно. Еще пара сотен метров, и он затеряется среди растительности Риджентс-парка. Пересечь парк, нырнуть в метро на его противоположной стороне, сделать пересадку на станции Оксфорд-серкус…
Критянин начал переходить улицу, когда вдруг раздался скрип тормозов и крик:
– Эй, там!
Полицейская машина – он понял это с первого взгляда. Юркнув в ближайший переулок, Критянин припустил бегом. Как всегда, ему повезло: пробегая вдоль стоящих машин, он заметил, как в одну из них садится мужчина. Хлопнула дверь, загудел мотор.
Критянин распахнул дверь, вышвырнул незнакомца на асфальт головой вперед и запрыгнул на водительское сиденье. Не теряя ни секунды, он вывернул руль, дал газ, смяв крыло припаркованной впереди машины, и рванул вперед, ибо полицейский автомобиль с рычанием уже приближался по узкой улице.
Убийца пересек Вейл-роуд и помчался по Паддингтон-роуд. Он знал, что у него оставалось совсем немного времени, чтобы оторваться от преследования, ведь через несколько секунд все окружные полицейские машины начнут стягиваться сюда, перекрывая пути к отступлению.
Впереди возник знак „Дорожные работы". Стрелка предписывала объезд справа, не оставляя выбора. Улочка с односторонним движением между складами, узкая и темная, вела к станции Паддингтон-Гудс.
Полицейская машина висела на хвосте. Критянин прибавил газу и увидел впереди въезд в длинный узкий тоннель под железнодорожными путями. Там маячила человеческая фигура – девушка на велосипеде. Совсем еще молоденькая, в коричневом плюшевом пальто и полосатом шарфе вокруг горла. Она оглянулась. Белое испуганное лицо. Машину занесло.
Критянин крутанул руль, чиркнув крылом о стенку тоннеля так, что полетели искры. Бесполезно. Слишком мало места. Раздался глухой удар, ничего более, и девушку отбросило в сторону.
Полицейская машина резко затормозила. Критянин помчался дальше и вскоре выскочил из тоннеля на Бишопс-бридж.
Пять минут спустя он бросил машину в переулке недалеко от Бейсуотер-роуд, затем пересек ее, быстрым шагом миновал заросли Кенсингтон-Гарденз и вышел через Ворота королевы.
Когда он приблизился к концертному залу Алберт-Холл, там уже собралась довольно большая толпа, а по ступеням, ведущим к кассам, вилась очередь, ибо в тот вечер предстоял незаурядный концерт. Венский филармонический оркестр исполнял „Хорал Святого Антония" Брамса, а Джон Микали играл Второй концерт до минор Рахманинова.
21 июля 1972 года. Критянин закурил сигарету и принялся разглядывать афишу с фотографией Джона Микали, знаменитого пианиста с темными вьющимися волосами, бледным лицом и глазами как черная полированная смальта.
Он обошел здание. Над одной из дверей в задней части концертного зала горела надпись „Служебный вход". Он проследовал внутрь. Вахтер в кабинке оторвался от спортивной газеты и улыбнулся.
– Добрый вечер, сэр. Ну и прохладно же сегодня.
– Случалось и похолоднее, – отозвался Критянин.
Он спустился к коридору, ведущему за кулисы. Там находилась дверь с табличкой „Зеленая комната". Критянин распахнул ее и включил свет в непривычно просторной и со вкусом обставленной гримерной. Единственным видавшим виды предметом обстановки было пианино у стены, старый „Чаппелл", который, казалось, вот-вот развалится на части.
Критянин вынул из кармана „маузер", расстегнул дорожный несессер, открыл двойное дно и засунул туда пистолет. Потом снял куртку, швырнул ее в угол и уселся перед зеркалом.
В дверь постучали, и в проеме появилась голова администратора.
– До вашего выхода сорок пять минут, мистер Микали. Не желаете ли чашечку кофе?
– Нет, благодарю, – отозвался Джон Микали. – Мой организм не переносит кофе. Доктор говорит, причина в химической несовместимости. Вот если бы вам удалось заварить чайничек чаю, я был бы вам весьма обязан.
– Конечно, сэр. – Администратор на миг задержался. – Кстати, если вас это заинтересует, только что по радио передали экстренное сообщение. Кто-то застрелил Максвелла Кохена в его собственном доме у Риджентс-парка. Человек в маске. Исчез, не оставив следов.
– Боже милосердный! – отозвался Микали.
– Полиция считает, что убийство политическое, так как мистер Кохен является известным сионистом. В прошлом году он чудом избежал смерти, когда ему прислали бомбу в бандероли. – Администратор покачал головой. – В каком странном мире мы живем, стер Микали! Что за чудовище в человеческом обличье способно на такое?
Он вышел. Микали посмотрел в зеркало. Его губы тронула слабая улыбка, отражение улыбнулось в ответ.
– Что скажешь? – спросил он.
1
Примерно в сорока милях к югу от Афин и менее чем в пяти милях от побережья Пелопоннеса лежит остров Гидра – один из самых крупных морских центров Средиземноморья.
Начиная с середины восемнадцатого века, многие тамошние капитаны сколотили себе огромные состояния на торговле, доплывая даже до Америки. Из далекой Венеции на остров приезжали архитекторы, чтобы строить величественные дворцы, до сей поры украшающие здешний, самый прекрасный в мире, морской порт.
Позже, когда Греция стонала под тяжким игом Османской империи, остров стал раем для беглецов с материка. Именно моряки с Гидры бросили вызов могуществу турецкого флота во время войны за независимость, в конце концов принесшей свободу их родине.
Для греков имена великих капитанов – уроженцев Гидры, таких, как Вотис, Томбацис, Будорис, – звучат столь же магически, как Джон Пол Джонс – для американцев, а Рейли и Дрейк – для англичан.
Одно из самых почетных мест в сонме героев занимала и фамилия Микали. В годы, когда Нельсон командовал флотом в Восточном Средиземноморье, они прославились умением дерзко прорывать блокаду, а также привели четыре корабля под флаги союзников, чьи военно-морские силы раз и навсегда разгромили мощь турецкой империи в 1827 году в Наваринском сражении.
Состояние, добытое пиратством и контрабандой во время турецких войн и благоразумно вложенное в развитие новых торговых морских путей, выросло до таких размеров, что к концу девятнадцатого века семейство Микали стало одним из самых богатых в Греции.
Все мужчины в нем рождались с неуемной тягой к морю. Исключением стал лишь появившийся на свет в 1892 году Димитрос, с детства отличавшийся нездоровым интересом к книгам. Окончив Оксфорд и Сорбонну, он по возвращении домой занял скромную должность лектора по этике в Афинском университете.
Его сын Георгиас через короткое время восстановил честь семьи, остановив свой выбор на школе гражданского мореходства в Гидре, старейшем учебном заведении подобного типа в Греции. Блестящий и талантливый моряк, он получил под команду свое первое судно в двадцатидвухлетнем возрасте. В 1938 году, гонимый неуемной тягой к новым горизонтам, он перебрался в Калифорнию, где принял командование над новым пассажирско-грузовым судном, принадлежавшим компании „Пасифик Стар" и курсировавшим между Сан-Франциско и Токио.
Деньги Георгиаса не интересовали. Отец положил на его счет в банке Сан-Франциско сто тысяч долларов – значительную по тем временам сумму. Своей работой он занимался потому, что она ему нравилась. У него был корабль и море. Только одного не хватало молодому человеку в жизни, и он нашёл недостающее в Мэри Фуллер, дочери вдовы Агнес Фуллер, преподававшей в школе музыку. С будущей женой Георгиас познакомился на танцах в Окленде в июле 1939 года.
Его отец приехал на свадьбу, купил молодоженам дом на океанском берегу в Пескадеро и вернулся в Европу, где на горизонте уже сгущались тучи войны.
Георгиас Микали находился на полпути в Японию, когда итальянцы напали на Грецию. Когда его судно вернулось в Сан-Франциско, в дело вступила германская армия. К 1 мая 1941 года Гитлер, в попытке спасти престиж Муссолини, захватил Югославию и Грецию и выдворил оттуда британские войска всего за двадцать пять дней, потеряв менее пяти тысяч человек.
Путь домой оказался для Георгиаса закрыт, от отца не приходило никаких известий, а затем наступило то самое декабрьское воскресенье, когда ударная группа под командованием превратила Пёрл-Харбор в дымящиеся руины.
В феврале Микали прибыл в Сан-Диего, где возглавил транспортный корабль, не многим отличавшийся от предыдущего. Две недели спустя его жена, после трех лет безуспешных попыток, наконец произвела на свет сына. Микали смог получить отпуск только на три дня. За этот срок он уговорил тещу, ставшую уже директором школы, поселиться в его доме, а также взял в услужение вдову грека-моряка, служившего под его началом и погибшего во время тайфуна недалеко от берегов Японии.
Ее звали Катина Павло – эту сорокалетнюю крупную, широкую в кости женщину, родившуюся на Крите. Раньше она работала горничной в прибрежном отеле. Микали привез ее домой, чтобы познакомить с женой и тещей. В своем черном платье и платке приземистая коренастая простолюдинка показалась им существом из иного мира, и тем не менее Агнес Фуллер почувствовала к ней необъяснимую симпатию.
Что же до Катины Павло, остававшейся бесплодной в течение восемнадцати лет, несмотря на все молитвы и тысячи свечей, зажженных перед образом Богородицы, то происшедшее казалось ей чудом: она заглянула в колыбельку, стоявшую рядом с кроватью, и, увидев там спящего младенца, осторожно дотронулась пальцем до крошечной ручки. Ребенок ухватился за палец, не желая отпускать его.
Как будто кусок льда растаял в груди Катины. Агнес Фуллер посмотрела на ее смуглое лицо и в ту же секунду все поняла – и на душе ее стало спокойно. Катина забрала из отеля свои скромные пожитки и тем же вечером переехала в дом Микали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28