- Два года назад у меня собака из тайги принесла человеческую руку, -
начал Женя задушевный разговор.
-?...
- Милиционеры личность обглоданных животными человеческих остатков так
и не установили. Безнадежное это дело искать убийцу в тайге, - сказал Женя.-
Вот ты, к примеру, один, без ружья, без рации, и даже приемника у тебя нет
погоду слушать. Никто тебя не ждет на основании контрольного срока. Случись
чего - никто тебя и не кинется. А кинутся - так не скоро и найдут: до
Северобайкальска целый континент расстояния. А потом кто-нибудь обнаружит
все, что от тебя сохранилось, а узнавать уже нечего. Так народ здесь и
пропадает: уходит, бывало, в тайгу - и с концами. А ты один. А знаешь, что
там впереди, за Ольхоном? Там, брат, глушь. Сам увидишь.
Снаружи в ночи выл ветер. Во все стороны от меня и Жени простиралась
бескрайняя тайга. Мы сидели за столом и молча смотрели друг на друга. Свет
керосинки нарисовал под глазами у нас страшные черные тени. По-моему Женя и
сам испугался того, что наговорил. Я представил Байкал, каким он видится из
космоса, и понял, что, действительно, трудно будет обнаружить мои кости,
обглоданные дикими животными, и еще трудней опознать по ним меня.
На пустынном берегу стоял одинокий странник и держал в руках мой череп.
Путник никак не мог решиться, что делать - оставить находку валяться дальше
или взять домой в качестве сувенира. Подумав с минуту, он положил ее на
место и пошел путешествовать дальше. Не взял он мою засушенную голову,
потому что лень было с ней таскаться в дальней дороге. Череп имел дурной
запах и мог провонять все вещи в рюкзаке. Я остался загорать и
обветриваться. Одиноко мне было, но надежда на то, что стану сувениром и
буду стоять на чьей-нибудь полке, не покидала насовсем, потому что помер я
слишком рано и еще не разучился надеяться. Байкал...
За долгую жизнь в глуши у Жени накопилась тьма невысказанных мыслей , и
он хотел начать с самого главного и уже было начал, но невольно скатился к
наболевшему и почти к бытовому - к проблеме прописки его в этом захолустье.
Что-то там у него не вязалось с начальством, но все, в конце концов,
разрешилось, и он стал теперь полноправным хозяином своей хижины.
Было уже за полночь, когда я пошел спать. Банька одиноко стояла на
берегу моря и мне показалось, что ждет меня, только стесняется в этом
признаться. Для меня она не была уже совсем чужой, я немного привык к ней -
ведь она мой дом, пусть на одну ночь, но все-таки дом.
Наутро пробудился счастливым и непонятно почему. Банька за ночь
сделалась уютной, как будто волшебник поработал, пока я спал. Обжитость
образуется не от того, что ты запомнил расположение предметов внутри жилища,
а от чего-то другого, более существенного и таинственного, от мыслей,
наверное, или от снов.
Удивительная вещь странствие - ураган встреч и разлук, новоселий и
переездов. Все смешивается и превращается в настоящий праздник - сказочный
карнавал жизни. Хочется любить мир.
Небеса не предвещали ничего хорошего. Они были мрачны, как будто не
умылись с утра и не сделали зарядку. По морю носился ветер.
Я уселся на прибрежную землю и задумался о Байкале. По-моему, ни об
одном сибирском объекте природы не написано столько всякой всячины, как о
Байкале. Неутомимая жажда знаний, которой были воодушевлены исследователи,
толкала их на научные подвиги, не имеющие к сути здешней природы никакого
отношения. Первопроходцы ринулись измерять и описывать Байкал с
поразительной дотошностью. Нет такого моря в мире, где берега были бы так
детально описаны и измерены. Взять хотя бы труды Я. Черского. В Ленинской
библиотеке откопал отчет его экспедиции по исследованию берегов Байкала. Все
уважают Черского, и я тоже: - великий муж и герой. Но ведь его исследования
- это препарирование живого существа. Представьте себя на месте Байкала,
представьте, что измерили вас полностью, вычислили все, что только можно
вычислить: вес печени, объем мозга, кислотность желудочного сока и т.д.
Потом записали все аккуратно в книжечку, которую предъявят всякому, кто
пожелает с вами познакомиться. А может, с вами захочет познакомиться женщина
на предмет любви и увидит вас записанного в книжечке по частям с безумным
количеством подробностей. Всего в этой книжечке будет в изобилии: научных
выводов, оригинальных вычислений и табличных данных, всего там будет вдоволь
- не будет только вас, потому что вы - не деталь и не подробность, и не суть
физико-химического процесса, вы даже не их совокупность, вы - вещь неделимая
и неизмеряемая. Вас никто не полюбит по частям, в таком виде вы никому не
нужны.
Если с человеком так поступать не нужно и даже вредно, то почему можно
с морем, которое все любят, потому что не полюбить Байкал способен только
человек , который не способен любить вообще. Почему раздраконили байкальскую
природу на кусочки, на детальки, и потом пытаются собрать из этого что-то
цельное? Не получится этого никогда, как не получится склеить вдребезги
разбитое зеркало. И чем подробнее наши знания, тем меньше осколки, и тем
меньше в них толку, а все вместе они - просто куча мусора.
Совсем не вредно знать глубину водоема - вредно на основе этого
создавать впечатление и представление о нем, о его сути.
Вот выдержки из книги о Байкале (книга совершенно ненаучная, она
сконструирована для народного потребления): "...водоем , воды в котором
больше, чем в Азовском море , в 92 раза, в Белом - 4,3 раза, и столько же,
сколько в пяти Великих североамериканских озерах, вместе взятых! По объему
его превосходит лишь Каспий..."
У меня есть друг сибиряк Ваня Ландгров, он весит 125 кг, а у меня всего
80, но я никогда не представлял его в 1,5625 раза тяжелей себя. На людях
такое сравнение могло бы сойти за шутку, правда, с большой натяжкой, но
автор цитаты не шутит и, действительно, представляет себе Байкал в 4,3 раза
больше Белого моря и призывал нас удивиться этой ерунде вместе с ним.
Дальше - лучше: " Я. Черский в 1886 г. насчитал 174 мыса ( Я уверен что
никто не сосчитал все мысы у берегов Черного моря.), из них 101 ( кошмар!)
находится на северо-восточном побережье, 73 - на юго-восточном...заливы...
из них самый большой Баргузинский площадью 725 кв. км. (он же самый глубокий
1284м), Чивыркуйский - 270, Провал- 197, Посольский - 35,Черкалов - 20,
Мухор- 16 кв. км...." . И еще много чего к этому приплетено в таком же духе.
Какого черта! Я физик по образованию и математик тоже, но я никогда не могу
вот так с ходу представить себе "Баргузинский залив площадью 725кв.км." даже
примерно. Для этого я должен извлечь квадратный корень из 725. Получается
26,92582403567 км. Стало быть площадь залива равна площади квадрата с такой
вот стороной. Теперь попробуйте представить такой квадрат. Ни у кого ничего
не получится.
Если вывести весь сибирский народ в степь и устроить соревнование по
представлению квадрата Баргузинского залива, то до десятых долей километра
дело, я думаю, не дойдет. Разброс в результатах представления будет
страшный, наверное от 10 до 50 км. И никто не сможет воткнуть флажок в степь
на отметке 26,92582403567 км. Никто. Краеведы, мать вашу! Свихнуться можно
от такой арифметики.
Разверзлись небеса, открывая бесконечную синь. Ветер стих, развернулся
и сделался попутным. Я поспешил собираться.
Женя вышел меня проводить. Ему было жаль, что нам так и не удалось
поговорить как следует. Наверное для этого понадобилась бы целая неделя,
потому что Женя - старый и пережил на своем веку всякое, и, наверняка, у
него накопилось много безответных вопросов или просто тоски-печали. Мне тоже
хотелось с ним пообщаться и не торопясь, попариться в бане, но меня тянуло
вперед. Я чувствовал себя на пороге посвящения в великое таинство природы.
Отвалив от берега поставил парус и, как всегда, через несколько минут
ветер стих.
В течении первой половины дня стараюсь приноровиться к местным ветрам.
Кажется, несчетное количество раз пытался идти под парусом - ничего не
получалось. Как только поднимаю парус и напяливаю на себя все теплые вещи,
ветер неожиданно стихает, и надо опять переодеваться и переоборудовать лодку
под весла. Ветер дует минут по 15, иногда - 30, и сила его достаточна, чтобы
существенно ускорить и облегчить продвижение вперед, но массы воздуха
проносятся надо мной совершенно бесполезно и только сбивают с толку. Наконец
сообразил, что надо, и переделал рейковый парус на прямой. С таким парусом
управляться проще и его можно быстро поднимать и опускать, не бросая весел.
Получилось неплохо, правда при сильном ветре лодка кренилась и могла
перевернуться. Так чуть было не потерпел крушение, проходя губу Песочная (
тоже еще название: сначала бухта Песчаная, а за ней Песочная).
Берега лесистые и довольно крутые, иногда обрывистые. Ближе к воде лес
смешанный, выше - похоже, состоит из одной лиственницы.
Земля, простиравшаяся от меня по разные стороны, исконно инородческая,
бурятская: русские здесь пришлые. С этим связаны бездушные названия мест в
большинстве случаев. Называют природу, как правило, только для обозначения
или в честь кого-то или, что самое страшное вообще, не называют никак.
Сколько больших гор не названо русскими: посмотрите на карту. У бурят же,
наоборот, существует множество всевозможных духов связанных с различными
местами. Такое отношение к миру я думаю более правильное, любовное и
бережное, но вместе с тем необычное для нашего понимания. Мы, русские, можем
просто поговорить на эту тему, но чтобы попытаться проникнуться идеей
одухотворенности конкретного природного объекта, такого нет. И в Библии об
этом не написано, там все как-то вообще.
Природа здешняя одухотворена не нами, но ничего в этом плохого нет - не
разрушить бы то, что уже существует.
Бурятский народ очень необычен. Необычность его проявляется во всем.
Взять хотя бы народные способы бередить душу жалостью с помощью песен и
поверий. Вот что я нашел в докладах Императорского Географического Общества
за прошлый век.
В стародавние времена в городе Иркутске отлавливали молодежь с целью
подлечиться нетрадиционным способом (молодой человек - жертва почему-то был
обязательно бурятской национальности). Его отлавливали и на стенке
распинали, приколотив гвоздями. Потом с живого тела срезали бритвами куски
мяса для приготовления снадобья. Жертва обязательно должна быть живой, иначе
мясо потеряет целебные свойства. При этом бедный бурят не ощущал боли и пел
песню:
От блеска ножа-бритвы
Трясется мое тело,
От блеска ножа - складня
Сотрясается моя голова,
Если бы я поступал по слову отца,
Не был бы пойман,
Если бы я слушал матери,
Не приехал бы в Иркутск.
Наверное, отец обо мне спросит.
Скажите, что остался на базаре,
Скажите, что коричневой шелковой материей торгует.
Пожалуй, если снова спросит ,
Отдайте вырученный серебряный перстень.
Скажите, что на базаре задержан.
Всего разрезают и рассекают, скажите.
Если мать спросит,
Скажите, в Иркутске остался,
Пестрым торгует, скажите.
Повернется и опять спросит, -
Выньте и отдайте ей серебряный перстень иржи.
Скажите, что задержан в Иркутске,
Скажите, что разрушают и уничтожают.
Песню эту напевал несчастный бурят своим товарищам, которые стояли тут
же рядом. Они стояли и запоминали слова песни, после чего ее начали петь
буряты заунывным и печальным напоем повсеместно, заливаясь при этом горючими
слезами.
Жалостливость не бурятская отличительная черта - это достояние всего
человечества. Жалости полно у нас, у русских: тот же "замерзающий ямщик" или
современные жалостливые туристические песенки. Не все, конечно,
туристические песни жалостливые, а только, на мой взгляд, самые неудачные.
Содержание их незатейливое: группа людей залезла в глухомань и сидит там,
обливаемая дождями и обдуваемая ветрами, выполняя при этом тяжкий и
рискованный труд. А тем временем где-то далеко, в городах сидят такие же, но
в тепле и уюте. Мы с вами должны представить и тех и других сразу,
почувствовать разницу и преисполниться чувством жалости. В студенчестве мы
никогда не пели таких песен, но на самом деле их очень много. Однако до
бурятской жалости нам, славянам, далеко.
А что же товарищи бедного бурята? Они не бросились на выручку и не
убежали со страху домой, они стояли рядом и запоминали слова предсмертных
стонов своего приятеля. Необычно все это.
В этот день прошел 40 км. Шел до позднего вечера и никак не мог найти
себе подходящего места для стоянки: пляж был или узок или усыпан
здоровенными булыганами, на которых не поставить палатку. Начало темнеть, и
я высадился на небольшом пляжике всего метров пять в ширину. Обычно, когда
останавливаешься для ночлега, то стараешься найти какую-то особенность:
корягу причудливой формы, широкий и плоский берег, защищенный мысом от
ветра, наличие дров поблизости и т.д. Там, где я остановился, не было ничего
особенного. Походил по берегу и не нашел никакого обоснования для места, на
котором поставить палатку. Все вокруг одинаковое: по виду, по впечатлениям и
по тому безразличию, с которым относилась данная местность к моей персоне.
Место не представляло из себя никакой особенности - оно было обычным и
скучным.
За день страшно устал и чувствовал себя опустошенным, даже не хотелось
разводить костер и готовить пищу. Сижу на обычном камне в совершенно обычном
месте, не испытывая никаких особенных ощущений. Даже не грезится: я просто
существую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38