Даже если бы она и захотела, то все равно не смогла бы описать его.
– Что значит – даже если бы и захотела?
Кэтрин Рили улыбнулась.
– Чтобы не скучать, он занимался с ней любовью.
– В маске? Наверное, очень неудобно.
– Не знаю. Не пробовала.
Позже, на пароме, Микали сказал:
– У меня на Гидре есть вилла. Знаешь такой остров?
– Да.
– Вдали от цивилизации. Туда можно добраться только на лодке либо перейти через горы пешком или верхом на муле. Впрочем, в доме есть телефон. Если заблудишься, достаточно найти столбы телефонной связи и идти вдоль проводов.
– Заблужусь?
– Ты же говорила, что с будущей недели у тебя отпуск. Вот я и подумал, не пригласить ли тебя на Гидру? У меня тоже есть три свободные недели, а потом мне надо быть в Вене. Подумай над моим предложением.
– Уже подумала.
Еще через несколько часов, в телефонном разговоре с Девилем, он сказал:
– По вашему совету я установил с ней контакт и могу заверить вас, что немочка не причинит нам забот. Все в полном порядке.
– Хорошо, значит, можно не беспокоиться. Что вы намереваетесь делать теперь?
– В субботу уезжаю на три недели на Гидру. С доктором Рили.
Девиль на миг утратил дар речи.
– Господи помилуй, Джон. Зачем?
– Просто хочется, – ответил Микали и повесил трубку.
6
Кэтрин Рили обедала в своем кабинете за столом у окна. В меню входили сандвичи с овощами, холодное молоко и очередной вариант письменной работы одного из самых слабых ее студентов.
Раздался стук в дверь и вошел Морган в темном свитере с высоким горлом и сером твидовом пиджаке. О его профессии напоминала лишь небрежно наброшенная на плечи армейская шинель.
– Слушаю вас, – коротко спросила Кэтрин, хотя сразу же догадалась, кто ее посетитель.
– Морган, – представился тот. – Аза Морган. Полагаю, главный суперинтендант Бейкер из спецслужбы говорил вам обо мне.
Кэтрин осмотрела его с головы до ног, не выпуская из одной руки сандвич, а из другой – ручку.
– Полковник Морган, не так ли? Аза Морган? Десантные части?
– Разве это имеет какое-нибудь значение?
– Я читала записки, что вы направили в Министерство обороны после Кореи. Ведь мои научные интересы лежат в той же области.
– Значит, у нас есть нечто общее.
– О, нет, – отрезала Кэтрин. – Увольте. Мне известно о кое-каких неприятностях, случившихся с вами на Кипре. Я навела о вас справки, полковник. В то время многие газетчики считали, что вы вполне бы подошли для службы в СС.
– Цель террора – терроризировать, то есть наводить ужас, – ответил Морган. – Так говорил Ленин. В двадцать первом Майкл Коллинз исповедовал ту же теорию. Он утверждал, что только так маленькая страна может победить большую. Городские партизаны – ваша специальность, доктор, поэтому вы не хуже моего знаете, как они действуют. Взрывы бомб в общественных местах, террор ради террора, преднамеренное уничтожение невинных людей. Женщин, детей. Мое пребывание на Кипре имело своей целью остановить их, что я и сделал.
– При помощи таких методов, которые подошли бы только гестаповцам.
– Нет, – ответил Морган. – Вы глубоко заблуждаетесь. Свой ценный опыт я перенял у китайцев. Они самым любезным образом преподали мне несколько личных уроков в лагере Типай в Манчжурии.
Кэтрин не отрываясь, смотрела на полковника, понимая, что ей следует дать ему отпор, но не могла этого сделать. Странно, ибо он воплощал в себе то, что она ненавидела больше всего на свете: власть, облаченную в мундир, военную машину, которая всасывала в себя молодых парней ее родной страны и бросала в пекло вьетнамской бойни.
– Гарри Бейкер предупреждал меня, что вы не любите легавых, – заметил Морган. – Но он ошибся. Ребенку ясно, что вы на дух не переносите людей в форме.
– Весьма вероятно. Морган закурил.
– Вот так-то лучше. Вы почти улыбнулись, и уголки ваших губ смотрят теперь вверх, а не вниз.
– Идите к черту, – фыркнула Кэтрин.
Морган присел на краешек стола.
– Смогу я повидаться с Гофман?
– Как я поняла из разговора с Бейкером, дело идет о покушении на Максвелла Кохена. Люди из спецслужбы полагают, что здесь снова замешан Критянин.
– Верно.
– И вы надеетесь выйти на его след с помощью Лизелотты? – Доктор Рили покачала головой. – Даже если бы она могла, она ничего бы вам не сказала.
– Потому что у них были там интимные отношения?
– Думаю, вы не поймете. Для такой, как она, Критянин почти бог. Символ всего, во что она верит.
– Попробую угадать. Чистое незамутненное насилие.
Кэтрин выдвинула ящик стола и достала брошюру на желтой бумаге.
– Вот что недавно прислали мне из Сорбонны. Напечатано одной из студенческих групп. Считается, что они находятся в университете для того, чтобы получать образование. Хорошенькое образование! – Она открыла брошюру. – Послушайте, какие советы демонстрантам здесь содержатся. При драке с полицейскими следует надевать кожаные перчатки. От ударов прикладами хорошо защищают газеты, во много слоев обернутые вокруг тела. Если принять одну противогриппозную таблетку за полчаса до начала выступления, а другую – сразу же после применения гранаты со слезоточивым газом, воздействие яда снизится в несколько раз.
– В первый раз вижу такое, – заметил Морган. – Следует запомнить. Так когда я ее увижу?
– Ну, если вам не жалко собственного времени… Машина у вас есть?
– Есть.
– У меня сеанс с Гофман в три часа. Туда ехать двадцать минут. Приезжайте за мной в полтретьего. А теперь, простите, мне надо работать.
Полковник взял чемоданчик и дождевик.
– Вы всегда зачесываете волосы назад? – спросил он.
– Какая, черт побери, связь между моими волосами и целью вашего визита?
– На вашем месте, девочка, я бы их распустил по плечам. Тогда в погожий день вы могли бы походить на нормальную женщину…
Морган тихо закрыл за собой дверь. Кэтрин Рили, окаменев, с открытым от изумления ртом уставилась на нее.
Комната свиданий в тангмерском специальном следственном изоляторе оказалась на удивление симпатичной. Обои с рисунком, ковер им под цвет, красивый стол, современной формы кресла. Лишь зарешеченные окна казались здесь совершенно не к месту.
– Очень мило, ну прямо очень, – заметил Морган, с явной иронией глядя в сад.
– Это необычная тюрьма, – пояснила Кэтрин Рили. – Это психиатрическое учреждение…
– …имеющее своей целью восстановление сил и здоровья пациентов. Так восславим же Господа.
Прежде чем Кэтрин успела ответить, заскрежетал замок, и в комнату ввели Лизелотту Гофман. Затем надзирательница удалилась, заперев за собой дверь.
Перед ними стояла маленькая некрасивая девушка с короткими светлыми волосами в потертых джинсах и джинсовой рубахе. Не удостоив Моргана взглядом, она спросила на превосходном английском:
– Кто ваш друг?
– Полковник Морган. Он хотел бы задать вам несколько вопросов. – Кэтрин Рили достала сигареты и, предложив их заключенной, дала ей прикурить.
– О Критянине, – уточнил Морган. Девушка резко обернулась на звук его голоса, однако лицо ее осталось бесстрастным. Затем она вновь посмотрела на Кэтрин Рили.
– Что случилось?
– В Лондоне состоялось покушение. Жертва – известный сионист. Ответственность взял на себя „Черный сентябрь", но полиция считает, что это дело рук Критянина.
Лизелотта Гофман повернулась к Моргану и вскинула сжатый кулак:
– Власть – народу!
– Какому такому народу, дура?
Девушка опустила руку. На ее лице проступило выражение некоторой неуверенности. Полковник открыл чемодан и достал оттуда ворох фотографий.
– Думаю, тебе для разнообразия не помешало бы поближе познакомиться с реальностью. Смотри, чем год из года занимался твой Критянин.
Девушка приблизилась к столу, Кэтрин Рили – последовала за ней.
– Вот полковник Вассиликос на заднем сиденье своей машины в Париже. Как видишь, его череп разнесен на куски. Человек на коленях рядом с ним – один из телохранителей. А вот его вывалившиеся наружу мозги.
Ничто не менялось в выражении лица Лизелотты Гофман, когда полковник одну за одной швырял перед ней фотографии жертв Критянина. Последней было фото Меган в придорожной канаве.
– А это кто? – Моя дочь, – ответил Морган. – Ей только что исполнилось четырнадцать лет. Он сбил ее машиной, когда бежал с места покушения на Кохена.
Девушка положила фотографии на стол и с безразличным видом повернулась к доктору.
– Теперь я могу идти?
И тут Кэтрин Рили, что было совсем на нее не похоже, с размаху ударила Лизелотту по лицу. В тот же миг Морган оказался между ними.
– Успокойся, девочка. Оставь ее, – повторял он тихим, но настойчивым голосом, держа Кэтрин за руки.
Лизелотта Гофман подошла к двери и нажала на кнопку звонка. Через некоторое время дверь распахнулась, и она, не говоря ни слова, ступила в проем.
Через плечо полковника Кэтрин отчетливо видела фотографию Меган – кровавое месиво. Ей стало дурно.
– Простите, – прошептала она.
– Ах, Кэйт, – отозвался Морган. – Правило номер один: никогда ни за что не извиняйся, никогда ничего не объясняй. А теперь давай-ка выметемся отсюда и поищем, где бы нам чего-нибудь выпить.
– Аза, – произнесла Кэтрин. – Какое странное имя.
– Из Библии, – ответил Морган и на какое-то мгновение в нем проглянул типичный валиец. – Мама была очень религиозная женщина. В детстве я ходил с ней в церковь по два раза каждое воскресенье.
– Где проходило ваше детство?
– В деревушке в долине Ронды, Уэльс. Угольные шахты, терриконы. Место, из которого надо бежать без оглядки. Обвалившаяся кровля насмерть придавила моего отца, когда мне исполнилось восемь лет. Компания назначила матери пенсию – десять шиллингов в неделю. Сам я спустился в шахту в четырнадцатилетнем возрасте, а через четыре года в последний раз поднялся на-гора и пошел в армию.
– И ни разу не оглянулись назад?
– Зачем? Мне там понравилось, – продолжал Морган. – В армии. Никогда позже я не чувствовал себя настолько в своей тарелке. И армия обошлась со мной хорошо. В Арнеме я стал сержантом, затем на поле боя меня произвели в лейтенанты. А после войны предложили остаться и послали в Сандхерст.
– А ваше происхождение? У вас не возникало связанных с ним проблем?
– Любой дурак может научиться пользоваться ножом и вилкой. К тому же, как и полагается настоящему валийцу, я ни на миг не сомневался, что я лучше любого англичанина, хоть бы даже выпускника Итона. – Полковник усмехнулся. – Мы ведь очень большие интеллектуалы. Я их всех удивил. Потому что читал Клаузевица и даже кое-что посерьезней. Солидно подходил к делу, понимаете?
– Не сомневаюсь, что вы проявили себя оригинальным сукиным сыном.
– Я не имел выбора, девочка. Я мог быть только лучшим. Например, в языках. Впрочем, здесь проблем не могло возникнуть. Если вы в состоянии бегло болтать по-валийски, остальное покажется легче легкого.
Они сидели за маленьким столиком, одним из многих, выставленных на улицу перед баром на берегу Кэма. Солнце клонилось к горизонту, и его лучи приятно согревали.
– А ваша жена? Как она относилась к такой жизни?
– Насколько я могу судить, с присущей ей крепостью духа. – Морган передернул плечами. – Наш брак распался несколько лет назад. Ей никогда не нравилась армейская жизнь или по крайней мере то, как я ее понимаю. По профессии она художник, причем очень хороший. Однажды воскресным утром мы встретились в Национальной галерее. И произошла одна из тех роковых ошибок, какие часто совершают люди. Я думаю, во всем виновата форма и красный берет.
– Они ей нравились?
– Очень недолго.
– С чего началось отчуждение?
– Она приехала ко мне на Кипр, когда там произошли известные события. Однажды мы ехали в машине по Никозии вслед на врачом одного из бронетанковых полков, который в свободное от службы время оказывал бесплатную медицинскую помощь крестьянам в Тродских горах. Он остановился под светофором, и тут к нему подбежали два террориста и выбили мозги через окно машины.
– И вы разобрались с ними?
– Естественно, я был вооружен.
– Убили обоих?
– Да. К сожалению, как потом выяснилось, одному из них едва исполнилось пятнадцать.
– И вашей жене это пришлось не по душе?
– Знаете, каковы представители западного мира. Считают, что надо стрелять террористам в руку, или в плечо, или во что-нибудь подобное – чисто и эффективно. Однако когда доходит до настоящего дела, времени остается только на одно: стрелять на поражение. И всегда дважды, для верности, иначе, не ровен час, прикончат тебя.
– С тех пор она изменилась?
– Но скорее не из-за мальчишки, а из-за того, что увидела, как я убивал. Позже она сказала, что не может забыть выражение моего лица. Тогда она уже носила ребенка. С того дня она ни разу больше не спала со мной.
– Мне очень жаль.
– С какой стати? Видите ли, она верит в жизнь. А я стал для нее чем-то вроде палача. Сейчас она замужем за деревенским священником. Он из тех людей, кто верит всем и во все, так что они неплохо сосуществуют.
– Мне искренне жаль вашу дочь, – уточнила Кэтрин.
– Я сделал глупость, – заметил Морган. – Наивно полагать, что такую, как она, можно понять, пробудив в ней человеческие чувства.
– Для нее и ей подобных терроризм стал своего рода религией, – пояснила Кэтрин. – Они верят во всю ту чушь, которую несли люди вроде Сартра. Мистический взгляд на жестокость как облагораживающий фактор. Террористы любят романтику. Они претендуют на то, чтобы считаться героями революции, и в то же время отрицают правила ведения войны. Они утверждают, что говорят от имени народа, а на самом деле, как правило, представляют только самих себя.
– А Критянин? Что он за человек?
– А вы как думаете?
Морган пересказал Кэтрин свой разговор с Бейкером и вывод, к которому они пришли. Она кивнула.
– Да, я со многим согласна. Спорным мне кажется только утверждение о его солдатском прошлом.
– Почему?
– Уже многие годы кубинцы предоставляют террористам со всего мира прекрасную военную подготовку. Русские тоже. Они набирают студентов из многих стран в Университет Патриса Лумумбы в Москве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28