Это
заметили еще первые путешественники в эпоху увлечения переплытием океанов на
несущественных предметах. Начало массовому увлечению положил Тур Хейрдал,
переплыв океан на деревянном плоту "Кон-Тики". Природа не наделила человека
специальными органами, которыми мы были бы способны воспринимать все вокруг
как следует при движения с нечеловеческой скоростью и на расстоянии.
Когда хожу в горы, часто кажется, что иду слишком быстро и не успеваю
достаточно хорошо воспринимать все вокруг. Путешествие - вещь постепенная и
вдумчивая. Скорость превращает его в просто передвижение по географической
местности. Жалко Землю, она страдает от невнимания, непонимания и ненужного
беспокойства. Чтобы почувствовать мир, надо ходить на цыпочках, потихоньку и
разговаривать шепотом.
Как только вошел в пролив Ольхонские ворота, сразу же, буквально через
несколько минут задул ветер, благо попутного направления, и пошел дождь
(совсем не на благо).
Вечерело. Наползли низкие свинцовые тучи. Лысые, местами скалистые
берега помрачнели, стали выглядеть крайне неприветливо и напомнили мне
грустный и богом забытый остров Спафарьева, затерянный на севере Охотского
моря. Ветер усилился до 15 м/с, а еще через полчаса образовалась крутая
волна высотой 1 метр и с гребешком. Остров Ольхон и материк сблизились на
расстояние менее двух километров. Вдоль берега двигаться невозможно из-за
того, что заливы вдавливаются глубоко в сушу. Ничего не остается, как плыть
по самой середине пролива.
Дождь. Ветер. Холодина. Запел песню про то как бродяга к Байкалу
подходит. Я не пел, а ревел, сорвал голос, но зато согрелся.
Вспомнил Магадан и уже начал настраиваться жить в северном климате, но
как только завернул за мыс - ветер неожиданно стих, выглянуло солнышко и
окрестности стали напоминать крымский ландшафт где-нибудь в районе
Коктебеля, даже вода показалась теплой.
Но полностью почувствовать себя как в Крыму я не смог, этому мешал
снег, который сползал языками с отрогов Приморского хребта, растянувшегося
вдоль западного берега залива Мухор.
Названия мест в окрестности очень смачные: мысы Тутырхей, Хальтэ,
Хорин-Ирги. Все-таки в одной из прошлых жизней я был азиат, трудно сказать
какой именно породы, но азиат точно. Люблю все азиатское. Меня совершенно не
привлекает Европа, не представляю, как там можно путешествовать. Европа,
по-моему, пригодна только для экскурсий. Не могу принять сердцем
западноевропейскую архитектуру всех времен, строения в ихнем стиле
представляются мне игрушечными и напрасными. Даже храмы не могу воспринимать
серьезно, но зато очень понимаю бурят - шаманистов, для которых храмом
является вся поднебесная. Небо - купол храма... Как это здорово! Не нужна
мне Европа, я - азиат, и хочу жить в направлении своего внутреннего
происхождения.
Курс на мыс Онтхой, он находился совсем рядом, всего в двух километрах.
Нахожусь в заливе Мухор, который является тупиковой частью Малого моря.
Мухор - тихая мелководная заводь. Впечатление такое, будто попал на обычное
небольшое европейское озеро. Залив обладает двумя очень полезными
свойствами: из-за мелководья температура воды здесь градусов на 10 выше, чем
в Байкале, и рыбы много всякой разной.
Слева по борту показались штук десять утлых одноэтажных строений из
досок, выкрашенных в казарменный зеленый цвет - это турбаза "Мандархан".
Сразу видно, что, придумывая турбазу, архитекторы стремились к предельной
простоте и незатейливости. Создавалось впечатление, будто оказался в степном
пионерлагере, где по утрам дудят в трубу, а по вечерам - танцы под
магнитофон и перед принятием пищи обязательное построение всех обитателей.
Однажды в детстве меня пристроили в такое заведение неподалеку от Евпатории.
Как я там маялся, страдая от тоски по дому, по горам и по синему морю. Я не
запомнил всего того, что там со мной произошло, но зато хорошо помню
чувства, которые испытывал: скука, обида за то, что меня завезли к черту на
рога и бросили среди большого количества совершенно чужих людей,
одиночество, несмотря на совершенное отсутствие возможности побыть одному.
Кроме того я ни на миг не мог почувствовать себя свободным - постоянно надо
было делать то, чего совершенно не хотелось: рано вставать, рано ложиться,
спать днем, есть манную кашу на воде по утрам, петь пионерские песни по
вечерам, играть в дурацкие игры, викторины, танцы под баян аж до 9 часов
вечера и т.д. Б-р-р-р!..
Я высадился на берег и сразу пошел искать хозяина заведения, чтобы
представиться. Директор турбазы Владимир Васильевич - мужчина лет 50-55,
плотного телосложения с обветренным и почерневшим от загара лицом, жил тут
же, на территории лагеря, в собственной избе, которая выглядела добротной и
обжитой. Чернота его лица была не так чтобы очень, наверное, оттого, что
жизнь он вел преимущественно оседлую. Загар на лицах местных индейцев,
живущих в тайге и проводящих большую часть времени под открытым небом,
отличается легкой синевой. Подобного оттенка на лицах добивались мои земляки
гурзуфские алкаши, которые баловались одеколончиком. Помню двоих таких.
Синели их лица очень быстро, и уже через полгода их было не узнать. Долго
они не жили.
Владимир Васильевич быстро сообразил, что прибыли с меня не получить, и
поселил бесплатно на территории своего дома в одной из пристроек.
Как только вступил на землю обетованную, то сразу же обзавелся массой
новых друзей. Меня пригласили к столу и начали угощать всякой рыбой, в
основном сорной - щукой и окунем. Как раз такую люблю больше всего. Рыба под
названием "байкальский омуль" не произвела на меня сильного впечатления и
значилась в моем вкусовом списке на последнем месте. Более всего по душе
пришелся хариус, потом щука, потом окунь, а уж потом омуль. Водится здесь
еще и сиг, но я его не пробовал, а только фотографировался на фоне
здоровенной рыбины, не мной пойманной.
Щука - приятнейшая рыба, и то, что в ней много костей, неправда. Вот в
красноперке костей действительно много. Эту рыбу есть и оставаться в
спокойном состоянии, по-моему, невозможно. А костистость щуки сносная. Щучья
кость застряла у меня в горле лишь однажды и хлопот особых не доставила.
Щука - правильная рыба, природа ее уравновешенная и годится она для
ежедневного употребления.
Люди, с которыми я делил их пищу, были иркутяне: Сергей - милиционер,
Сергей - военный, и их жены - Оля и Ира.
Сергея-милиционера я принял сначала за представителя "братвы" из-за его
плотного телосложения и короткой стрижки. На вопрос, чем он занимается в
милиции, ответил, что бухгалтер. Очень я сомневаюсь. На отдых он приехал
вооруженный большим черным пистолетом, из которого мы палили по бутылкам
ради забавы.
Сергей - военный был относительно молчалив и мне запомнился просто как
хороший человек.
Обоим Сергеям очень повезло с женами. Я даже немного позавидовал им. Но
только немного, потому что жениться не собирался: не брачный у меня настал
период жизни.
Благодаря Ире и Оле удалось подлечить пальцы. У меня была в аптечке
только мазь Вишневского, но она совершенно не помогала. Ира посоветовала
прикладывать листья подорожника. Только это меня и спасло. Травка
великолепная и хорошо известна в народе, но я о ней не знал.
Утром взобрался на мыс Онтхой и окинул взором окрестность. Передо мной
раскинулась Тажеранская степь, очень похожая на субальпийские луга крымских
гор. В направлении на северо-восток просматривалась перспектива моего пути.
Воздух был настолько прозрачен, что я отчетливо мог видеть мыс Арал на
расстоянии 70 км. В Малом Море как на ладони острова Хибин, Огой, Борокчин и
Замогой. Признаки жизни впереди не заметны, и я наслаждаюсь видом дикой
природы.
Место, где я находился, считается самым гиблым на Байкале из-за
страшного ветра Сарма, который вырывается на простор из долины одноименной
реки и, достигнув ураганной силы, может натворить разрушительных чудес,
например, выбросить пароход на берег. Для малюсеньких надувных суденышек,
вроде моего, попасть в такой ветер - смерти подобно. А чтобы влипнуть в
неприятную историю, вовсе не обязательно дожидаться самой сильной Сармы,
вполне хватит средненькой, бытовой.
Я смотрел на долину реки Сарма и ничего особенного в ней не находил:
просто свободное от гор пространство. Но многочисленные страшные истории
заставляли угадывать в обычном ландшафте что-то таинственное и ужасное.
Легендарный бурятский эпос гласит, что именно через долину Сармы буряты
начали заселять побережье Байкала, а на месте современного поселка Сарма
было самое первое байкальское поселение. Странно. Мне казалось, что
заселение бурятами должно было начаться со стороны Монголии.
Название "Пролив Малое Море" противоречиво: не может быть море
проливом. Так его можно назвать только условно, потому что нет ощущения
пролива, несмотря на то, что, по сути, это конечно пролив. Воды заключенной
между островом Ольхон и материком, маловато, чтобы можно было называть ее
морем. Народ нашел выход из положения не самым лучшим образом. Теперь на
карте появился пролив, он же море, которое является составной частью озера.
Чудно...
Я стоял на мысе Онтхой и смотрел на Малое Море. Передний план занимали
два желтых и безлесых мыса, очень похожих на среднеазиатские предгорья в
районе пустынь, а также на некоторые мысы Аральского моря. В моей памяти
берега исчезающего моря остались именно такими. Западное побережье залива
похоже на берега Черного моря между Новороссийском и Геленджиком, если,
конечно, не обращать внимания на снег в отрогах Сарминского Гольца.
Теряюсь в ощущениях и толком не могу сообразить, как начинать себя
чувствовать: как в Крыму, как в Магадане или как-то еще? Выглянуло солнышко,
- и я оказался между 40 и 45 градусами северной широты где-то в Восточной
Европе. Солнце спряталось за тучку - и я в районе Магадана. Такая смена
впечатлений действует на сознание, как контрастный душ. Нахожусь в
постоянном тонусе. На Дальнем Востоке такого нет, там можно спокойно
настраиваться на долгую отвратительную погоду без изменений и не переживать
за непрерывность впечатлений.
Погода премерзкая: сильный холодный северный ветер, дождь. Уплывать
никуда не хотелось. Решаю съездить в Еланцы, позвонить домой и узнать, как
там дела. Через час вышел на дорогу и вскоре уже ехал в "Жигулях" директора
музея сибирского деревянного зодчества, того самого, который проезжал по
пути из Иркутска в Листвянку. На острове Ольхон у директора есть изба,
которую он называет дачей, и ездит туда отдыхать. Ближний свет - 300 верст!
Еланцы - типичная российская дыра с примитивными строениями, в основном
из дерева. Дыра напоминала деревню Ново-Александровку на Сахалине, где я
прожил 7 лет молодости. Ничто не говорило о том, что градостроители пытались
соорудить какой-нибудь объект для всеобщей народной радости. Нет, все-таки
одна попытка была. В поисках узла связи я набрел на летний театр, который
негласно служил загоном для коз.
Прямо на сцене вожак стада, если судить по длине рогов, поставил в позу
любви козу и взгромоздился на нее. Тем временем в партере козлы затеяли
драку на рогах. Зрителей среди них было немного, в основном были желающие
пободаться. Те, кто не бодался, просто резвились, как могли.
Народ в деревне непонятно куда подевался, и мне стоило труда найти
телеграф.
В магазинчике купил пряники в надежде полакомиться, но ничего не вышло:
продукт, похоже, сделали из комбикорма и мамалыги. Пряники скормил
милиционерам, преграждающим путь неорганизованному транспорту на выходе из
поселка. Остановился на посту и стал ждать попутку.
Хорошо, меня вовремя предупредил директор деревянного музея, чтобы при
возвращении я сказал милиционерам, будто работаю на научно-исследовательском
корабле, который бросил якорь в Малом Море и скоро уйдет. Иначе пришлось бы
платить немалые деньги за посещение национального парка. К такой растрате я
был не готов и поэтому старался изобразить из себя моряка.
На посту проторчал около двух часов. Все это время пришлось врать про
корабль и тяжкую долю научного сотрудника на нем. В конце концов заврался
настолько, что милиционер начал на меня косить глазом и подозревать
неладное. Благо, вовремя подвернулась попутка, и я уехал. Подвозили меня два
бурята. Говорили они только между собой, не обращая на меня особого
внимания. Чувствовал я себя при этом в роли барана, которого перевозят в
кузове грузовика.
Если бы я не был путешественником, то на пейзаж Тайжеранской степи
можно было бы не обращать особого внимания. Но я смотрел на степь и видел в
ней необычность. Чувствовалось присутствие таинственности и загадочности. Не
русской, инородческой казалась здешняя земля, и два сидевших впереди бурята
только укрепляли это впечатление.
Проехали мимо шаманских обрядовых мест. В основном это беседки с
деревом неподалеку. Дерево увешано множеством разноцветных, выгоревших на
солнце ленточек. Такие деревья смотрятся не совсем обычно: празднично,
однако новогоднюю елку совершенно не напоминают, скорее их можно сравнить с
мочалкой. В этих местах настоящие шаманы шаманят по-настоящему. Для нас,
европейцев это кажется фантастикой. Тем не менее шаманизм существует и
процветает до сих пор. Мне стало радостно за бурят из-за того, что они такие
патриоты.
Буряты-шаманисты церквей не строят, им вполне достаточно природы, где в
определенных местах сооружают нехитрое строение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38