- Никакого, друг Гектор. Я не хочу обидеть мистера Аберкромби, но
эта картина просто не стоит таких денег. Единственное, чем она может
напоминать более достойную работу - это поразительное сходство объекта с
изображением на голограмме с Байндера X, которая была продана около двух
лет назад, за 150 тысяч кредитов.
Аберкромби развернулся в мою сторону.
- Говоря "объект", вы имеете в виду модель?
- Да, друг Малькольм.
- И вы видели эту модель раньше? - допытывался он.
- Не уверен, друг Малькольм, - ответил я. - Я заметил разительное
подобие натуры на этой картине и на голограмме с Байндера X. Но я видел
сходное изображение и на патагонской картине, а Патагония IV была
покинута за 308 лет до рождения Килкуллена.
- Вам, наверное, все люди кажутся одинаковыми, - предположил
Аберкромби, и мне показалось, что он напряженно следит за моей реакцией.
- Нет, друг Малькольм, - ответил я. - Я нахожу человеческие лица
вполне различимыми. Иначе я не выбрал бы искусство скопления Альбион
своей специальностью.
Он задержал на мне долгий взгляд. Я чувствовал его внутреннюю
неприязнь, хотя не мог найти ей логическое объяснение. Наконец он
обратился к Рейберну.
- Я хочу переговорить с вами, - сказал он. - Наедине.
- Почему бы нет? - откликнулся Рейберн и повернулся ко мне. - Не
пойти ли вам к мадам Чонг, Леонардо? Я вернусь через пару минут.
- Хорошо, друг Гектор, - сказал я и вернулся в главную галерею,
радуясь, что наконец избавился от малоприятного присутствия Аберкромби.
- А где Гектор? - поинтересовалась Тай Чонг, увидев меня одного.
- Беседует с мистером Аберкромби, у которого я, похоже, вызвал
глубокую неприязнь, - объяснил я. - Но право, я ничем не оскорбил его,
Достойная Леди.
- Уверена, что нет, - успокоила она меня. - И очень надеюсь, что вы
не станете судить обо всех людях по сегодняшнему вечеру.
- Я вообще их не сужу, Госпожа, - ответил я.
- А стоило бы.
Она замолчала, рассеянно глядя, как уходит по умеренной цене маленький
трехмерный космический пейзаж с Тамаалики II, и как продают раннего
Камати, несколько дороже, чем я предполагал, ибо он не отличался
изяществом линий. Затем вернулся Рейберн, с забавным выражением на лице.
- Ну? - потребовала объяснений Тай Чонг.
- Он только что сделал самое идиотское предложение из всех, которые
мне приходилось слышать!
- Что именно? - спросила она.
- Сейчас, - ответил он и взглянул на меня. - Леонардо, я хочу знать
правду, и немедленно: что вы думаете о Малькольме Аберкромби?
- Я думаю, что из-за аукциона он, вероятно, находится в состоянии
значительного нервного напряжения, друг Гектор.
- Бросьте, - фыркнул Рейберн. - Я же сказал - правду.
- Я думаю, что он - узколобый ксенофоб с совершенно недостаточным
знанием современных цен на рынке искусств, - произнес я, почувствовав,
как приобретаю Оттенок Абсолютной Честности.
- Это уже похоже на правду, - со смешком подтвердил Рейберн. - Он о
вас думает еще хуже.
- К делу, Гектор, - раздраженно сказала Тай Чонг.
- Дело в следующем, мадам Чонг, - сказал Рейберн. - Малькольм
Аберкромби только что предложил галерее Клейборн на выбор: набросок
тушью раннего Сабаи либо пятьдесят тысяч кредитов.
- За что?
Рейберн довольно ухмыльнулся.
- За неделю работы Леонардо.
3
Я сидел один в кабинете Малькольма Аберкромби и чувствовал себя очень
неловко.
Я прибыл почти на десять минут раньше назначенного времени и девять
минут ждал на оживленной, шумной улице, рассматривая четкие очертания
его огромного дома, математическую точность газонов, любуясь изяществом
двух больших, красивых каменных фонтанов у западного и восточного
крыльев здания.
Наконец, будучи уверен, что уже не принесу никаких хлопот, явившись
раньше назначенного срока, я ступил на движущуюся дорожку, приготовился
к тому, что она мгновенно доставит меня к парадным дверям и - ничего не
произошло.
Меня охватило чувство нарастающей паники. Дом отстоял от улицы почти на
пятьсот футов, а при моем физическом строении и довольно большой силе
тяжести на Дальнем Лондоне я просто не мог преодолеть это расстояние за
оставшуюся минуту. У меня было три дня, чтобы подготовиться к встрече, и
все-таки я опаздываю.
Мне не оставалось ничего другого, как пойти пешком, но не успел я
сделать и шага, как механический голос спросил, куда меня доставить - к
парадной двери, служебному входу или входу в крыло для гостей.
- К парадному входу, пожалуйста, - с чувством огромного облегчения
произнес я.
- Прошу прощения, - ответил голос без всякого выражения. - Моя
программа не позволяет мне транспортировать представителей
нечеловеческих рас к парадной двери. Будьте добры сделать другой выбор.
- Мне назначил встречу мистер Аберкромби, - пояснил я. - Я еще не
знаю, буду ли я принят в качестве гостя или слуги.
- Моя программа не позволяет мне транспортировать представителей
нечеловеческих рас к входу в крыло для гостей. Вы хотите войти через
служебный вход?
- Да, - ответил я. - И пожалуйста, поспешите. Мне надо быть там
через тридцать секунд.
- Я запрограммирована на движение с одной скоростью. Пожалуйста,
приготовьтесь, транспортировка начнется через 10 секунд.
Я вздохнул, расставил ноги поустойчивее, и дорожка медленно и плавно
поползла к дому.
- Здесь сходить нельзя, - объявила она, когда мы миновали парадную
дверь, и повторила свой запрет минуту спустя, когда мы огибали восточное
крыло дома. Наконец дорожка остановилась у более скромной двери и
попросила меня войти в дом.
Я вошел, и ко мне подкатился сверкающий, обтекаемый робот. Это был
всего третий робот, увиденный мной на Дальнем Лондоне.
- Вы Леонардо? - спросил он.
- Да, - ответил я.
- Вас ждут. Следуйте за мной, пожалуйста.
Робот развернулся кругом и покатился по обшитому панелями коридору,
затем остановился и подождал меня.
- Войдите в этот кабинет, - сказал он, открывая передо мной дверь.
- Мистер Аберкромби скоро присоединится к вам.
Я прошел в кабинет, настолько обрадованный тем, что мое опоздание
прошло относительно незамеченным, что сначала почти не почувствовал
инстинктивного беспокойства, охватившего меня, когда закрылась дверь и я
остался совершенно один в замкнутом пространстве. Я принялся
разглядывать все, что меня окружало, и приготовился к немедленному
появлению Малькольма Аберкромби.
Прошло сорок пять минут, и теперь я чувствовал себя очень одиноким и
заброшенным.
Кабинет в точности подтверждал мое представление об этом человеке:
холодный, богатый, надменный. Он был велик, даже слишком велик, с
несколькими дверями и удивительно пустыми стенами - ни картин, ни
голограмм. Против двери, в которую я вошел, стоял полированный
письменный стол, но на нем, кроме пепельницы и не бывшего в употреблении
письменного прибора, не было ничего: ни бумаг, ни компьютера -
совершенно ничего. Стул за столом был высоким и узким; обойдя стол, я
заметил на сидении стула подушечку. Вдоль одной стены стояли три кожаных
стула с высокими спинками, дорогие, но неудобные. Между двумя из них на
ониксовой подставке - небольшая хрустальная чаша альтаирской работы.
Окна за столом выходили в сад - акр зеленого лабиринта из тщательно
подстриженных кустарников.
Чтобы постоянно не возвращаться мыслями к собственной изолированности,
я еще раз обдумал, как же лучше заговорить с хозяином, когда он,
наконец, явится. Он уже выразил некое недовольство диалектом Дружбы и
Симпатии, а от Просительного диалекта я отказался сам, поскольку не я
просил об этой встрече. Дело в том, что я не знал, кто я: гость, который
заговорит на диалекте Почетных Гостей, или платный консультант, который
прибегнет к диалекту Равных. И, конечно, была возможность того, что я
окажусь всего лишь нанятым на неделю служащим, и тогда допустим диалект
Наемных Работников, либо (если наш разговор будет касаться исключительно
дел) Деловой диалект.
Я все еще бился над этой проблемой, когда дверь отворилась, вошел
Малькольм Аберкромби и направился к своему столу. Цвет его одежды -
коричневый с янтарным - прекрасно дополнял декор кабинета, во рту торчал
массивный золотой мундштук с сладковато пахнущей сигаретой со Спики.
Он сел, последний раз затянулся, вынул сигарету из мундштука и смял ее
в пепельнице. Потом откинулся на стуле, сложил руки на животе и принялся
меня рассматривать. Я стоял совершенно неподвижно, стараясь произвести
впечатление полного спокойствия.
- Леонардо, да? - произнес он наконец.
- Вы правы, Малькольм, - отозвался я.
Он нахмурился.
- Мистер Аберкромби.
Вот вам и диалект Равных. Я тут же перешел на диалект Наемных
Работников.
- Как пожелаете, мистер Аберкромби. Уверяю, я не хотел вас обидеть.
- Я скажу, когда обижусь, - ответил он и снова посмотрел на меня. -
Похоже, тебе неудобно стоять. Возьми стул, не торчи.
- Простите, не понял?
- Садитесь, - сказал он с недовольным видом. - Если только ваша
раса не любит стоять. Мне все равно.
Я повернулся к трем кожаным стульям с высокими спинками, которые стояли
у стены, и подошел к одному из них.
- Подвинуть стул к вашему столу, чтобы было удобнее беседовать? -
предложил я.
- Оставьте, где стоит, - грубо оборвал он меня. - Если понадобится,
будем говорить громче.
- Как пожелаете, - сказал я, осторожно усаживаясь на стул.
- Наверное, вам надо предложить выпить или еще чего-нибудь? -
сказал Аберкромби. - Вы вообще что-нибудь пьете?
- Я уже принял дневную порцию воды, - ответил я. - А человеческие
стимуляторы и одурманивающие не совместимы с моим обменом веществ.
- Ну и ладно, - он пожал плечами и снова стал меня рассматривать. -
Знаете, вы первый инопланетянин, кого я допустил в этот дом.
- Для меня это большая честь, мистер Аберкромби, - сказал я, решив,
что диалект Наемного работника - действительно самый подходящий,
поскольку диалект Равных исключает ложь в общении.
- Кроме пары слуг, которые и работать толком не умели, - добавил
он. - В конце концов пришлось дать им пинка под зад.
- Прискорбно слышать.
Он пожал плечами.
- Я сам виноват. Не надо было нанимать инопланетян.
- Но вы наняли меня, - подчеркнул я.
- Временно.
Минуту мы сидели молча. Он вставил новую сигарету в мундштук, закурил.
- А откуда у вас имя Леонардо? - спросил он неожиданно.
- Когда я был молод, то мечтал стать художником, - объяснил я. -
Мне не хватало таланта, но я всегда носил с собой образцы своих работ,
время от времени пополняя их. Вскоре после того, как я попал в Галерею
Клейборн по программе обмена специалистами, я показал свои работы
Гектору Рейберну. Там была интерпретация "Моны Лизы" да Винчи в
твенистской манере, которая ему понравилась, и поскольку мое имя
непроизносимо для людей, Гектор решил называть меня Леонардо.
- Дурацкое имя.
Диалект Наемного работника не позволил мне возразить своему нанимателю
на заявление, сделанное таким убежденным тоном, так что я промолчал.
- Оно подходит бородатому мужику, заляпанному краской, - продолжал
он, - а не полосатому чудищу с оранжевыми глазами и свороченным на
сторону носом.
- Это существенная часть моего Узора, - объяснил я. - Дыхательное
отверстие находится у меня между глаз. Возможно, с такого расстояния вам
не видно.
- Оставим в покое расстояние, - сказал он. - Созерцание вашего носа
для меня не есть первоочередная задача.
- Я останусь на месте, - уверил я его. - Не надо меня бояться.
- Бояться? - презрительно фыркнул он. - Черт, да я потерял счет
убитым мной инопланетянам! Я был в битве на Канфоре IV, три года на
Раболианской Войне. Может, мне и приходится терпеть отдельных наглых
выродков, которые напяливают человеческую одежду, учат человеческий язык
и вообще воображают себя людьми, но я не обязан любить вас и не
собираюсь с вами обниматься. Знайте свое место, и мы отлично поладим.
Мое присутствие так явно не доставляло ему удовольствия, что мне стало
еще интереснее, зачем же он требовал встречи, и я попробовал
сформулировать свой вопрос настолько тонко и безобидно, насколько
позволял диалект Работника. Он понял меня лишь с третьей попытки.
- У меня есть причины думать, что вы можете быть мне полезны, -
ответил он.
- В каком качестве? - спросил я.
- Кто кого нанимает, вы или я? - сказал он раздраженно.
- Вы, мистер Аберкромби.
Он выпустил облачко дыма, наклонился вперед, оперся локтями на стол и
устремил на меня пристальный взгляд.
- Как вы думаете, какое у меня состояние?
- Понятия не имею, - ответил я, удивленный таким вопросом.
- Почти 600 миллионов кредитов, - сказал он, внимательно глядя за
моей реакцией. - Если вы сделаете свою работу, вы увидите, что я бываю
щедрым даже к инопланетянам.
Он смотрел на меня, не мигая.
- Но я хочу, чтоб вы знали и другое: когда меня пытаются водить за
нос, я самая злопамятная сволочь в мире. Если вы стащите у меня одну-
единственную пепельницу, я потрачу все 600 миллионов до последнего
кредита, чтобы изловить вас. Понятно?
К счастью для нас обоих, я не воспользовался диалектом Равных, не то
мой ответ глубоко бы его оскорбил, а возможная реакция стоила бы мне
острых физических неудобств. Я просто сказал:
- Бъйорнны не крадут, мистер Аберкромби. Это противоречит
гражданским и моральным законам.
- Война тоже противоречит, и все воюют, - сказал он. - Я сорок лет
собирал свою коллекцию, и прежде чем вас к ней допустить, хочу знать о
вас побольше.
- Если вы так обеспокоены сохранностью своей коллекции, то нет
необходимости мне ее показывать, - сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33