Народ живет коренным образом, поэтому объединяет его не
удаленность от цивилизации, а что-то другое, местное байкальское.
Капитализм, конечно, оказал влияние на быт и нравы жителей, но не
настолько, чтобы разрушить чудесные особенности духа местного товарищества.
В российской буржуазной Европе сейчас отношения между людьми настолько
изменились, что, кажется, ничего хорошего на корню не осталось и нет в живых
того образца, с которого можно будет со временем начать возрождение нации.
Очень похоже на то, что российский генофонд сохранился только здесь, в
Сибири. Об этом можно догадаться по открытым взглядам жителей глубинки.
Именно они, эти жители сибирских захолустий, являются носителями духа нации,
того, чего не приобрести за деньги и не восстановить так просто, если
однажды растерять.
Разговоры наши застольные были всякие, но, в основном, радостные.
Заговорили о клещах, для которых сейчас был самый сезон. Оказалось, что двое
из присутствующих переболели энцефалитом, и что самое поразительное, так это
то, что ни у кого не было прививки. Удивляюсь беспечному отношению сибиряков
к страшной болезни: ее воспринимали чуть ли не как насморк.
Вышел на воздух ощутить байкальский простор и увидел местное население
в количестве трех человек, которые в честь лета и воскресенья устроили
праздник. Местность, где разыгрался праздник, представляла из себя косогор,
наверху которого сидели мужик с бабой и горланили песни под гармонь. Напевы
были старинные и соответствовали местной природе. Третий участник торжества
карабкался по косогору вверх, пытаясь достигнуть высшей точки и влиться в
коллектив. Желание его было велико, и я его понимал, потому как сам был не
прочь присоединиться к певунам.
На косогоре была неровность в виде крутяка, который обязательно надо
было преодолеть, чтобы достичь гармониста и солистку. Как только третий
мужик достигал перегиба, он поскальзывался и сползал вниз, на исходную
позицию. Косогор был крут и карабкаться приходилось на четвереньках. Попытки
мужик возобновлял с потрясающим упорством и повторил их уже раз десять. Он
был пьян в дым. Для его друзей он как будто не существовал. Они и не
собирались ему помогать, несмотря на то, что подползал к ним очень близко. О
помощи мужик не взывал, демонстрируя потрясающей силы душевное качество,
похожее на упрямство, только гораздо круче - что-то вроде упорства с
оттенком поразительной твердолобости. Обижаться за отсутствие помощи не
собирался - обиду не понял и не принял бы никто. Между ними царил дух
залихватской отчаянной радости и добродушия.
Я только первый день в Листвянке, но уже этого оказывается достаточно,
чтобы ощутить неповторимую особенность местного населения.
Пошли к Пламеневскому в гости. Владимир Пламеневский - человек
необычный и одержим всевозможными творческими порывами. Ему лет пятьдесят с
небольшим, у него достаточно молодая и симпатичная жена. Вместе они рисуют
картины и развешивают их на стенах собственной галереи, которая
располагается тут же, во дворе. Владимир, уроженец Севастополя, стало быть
земляк. Но к землякам своим я равнодушен, и этот факт ни в коей мере не
определил моего отношения к нему. Поражало в нем другое и, в первую очередь,
молодецкий задор по отношению к жизни вообще.
Когда я завел разговор о кругосветном плавании на яхте, он сразу
воспрянул духом и быстро согласился проделать путешествие со мной на пару.
До материализации идеи, думаю, у него дело бы не дошло: все-таки он не такой
псих, как я, но от того, что у него возникло искреннее стремление,
становилось тепло на душе, и я обрадовался наличию чудесной личности просто
так, как солнцу на небе.
Из господина Пламеневского прут наружу творческие силы в страшном
количестве, превращаясь в произведения живописи, стихи и архитектурные
строения причудливой формы. По собственному проекту он построил дом и
картинную галерею рядом. Внутренность дома похожа на каюту старинного
парусника, в которой поселился ученый-натуралист. Книг полно, и они радуют
глаз. Удивительно то, что Пламеневский построил прекрасный просторный и
светлый дом из горбыля, причем денежные затраты были до смешного
незначительные.
Я вспомнил друга Ваню, который возводит свое дорогостоящее медвежье
логово. Друга Ваню стало жаль. Мне нравится дом господина Пламеневского
гораздо более памятников деревянного сибирского зодчества в виде неказистых
изб. Строение Пламеневского воздушное, просторное, светлое и теплое. Мне
даже кажется, что внутри помещения звенят маленькие колокольчики. Молодец
мужик. Но сколько труда заложено в его доме! Я бы так не смог: не то, чтобы
сил не хватило, просто в голову не пришло. Восхищаюсь такими людьми, для
меня они - герои, которые совершили немыслимый подвиг труда. И все-таки
окружающий мир не такой, как сказочный и хорошо придуманный мир господина
Пламеневского. Сибирь куда как более дремуча и угрюма.
Договорившись, что через пару лет махнем вокруг света, пошли в
картинную галерею. Здание, в котором она находилась, было подобием дома
хозяина и представляло из себя крышу без стен. Внутри полно картин с
местными видами в ненатуралистическом стиле. Если бы я был женщиной, то
постарался бы отбить Пламеневского у его жены и женить на себе, чтобы жить
как в раю среди картинок, овеянных духом свободы и творчеством.
Создание картин и строительство чудо-дома не истощили Пламеневского до
конца, и остаток сил он решил израсходовать на написание стихов. Я не
литературный критик, поэтому подаренный им сборник стихов с дарственной
надписью воспринимаю просто как память о чудесном человеке, которого уже не
раз пытаюсь поздравить с Новым годом и никак не соберусь. Мне стыдно и
каждый раз даю себе клятвы сделать это на следующий год обязательно.
Собрание порешило, что мне обязательно надо познакомиться с Виктором -
бывшим капитаном Научно-исследовательского парохода " Верещагин", который
принадлежит Лимнологическому институту. Виктор много лет плавал по Байкалу и
наверняка знает много чего полезного об особенностях местного климата.
Вечером я был у него в гостях. Виктор рассказал, как предвидеть страшный
ветер горняк. Стопроцентной гарантии предсказания на все возможные случаи
возникновения горняка нет, но есть некоторые, наиболее типичные приметы.
Часто бывает, что перед первым порывом ветра можно наблюдать облака, которые
переваливают через горы. Бывает и так, что над горами повисает облако и
когда оно поднимается вверх и образуется просвет, жди беды. А может
случиться, что не будет никаких облаков и все неприятности начнутся просто
так, сами по себе и очень неожиданно. Я уже перестал соображать что-либо по
этому поводу.
За короткое время моего пребывания на земле иркутской я уже столько
наслышался страстей про Байкал, что в самый раз было либо повернуть оглобли
в обратную сторону и вернуться домой, либо отправляться в путь, не мороча
себе голову предсказаниями катаклизмов и перестать томиться предчувствиями
беды.
К Виктору меня привез Валера. Выйдя из машины, мы пошли в направлении
убогого одноэтажного строения по типу малосемейки. Дорогу нам перегородили
трое мужиков, смотревших на нас в упор, и одетые во что попало. Создавалось
впечатление, что нацепили они на себя без разбора вещи из бабушкиного
чулана, лишь бы только кое-как прикрыть тела.
Сразу вспомнился мой лучший сахалинский корефан - старший
электромеханик НИС "Искатель" Валерка Булычев. Перед тем, как уйти в запой,
он снимал с себя все вещи, кроме трусов, и облачался во что-нибудь, чего не
жалко. Однажды по случаю облачился в костюм сварщика, скроенный из
толстенной брезентухи, и прожил внутри его месяц, пока запой не кончился. За
это время успел схоронить своего дружка-собутыльника, на квартире которого
устраивался праздник жизни. Позже Валерка сокрушался по поводу того, что
взялся пить с тем, кто пить, по существу, не умеет. Вот так: если не можете
остаться в живых после месячного запоя, причем каждый день надо пить до
полной отключки, то нечего с Валеркой Булычевым садиться за один стол.
Мой Сахалинский кореш одевался в лохмотья по случаю выпивки, а мужики,
перегородившие нам путь, были трезвые, и я терялся в догадках, за кого их
принимать. Вскоре выяснилось, что они представители творческой интеллигенции
города Иркутска. Пятенко Сергей - музыкант и играет в разных местах, где
платят и где для души. Дубанов Николай и Кравкль Женя - профессиональные
театралы. Чем они в театре занимаются, так и не понял. Понял только то, что
они там далеко не последние люди, но дело не в этом. В театре я все равно
ничего не смыслю, и для меня они были просто людьми, которые смотрят на мир
очень правильно, потому что хотят увидеть в нем прекрасное.
Экзотический вид их одеяния объяснялся тем, что Николай и Сергей
помогают Жене строить баню на его земельном участке. Ничего особенного в
этом ребята не усматривали, а я усматривал, потому что жил последние девять
лет в Европе. Люди там себя так не ведут. Просто представить не могу, чтобы
один крымчанин помог своему другу крымчанину строить баню.
Я сам крымчанин, и у меня нет на родине друга, которому я хотел бы
помочь строить баню. Не жалею об этом, и я очень люблю то место, где родился
как память и как привязанность. Мне нравится там жить, там мой дом, там у
меня папа с мамой и сын Иван, который приезжает ко мне в гости.
Николай, Сергей и Женя! То, что вас объединяет, и то, что вы делаете
друг для друга, в Европе является пережитком прошлого, а новое поколение об
этом даже не догадывается. Вы не осознаете своих поступков и правильно
делаете, потому что осознание может привести к гордости, а гордость к
неискренности, после чего воздушный замок рухнет, потеряв опору. Берегите
себя, ребята, вы - бесценное народное достояние!
Мы сидели на кухне у Виктора, пили водку и чай. Мне было хорошо от
того, что нахожусь среди людей, излучающих в мир дружбу и доброту, и немного
жаль себя за то, что я в гостях и мне никак не успеть принять участие в
чудесном празднике жизни под названием дружба, ведь для дружбы надо время, а
я им не располагал. Одной ногой я был уже не здесь, а где-то далеко, в
безлюдной дали бескрайних байкальских просторов.
Узнав о том, что собираюсь переплыть Байкал, мужики всполошились и
начали много говорить об опасностях одиночного плавания вообще и по Байкалу
в частности. Я видел сибиряков, в душах которых теплится великая мечта о
путешествиях и дальних странах, и понял еще сильней, что мечта эта одна из
самых важных у человека. Вдруг захотелось посвятить свою жизнь строительству
воздушных замков, глядя на которые захочется обрадоваться просто так и
опечалиться о чем-то несущественном и прекрасном.
Когда-то я был другим человеком, мне хотелось оставить о себе след,
создать что-нибудь монументальное, вечное или полезное, на худой конец. В
этом я видел смысл своего существования. Но в один прекрасный момент вдруг
увидел с предельной ясностью, что природа уничтожает и предает забвению все:
и людей, и то, над чем они стараются всю жизнь.
Мир устроен очень правильно, и все, что появляется в нем, должно
исчезнуть когда-нибудь, наверное, чтобы вновь появиться, а может просто так
- навсегда. Непонимание прелести и удивительной гармонии этого факта
заставляет нас биться головой о стенку, противореча природе в бесплодной
попытке создать вещь на века. Нет в природе такой вещи, и нет в ней нужды.
Все, что мы делаем, очень примерно можно считать этюдными набросками к
большой и главной картине, которую нам никогда не нарисовать. Мы
раскрашиваем облака.
Мужики сговорились и дали мне диктофон, чтобы вдали от цивилизации я
наговорил навеянные ветрами и одиночеством "ценные" мысли. Диктофон был
заграничный и стоил денег, но мужикам жалко не было. Мне понравилась эта
идея, а особенно - отсутствие жалости.
Жизнь моя перестала существовать, как будни. Я - странник, и все вокруг
начало представляться полным таинств и прелестей. Душа моя была открыта к
восприятию заново увиденного мира. За тайной не надо далеко ходить, ее
просто надо уметь разглядеть, потому что она всегда при нас, только в
незамеченном состоянии. Прекрасен был вечер, прекрасны были люди, прекрасная
была премерзкая байкальская погода, прекрасен стал каждый день, казавшийся
праздником, прекрасна была жизнь, как миг радости. Только такой она и должна
быть. Жизнь.
Сортир у Виктора представлял из себя минералогическую выставку
байкальской каменной природы. На полках красовались образцы минералов и
разноцветные кристаллические друзы - смотрелось роскошно, не хватало только
музейных табличек с названиями. Туалет-музей хотелось посещать часто не
из-за выпитого чая, а из-за давнешней любви к камням.
После того, как Виктор ушел из Лимнологического института, он обзавелся
собственным пароходом и разъезжал на нем по Байкалу с разными коммерческими
и некоммерческими целями. Вскоре пароход стало содержать накладно, и он его
продал. Теперь вместо парохода у него коммерческий ларек под вывеской "Омуль
- продукты".
Я тоже плавал по разным морям и океанам и тоже содержал ларек, но
только с другим названием. Жалко себя за то, что потратил часть жизни на
мышиную возню. Не имею никакого права относиться как-нибудь к ларьку "Омуль
- продукты" и не буду, но было бы радостно видеть капитана за капитанским
делом, а не за прилавком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38